Читаем без скачивания Орел и Волки - Саймон Скэрроу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты его видишь? — ворчал Макрон, вытягивая шею и вертя головой, что, впрочем, мало чему помогало, ибо он был приземист, а сновавшие вокруг рослые кельты полностью перекрывали ему обзор.
Правда, недостаток роста у бравого ветерана с лихвой окупался крепостью мускулов и шириной плеч, и Катон чувствовал, что его приятеля так и подмывает сорвать на ком-нибудь раздражение, пустив эти преимущества в ход.
— Нет.
— Тогда спроси кого-нибудь, олух!
Катон покосился на Макрона, едва сдерживая желание огрызнуться. В конце концов, изучил бы язык да и спрашивал сам.
— Ладно.
Он огляделся и поймал взгляд царского стража, стоявшего, привалившись к колесу одной из повозок и засунув большие пальцы огромных ручищ за пояс, удерживавший его пестрые штаны на объемистом волосатом животе. Катон поманил к себе парня, но бритт в ответ лишь ухмыльнулся, продолжая лениво вести наблюдение за хлопочущими рабами. Пришлось подойти к нему.
— Эй, приятель!
Воин с той же ленцой оглядел римлян.
— Ты не видел трибуна?
Катон знал, что говорит разборчиво, однако страж смотрел на него непонимающим взглядом.
— ТРИБУН? Римлянин, прибывший четыре дня назад. Он здесь?
— Ca, — ответил страж, сопровождая ответ кивком.
— Где?
Бритт кивком указал на чертог.
— Внутри?
— Ho! Упражняется.
Катон повернулся к Макрону.
— Он здесь. За чертогом.
— Хорошо, — буркнул Макрон, вперив суровый взгляд в кельта. — А ты, гляжу, шибко разговорчивый малый. Да?
Кельт, впрочем, латыни не понимал и потому промолчал, но глаз не отвел и опять ухмыльнулся.
— Пойдем, — сказал другу Катон. — Трибун ждет. Оставь это на потом, когда будет время.
Оба центуриона протолкались сквозь толпу к входу в чертог. Двое стражников у дверей знали их достаточно хорошо, чтобы пропустить без вопросов. Внутри помещения было прохладно и так темно, что потребовалось какое-то время, чтобы после яркого солнца глаза вошедших приспособились к полумраку. Затем Катон разглядел нескольких знатных бриттов, развалившихся на скамьях, тянувшихся вдоль стен зала. Широкие деревянные столы были уставлены чашами и деревянными блюдами с остатками недоеденной пищи. На полу, вперемешку с пьяными атребатами, лежали собаки, одна сука вылизывала припавших к соскам щенков. Мрак разгоняли редкие лучики света, пробивавшиеся сквозь рыхлую солому кровли над головой.
— Ну, тут все умаялись вмертвую, — буркнул Макрон и добавил, когда через заднюю дальнюю дверь в зал проник лязг мечей: — А кто-то, похоже, выгоняет хмель с потом.
Они вышли через черный ход из чертога и прищурились, оказавшись на залитом солнцем дворе, примыкавшем к ограде усадьбы и представлявшем собой что-то вроде площадки для тренировок, о чем говорили стойки с мечами и копьями, расставленные по углам. В тени, под стеной здания, сидела кучка царских телохранителей, а перед ними разыгрывалось настоящее представление, одним из героев какового являлся столь долго разыскиваемый друзьями трибун. Выставив перед собой короткий меч, он с видимой легкостью отражал наскоки наседавшего на него здоровенного бритта. У Катона перехватило дыхание: в боевой стойке Квинтилл был великолепен. Обнаженный по пояс, омытый солнечными лучами, этот отпрыск старинного римского рода сейчас выглядел как профессионал-гладиатор: под умащенной дорогими маслами кожей перекатывались рельефные мускулы, дыхание было свободным, ритмичным, движения плавными.
Бритт орудовал куда более длинным и тяжелым мечом, однако, похоже, и доставалось ему куда больше. На одном плече воина красовался глубокий кровоточащий порез, он тяжело дышал и с трудом удерживал свое оружие, однако это не помешало ему, набрав воздуху в грудь, с ревом кинуться на трибуна. Квинтилл стремительно метнулся вперед и в замахе, еще даже не успев набрать скорость, отбил в сторону длинный клинок, а затем, завершая выпад, ударил соперника рукоятью меча, угодив ему прямо в висок. Бритт охнул и рухнул наземь. Сидевшие в тени телохранители разразились одобрительными возгласами, посмеиваясь над своим невезучим товарищем. Квинтилл небрежно вонзил меч в землю и помог сопернику подняться на ноги.
— Ну вот и все. Никто особо не пострадал. Благодарю за разминку.
Бритт тупо посмотрел на трибуна и одурело мотнул головой.
— Я бы на твоем месте чуток посидел, отдышался… что-нибудь в этом роде.
Заметив обоих центурионов, Квинтилл воззрился на них исподлобья, но спустя миг на его лице расцвела приветливая улыбка.
— А, наконец-то. А я уж гадал, куда вы подевались.
Он выпрямился и отпустил бритта, который пошатнулся и снова опустился на землю.
— Явились, как только смогли, командир! — доложил Макрон, салютуя.
— Да, хорошо… прекрасно. Но в другой раз будьте чуть-чуть поусерднее, ладно?
— Будем стараться, командир!
— Надеюсь, — улыбнулся опять Квинтилл. — Ладно, перейдем к делу. Я слышал, царь Верика пригласил вас на охоту?
— Так точно, командир.
— В связи с этим возникают некоторые вопросы, касающиеся этикета.
— Разве?
— О да! Несомненно. — Квинтилл поднял брови, удивляясь невежеству центуриона. — Видишь ли, я тоже приглашен.
— Я и представить себе не мог, чтобы Верика обошел тебя приглашением.
Теперь удивление офицера перешло в раздражение.
— Да уж, конечно! Но вопрос в том, могу ли я участвовать в этом выезде вместе с людьми более низкого звания? Нет ли в этом ущемления моего достоинства, понимаешь? Я ведь, в конце концов, прокуратор, представляющий особу самого императора.
— Да, командир, — терпеливо ответил Макрон. — Припоминаю. Ты говорил нам.
— Превосходно, — кивнул Квинтилл. — Тогда пойми, что вам нужно принести царю Верике извинения.
— Извинения?
Последовала заминка, потом Квинтилл рассмеялся и похлопал Макрона по плечу:
— Ну, центурион, нельзя же быть таким непонятливым. Ступай и скажи старику, что вы не можете ехать.
— Не можем?
— Ну, придумай какое-нибудь оправдание, срочные дела или что-то такое. Сошлись на загруженность, намекни, что у вас совершено нет времени ни на что остальное.
Катон чувствовал, что Макрон вот-вот лопнет от распирающего его гнева, и поспешил вмешаться, пока товарищ не наломал кучу дров.
— Командир, проблема в том, что мы уже приняли приглашение. Если мы откажемся от него теперь, это могут счесть оскорблением. Кельты, они очень чувствительны к таким вещам.
— И все же…
— А мы не можем позволить себе сердить атребатов. Во всяком случае, сейчас, командир.