Читаем без скачивания Разрыв - Лорен Стефано

- Ты не очень хорошо выглядишь – хмурится Роуэн.

- Должно быть смена часовых поясов, как ты и сказал.

Он нежно прикасается своим плечом к моему. Это такой привычный жест. Он так делал раньше. И это заставляет меня так скучать по дому, что мне хочется плакать, но я не буду, я отказываюсь, он должен видеть, что теперь я сильная, что я не та, кем я когда-то была. Но кто я теперь?

- Слушай – говорит Роуэн, когда мы входим в здание. Он наклоняется ближе ко мне и шепчет – Ты увидишь кое-что, что может тебя напугать. Но я хочу, чтобы ты знала, что я согласился. Я хочу, чтобы ты знала, что я буду в порядке.

- Я думала, я говорила тебе, что меня не нужно ни чему готовить – говорю я.

Он опять стукает мое плечо.

- Просто помни, что я сказал.

Мы проходим через несколько пропускных пунктов безопасности, и я обращаю внимание на вооруженных охранников, некоторые их них мужчины некоторые женщины. Все они выглядят так будто им больше двадцати или двадцати пяти, но я не уверена. Я чувствую себя такой усталой и разбитой, весь день был окутан нереальными оттенками. Это почти достаточно чтобы поверить, что мой брат действительно рядом со мной, что я стою на земле, которой как мне сказали, больше нет. А потом мы резко останавливаемся. Роуэн говорит с женщиной первого поколения, она направляет его к двери, белой и стерильной на вид, как и все остальное вокруг нас. Это место с белыми стенами и острыми краями, так девственно, что мне кажется, мы портим пол нашей обувью. Роуэн смотрит на меня через плечо, и я вижу тринадцатилетнего мальчика, который стоял рядом со мной, когда земля содрогнулась под нашими ногами, когда наши родители были убиты. Я вижу осознание и страх. Я вижу, как все меняется. И тогда я уже ничего не могу прочесть в его глазах.

- Я увижу тебя позже – говорит он мне.

- Подожди – говорю я – Куда ты идешь?

Вон обнимает меня, поворачивая к противоположному концу зала.

- Пойдем со мной – говорит он мне.

Я смотрю через плечо, но Роуэн уже исчез.

Мы проходим еще один контрольно-пропускной пункт, и тогда мы оказываемся в тускло освещенной комнате, что не больше шкафа в моей спальне в особняке. Одна стена практически полностью сделана из стекла, он показывает на номер с неоновыми огнями и кровать с матрасом под колпаком.

- Я подумал, что мы могли бы пообщаться - говорит Вон – Мы с тобой никогда не ладили, но теперь когда обстоятельства изменились, я бы хотел начать все сначала. Пожалуй, раньше я тебя недооценивал. Я не был честен про тесты, которые я проводил на тебе, пока ты была замужем за моим сыном. Просто ты была так упряма, я был уверен, что ты не станешь возражать. Но я много интересного узнал у твоего брата. Теперь я знаю, что вы оба светлые дети. Твои родители, конечно, гордились бы тем, как все повернулось.

Мои руки сложены, и я смотрю сквозь стекло.

- Не говорите о моих родителях.

- Очень хорошо – говорит он – Тогда я скажу только, что видел их записи, и восхищаюсь их трудами. Может быть лучше будет, если ты прочтешь, что они написали для себя.

Мне ненавистна мысль, что он читал заметки мох родителей, что его глаза видели их мысли, в последствии обернувшиеся для меня шприцами и таблетками. А теперь и для моего брата.

- Делом моей жизни, стало найти лекарство - продолжает он – Я не буду утомлять тебя рассказами о чувствах и откровениях, что я испытал, когда потерях своего первого сына, и радость которую я испытал, когда родился Линден. Но с каждым мигом, радость омрачалась страхом не найти его. И это тот страх, который подстегнул меня к действиям и привел меня к одной из моих почтительных профессий, врача и ученого генетика.

