Читаем без скачивания Ареал. Цена алчности - Сергей Тармашев

Медведь вошёл в штабной блок и на мгновение остановился у доски объявлений, в центре которой висела фотография Ветра с пересекающей нижний угол чёрной траурной лептой. Трое суток назад, спустя пять часов после окончания Выброса, Ферзь с Лемуром вышли в эфир у границы Жёлтой Зоны и запросили помощь. Червонец, состоявший в тот момент оперативным по ОСОП, взял дежурную группу, вызвал вертушку, и спустя час нашедшиеся уже были на базе, где к тому моменту собрался весь личный состав Спецотряда. Тогда Медведь вместе со всеми и узнал неприятные новости: оказывается, Туман действительно работал на иностранную резидентуру. Именно он покрывал шпионскую лабораторию и сливал противнику информацию о действиях Службы Безопасности. Как он так быстро попал под вражеское влияние, оставалось загадкой. Ветер то ли вычислил Тумана, то ли заподозрил не ладное и решил проверить — это понять уже не удастся никогда. Как бы там ни было, он выследил Тумана, когда тот тайно уходил в Жёлтую Зону, и пошёл за ним, оставив Ферзю короткую записку на электронной почте. В Жёлтой Туман убил Ветра, подло разрядив ему в спину весь магазин своего штатного 9А-91. Умирая, Ветер сопротивлялся до конца и вроде даже ранил Тумана. Ферзь с Лемуром опоздали на какие-то пять — десять минут, обнаружили тело Ветра и даже смогли отыскать Тумана, но взять его не успели — помешал внезапно начавшийся Выброс. Туман, уходя от преследования, вляпался в аномалию, а Ферзь с Лемуром успели укрыться благодаря «Ариадне». Спрятались в какой-то норе, где просидели пять дней, вдвоём на одном пайке из НЗ, рассчитанном на трое суток. Выглядели они и вправду неважно: ослабевшие, грязные, небритые, сильно отощавшие, с ввалившимися щеками и воспалёнными кроваво-красными глазами. Едва закончился Выброс, они подобрали то, что осталось от Ветра, и вышли из Жёлтой Зоны. Ферзь тащил на себе останки Ветра, а Лемур нёс то, что сохранилось от Тумана: его автомат, шлем-сферу и вымазанный в крови «Латник», который Туман сбросил с себя, пытаясь уйти от погони.

Как показала экспертиза, «Дыроколами», убившими Ветра, действительно стреляли из автомата Тумана, и кровь на «Латнике» тоже была его. Ветра похоронили вчера, в закрытом цинковом гробу, так как его тело очень сильно пострадало при Выбросе, однако генетическая экспертиза уверенно идентифицировала его останки. И Ферзь, и Лемур отказались от предоставленного отпуска, отвергли требования медиков лечь в госпиталь ГНИЦ на реабилитацию и на второй день после возвращения уже вышли на службу Теперь Ферзь готовит по горячим следам операцию по новому поиску шпионской лаборатории. Вроде бы Ветер умер не сразу и даже успел нацарапать ножом на земле какую-то подсказку. И эта информация косвенно подтверждалась показаниями Болта, которые он дал людям Рентгена. Госкомиссия до сих пор не выпустила поисковика из-под стражи, подозревая его в причастности к деятельности шпионской лаборатории.

«Дерьмово все обернулось», — подумал Медведь, глядя на скромно улыбающееся лицо Ветра. Несмотря на факты, ему не верилось, что Туман мог убить своего боевого товарища. Пусть они были из разных «Альф», дело не в этом. Иван не похож на человека, способного на предательство. Медведь проторчал с ним целую неделю в лабе у Лаванды, ходил в одну смену и пообщался не один десяток часов. Этого, конечно, недостаточно, чтобы насквозь изучить человека, но кое-что понять он смог. Как бы там ни выглядели факты, а Туман не мог убить Ветра, и всё тут. Мнение это, прямо скажем, выглядело глуповато, и Медведь держал его при себе, высказав лишь однажды в разговоре с Лавандой. Та сильно сдала после всех этих трагических известий, несколько часов просидела в кабинете у Рентгена, и никто так и не узнал, о чём они говорили, после чего заперлась в своей ЛП-32 и не покидала её до сих пор. Сам Медведь предпочел с контрразведчиками не откровенничать, не желая влипнуть в лишние неприятности, памятуя о том, как сам оказался на службе в РАО.

Когда его бригаду морской пехоты, в которой он командовал ротой, отправили воевать на Кавказ, ему со своими бойцами пришлось пробегать по предгорьям почти восемь месяцев. Незадолго до замены в его батальоне сменился командир, и новый комбат оказался хорошим карьеристом, но плохим военачальником. Из-за его идиотского приказа рота Медведя попала в жестокую мясорубку, в которой он потерял убитыми и ранеными почти два десятка бойцов. Перед выходом на задание Медведь несколько раз предупреждал комбата о несостоятельности и опасности его решения, но тот не пожелал слушать. В результате лишённые арт- и авиаподдержки, под непрекращающимся ледяным дождём, люди Медведя дрались в полном окружении почти трое суток, после чего погода наладилась, и подошедшая на помощь броне группа сняла с них блокаду боевиков. Когда взбешённый Медведь добрался до штаба батальона, он едва не убил комбата, разъярённого здоровяка оттаскивали всемером. Комбат попал в госпиталь с сотрясением мозга и переломами носа и челюсти. Медведю ярко светил трибунал и приличный срок.

Спасли его, как ни странно, особисты, помощи от которых в подобной ситуации вряд ли кто-то мог ожидать. Они доложили своему командованию, и ФСБ на удивление быстро решило этот вопрос. Медведя уволили из армии, и через неделю он уже числился сотрудником госбезопасности, сидя в самолёте, вылетающем рейсом до Ухты. Так он попал в ОСОП. Командир Спецотряда Ферзь не понравился ему с первой же минуты, но, помня о своей прошлой ошибке, Медведь предпочёл не идти дальше недовольного бурчания. С тех пор он держался от Ферзя как можно дальше, был вечно всем недоволен, по приказы командира выполнял четко и в срок, в его дела не лез и вообще ими не интересовался. Самого Салмацкого, похоже, такое положение вполне устраивало. Он даже назначил Медведя командиром группы, в которую и перевёл всех недовольных своим руководством. И за всю бытность майора в ОСОП ничего подобного тому, что произошло сейчас, не случалось ни разу.

Ни разу ли? Медведь задумался. Люди в Спецотряде гибли часто, но такова их работа. Он никогда не задумывался над тем, что можно было назвать гибелью «при странных обстоятельствах», не желая ворошить собственные грехи. Сейчас, глядя в глаза улыбающемуся с фотографии Ветру, он впервые пожалел о том, что сознательно отгораживался от всего этого. Медведь считал Ферзя плохим военспецом, но очень даже грамотным руководителем, и это уравновешивало друг друга. Теперь же где-то в глубине души поселился маленький и противный червячок сомнения, тихо, но настойчиво грызущий Медведя изнутри. Что-то во всей этой истории не так, он это чувствовал, но в таком деле одни лишь ощущения значат до ничтожного мало… Медведь ещё раз посмотрел Ветру в глаза и направился к кабинету Салмацкого.