Читаем без скачивания Орел и Волки - Саймон Скэрроу

— Тут ты в самую точку попал! — кивнул Макрон. — Беспокоиться, разумеется, есть о чем. Пойдем-ка поищем что-нибудь выпить.

ГЛАВА 19

Трибун Квинтилл медленно шел по грязным улицам Каллевы. Впереди вышагивали телохранители, выделенные ему Плавтом, шестеро отборных, грозного вида воинов, ростом и шириной плеч не уступавших своему командиру. Он знал, что требуется, чтобы произвести впечатление на туземцев. Как личный представитель командующего, а в более широком смысле — и самого императора, он должен был служить живым воплощением не ведающего поражений народа, избранного богами, дабы покорять племена, прозябающие в дикости за рубежами великой империи.

Шествуя между крытыми соломой хижинами к царской усадьбе, Квинтилл с любопытством поглядывал по сторонам. Горожане в основном сидели перед своими лачугами, большинство из них роднили осунувшиеся угрюмые лица. Изможденные, но, как отметил про себя трибун, еще не до той степени, когда голод лишает людей воли, делая их безразличными ко всему. Эти люди пока могли двигаться, а значит, существовала опасность, что они могут откликнуться на призыв восстать против Верики и против Рима.

После шума на плацу римской базы тишина в городе казалась зловещей, и Квинтилл ощутил облегчение, когда, свернув за угол, увидел впереди деревянные ворота и частокол. К удивлению трибуна, ворота были закрыты. Походило на то, что царь был прекрасно осведомлен о медленно закипающем в городе недовольстве. По приближении римлян один из часовых над воротами повернулся и криком сообщил о появлении незнакомцев. Однако когда Квинтилл подошел к воротам, они так и не раскрылись. Он уже начал опасаться, что столкнется с непозволительным пренебрежением к своей персоне и его просто проигнорируют, но тут на смотровой надвратной площадке возник еще один человек. Щурясь от яркого солнца, Квинтилл поднял глаза и разглядел возвышавшегося над оградой огромного, могучего воина.

— Ты понимаешь латынь? — спросил с улыбкой трибун.

Туземец кивнул.

— Тогда будь добр, передай своему царю, что трибун Квинтилл желает с ним повидаться. Я послан Авлом Плавтом.

Глаза бритта слегка расшились.

— Жди, римлянин.

С этими словами он исчез, но ворота по-прежнему оставались закрытыми. Квинтилл раздраженно воззрился на шероховатые доски, хлопнул с досады себя по бедру и стал ждать, томясь на солнцепеке в узкой щели между бревнами частокола и скоплением жалких лачуг.

Недвижный воздух плавился от жары, ближайшая куча отбросов наполняла его такой вонью, что трибун невольно поморщился. Мухи с жужжанием описывали ленивые круги вокруг римлян, где-то неподалеку не переставая брехала собака. Чувствуя себя заброшенным в какой-то фантастический мир, Квинтилл сцепил за спиной руки и стал расхаживать туда-сюда перед запертыми воротами. Весь этот городишко просто вопит о том, чтобы снести его и опять возвести, но уже в другом стиле. Трибун живо представил себе будущую столицу своей провинции: ровные ряды домов под черепичными крышами и скромную площадь с базиликой, символизирующей очередной триумф римского порядка.

Наконец с той стороны ворот тяжко громыхнул запорный брус, и спустя момент массивные деревянные створки медленно отворились. Бритт, которого Квинтилл уже видел, жестом пригласил римлян внутрь, и, как только они вошли, ворота снова закрылись.

— Туда.

Бритт ткнул пальцем в чертог и пошел вперед, не дожидаясь ответа. Квинтилл на миг оторопел от такой неотесанности, но он совладал с раздражением и кивком велел своим людям следовать за дикарем.

Во дворе царской усадьбы было почти так же тихо, как и за воротами. Немногочисленные охранники расхаживали вдоль частокола, посматривая сверху на соломенные крыши лачуг, остальные воины сидели кучками у строений или спали в тени, но Квинтилл заметил, что пересекавшую двор горстку римлян проводила не одна пара глаз. Четверо караульных у входа в чертог тоже сидели на корточках, но торопливо поднялись на ноги, завидев приближающихся чужеземцев. Уже в дверях бритт повернулся к трибуну и не допускающим возражений тоном сказал:

— Твои люди подождут здесь.

— Это мои телохранители.

— Они подождут здесь! — твердо повторил бритт. — А ты иди со мной.

Контраст яркого света снаружи с полумраком внутри помещения был столь силен, что Квинтилл, следуя за бриттом по грубо сработанным каменным плитам, поначалу видел лишь смутные очертания его мощной фигуры. Сквозь маленькое вентиляционное отверстие в кровле падал отвесный луч света, в котором плясали золотые пылинки. Квинтилл отметил, что воздух чертога приятно прохладен, однако насыщен запахами пива и кухни. В дальнем конце зала находился маленький дверной проем, задернутый плотным кожаным пологом. Перед ним, опираясь на рукоять упертого острием в пол меча, стоял страж. Бритт кивком велел ему отступить в сторону, а сам легонько постучал согнутым пальцем по деревянной дверной боковине, одной из двух, поддерживающих верхний брус. Из-за полога донесся голос, бритт отдернул завесу, вступил в проем и знаком предложил трибуну следовать за собой.

Личный покой царя по римским понятиям был неуютным и безвкусно обставленным. Квинтиллу пришлось сделать усилие, чтобы сдержать снисходительную усмешку. На неровно оштукатуренных стенах висели звериные шкуры, под ними темнели какие-то сундуки, очевидно с рухлядью, драгоценностями и посудой. Ближе к входу располагался большой стол с расставленными вокруг него стульями, а в дальнем углу помещалась большая кровать, тоже сплошь покрытая шкурами. Верика стоял возле нее, натягивая тунику на свое тощее, иссохшее тело.

Легкий, мелодичный смех привлек внимание трибуна к постели, и он увидел над покрывалом личико совсем молоденькой девушки, почти девочки. Верика что-то сказал ей и щелкнул пальцами, указывая на выход. Девица тут же откинула покрывало, спрыгнула с кровати, подхватила лежавший в ногах скомканный плащ и, как была, нагишом пробежала мимо вошедших. Квинтилл отступил на шаг, пропуская наложницу к двери, и скользнул по ее телу одобрительным взглядом.

— Хочешь ее? — спросил Верика, ковыляя ему навстречу. — Конечно, после того, как мы побеседуем. Она хороша.

— Ты очень добр, но, боюсь, мне сейчас не до любовных утех. Кроме того, я предпочитаю женщин постарше, у них больше опыта.

— Опыта?

Верика нахмурился.

— А меня, признаться, уже тошнит от избытка опыта, и с каждым днем все больше. В моем возрасте тянет к тем, кого опыт еще не испортил. Прости. — Верика улыбнулся и приветственно поднял руку. — В последнее время я стал слишком часто задумываться о своем возрасте. Прошу садиться, трибун. Я послал за вином. Мне известно, что мои друзья римляне предпочитают вино нашему пиву.