Это правда. Вона знают по всей стране.

- И это мой тяжкий труд, который вызвал интерес у президента. Около тридцати лет назад, когда было обнаружено, что у наших детей есть этот таинственный недуг, президент начал собирать элитную команду, лучшую в своей области понимания и решения проблемы. Я был выбран, всего несколько лет назад. Но этого мало, чтобы быть выбранным. Каждый специалист, чтобы пробудить интерес президента, должен подготовить тематическое исследование. Например, Доктор Глассман сделал увлекательную презентацию о мутации детей. И как часть его исследования, доктор Хесслер подготовил заметки о недуге, который стал известен, как вирус. Это не совсем вирус, как ты понимаешь. Вирус – это нечто такое, от чего заражаются, это не то, что происходит за счет генетики. Но когда наши дети впервые стали умирать, мы не подозревали генетику. Мы подозревали очередную вспышку, вроде отравления пестицидами. Конечно, сейчас мы знаем больше.

Свет в комнате по другую сторону стекла зажигается. Дверь открывается, и медсестра катит каталку. Мои легкие сжимаются. У меня пересыхает во рту. Мальчик лежит на каталке, бледный и не подвижный, будто мертвый, РОУЭН.

- Я пытался придумать исследование, которое было бы достойно президентского времени – говорит Вон.

Четыре медсестры перекладывают моего брата из каталки в кровать.

- Сначала я пытался представить путь нового поколения, который адаптировался к их короткой продолжительности жизни. Я баловался с идеей самок, которые могут выносить ребенка еще раньше полового созревания. Кое-какой прогресс был, я думаю, но ни один из подопытных не выдержал процедуры.

Это то, что он сделал с Лидией в подвале и с Дейдре. Лидия не выжила после последней попытки, и я не знаю, буду ли я достаточно храброй, чтобы посмотреть в лицо, тому что случилось с Дейдрой. И хотя это ужасно, но одна из медсестер заклеивает веки Роуэна, чтобы глаза были открытыми. Установка выглядит знакомой. Так отвратительно знакомой.

- Твой брат отдал заметки твоих родителей, о репликации вируса.

Я слышу приглушенные команды, которые произносятся через громкоговоритель. Шлем опускается с потолка, и медсестра фиксирует его на голове Роуэна, закрепляя на подбородке. Я вижу как поднимается и опускается его грудь, но в остальном он парализован. Руки лежат по швам, капельница подает жидкость в вену. Я не хочу на это смотреть, но не могу отвести взгляд.

- Наша Дженна была интересным кандидатом для тестов твоих родителей – говорит Вон – Я не буду вдаваться в кровавые подробности; я знаю, насколько ты была близка с ней. Разумеется, она не выжила.

Вот, когда я перестаю слушать. Я смотрю на своего брата, и стараюсь слушать голос, идущий через динамики над его кроватью. Он отдает команды и слова, которые для меня непонятны, я их только слушаю. Я знаю что произойдет дальше, еще до того когда я вижу иглу приближающуюся к его глазу. Моя рука дотрагивается до стекла. Рот образует букву «О». Считаю секунды, пока все не закончится. Я думаю, о том, зачем он это делает. Я думаю, о том, как едва подрагивает его нижняя губа. Просто смотрю на вторую иглу для второго глаза, и это навивает воспоминания о моем опыте в такой же позе. Сесилия была там, чтобы рассказать мне свою историю о процедуре. Роуэну там не с кем поговорить. Ни с одной из медсестер, которые следят, как проходит процедура, которые кладут его безвольное тело на носилки, когда все заканчивается. Когда убирают ленту с его глаз, он мигает. Я смотрю на его пальцы, сжимающиеся в кулак, и понимаю, что вместе с ним, сжимаю свои пальцы напротив сердца. Вон до сих пор говорит.