Читаем без скачивания Царь Алексей Михайлович - Александр Боханов

Нормы раздела «О крестном целовании» напрямую связаны со святоотеческой традицией. Правила Василия Великого и Императора (886–912) Льва VI (Мудрого)[287] являлись для составителей «Уложения» бесспорным авторитетом. Так, если кто приведет ко Кресту кого-то «напрасно» и когда подобное будет доказано, то такого клеветника, по установлению Отца и Учителя Церкви Василия Великого (329–378), полагается отлучать на шесть лет от Церкви. Кара распространялась на людей всех званий, в том числе и на привилегированных. В «Уложении» особо говорится, что если какой «вельможа» крест целует, или велит кому иному крест целовать «накриве» (лживо), то в таком случае священники обязаны его в храм не пускать, и к нему в дом не ходить[288].

Далее в «Уложении» содержится поучительное наставление, адресованное священникам. То, что такого рода материал нашел свое место на страницах законодательного свода, лишний раз свидетельствует, что евангельская интенция являлась непременным элементом русского государственно-правового регулирования жизнеустроительной практики.

«Подобает отцам духовным детей своих духовно поучать и наказывать страху Божию, и чтобы промеж себя и в соседстве жили любовно, не крали и не разбивали, и не ябедничали, и лжи не поспешествовали, и на чужое не зарились, и сами не обижали, и скверными речами не укоряли, и накриве бы креста не целовали, и именем Божиим во имя лжи не говорили и не клялись». Далее шло пояснение о смысле почитания креста. «Православным христианам крестное целование в конец отрочено (с младенчества) быть священным правилом, данным от Христа христианам на освящение и просвещение и на отгнание врагов видимых и невидимых, и того ради православных христианам достоит (должно) Святому Кресту верою поклоняться и истинною, и чистотою, и того честного креста целовать со страхом, и с трепетом, и с чистой совестию»[289].

Оценивая «Уложение» как выдающийся историко-правовой памятник, невозможно не сказать о распространенных в историографии шаблонах. Имеются в виду множественные вердикты, широко распространенные в атеистической, особенно в марксистско-ленинской историографии, представляющие «Уложение» документом «феодальной эпохи», нацеленным на дальнейшее «закабаление» крестьянства в угоду «крепостникам-помещикам».

После падения коммунистической власти, когда «классовый подход» потерял актуальность и общественную востребованность, нападки на «Уложение» стали приобретать несколько иной характер. Тезис об «обострении классовых противоречий» никуда не исчез, но теперь перестал доминировать. Острие критики «Уложения» направлялось на его «антигуманность», что, по либеральным воззрениям, считалось делом совершенно недопустимым[290]. По словам одного из исследователей, «Отмечая особенности Соборного Уложения 1649 года, необходимо еще раз подчеркнуть повышенную репрессивность норм права в тех областях, которые затрагивают интересы государства»[291].

Указанные оценки нельзя признать беспочвенными. В «Уложении» были окончательно оформлены нормы крепостного права, отменялись «урочные лета» для сыска беглых крестьян, вводились новые категории преступлений, за которые предусматривалась смертная казнь. Все это так. Но эта только часть правды, причем, как думается, не самая значимая. Фактически и крепостная зависимость, и смертная казнь существовали на Руси и раньше, как существовали они тогда и в прочих странах. В этом отношении ничего принципиально нового «Уложение» не содержало. Новизна данного свода была не в установлении базовых квалификационных норм, а в их систематизации и детализации. Необходимо иметь в виду, что «Уложение» появилось вскоре после кровавых событий в Москве в июне 1648 года, получивших название «Соляного бунта».

Главной причиной мятежа, как уже упоминалось, послужило недовольство размерами и формой взимания налогов, как и самоуправством бояр. Выступление продолжалось пять дней, за время которых были убиты начальник Пушкарского приказа П. Т. Траханиотов, начальник Земского приказа, «начальник Москвы», Л. С. Плещеев, думный дьяк Посольского приказа Н. Чистый. Москву охватила волна грабежей и насилий; вначале были разграблены несколько десятков усадеб вельмож, а затем начались повсеместно пожары, во время которых значительная часть Москвы выгорела дотла.

Мятежный хаос потряс молодого Царя Алексея Михайловича (напомним, что ему в марте 1648 года исполнилось девятнадцать лет), и Патриарха, и всех служилых людей. Потому и был созван Земский Собор, который обязан был внести умиротворение путем установления твердого порядка управления и суда, что и должно было выполнить «Соборное Уложение».

«Уложение» защищало неприкосновенность нескольких основополагающих государственных принципов: особу Монарха, Церковь, как учреждение и как сакральное установление, жизнь и здоровье человека, и неприкосновенность частной собственности (имущества). Именно здесь защитительные меры были особенно строгими, а противоправные деяния в этих областях квалифицировались нередко как «государственное преступление» и карались смертной казнью.

В «Уложении» около 50 статей предусматривали смертную казнь. В эту категорию попадали и некоторые деяния, наносившие вред общественной нравственности. Так одна из статей предусматривала смертную казнь за распространение и торговлю табаком. В ней говорилось: «А будут русские люди или иноземцы табак начнут держать или табаком начнут торговать», то таковых необходимо выявлять, арестовывать и «чинить наказание большое без пощады, под смертною казнью»[292].

Отдельный раздел «Уложения» — 22 главы — специально был посвящен вопросу о мерах наказания применительно к делам уголовного характера. Глава называлась: «Указ, за какие вины кому чинить смертную казнь, и за какие вины смертью не казнить, а чинить наказание». Несколько видов преступлений уголовного характера расценивались как тягчайшие и предусматривали высшую меру наказания: убийство отца или матери детьми, убийство брата или сестры, убийство мужа, убийство хозяина служащим, убийство по сговору или «наущению», насилие над женщиной.

В этой главе помещена и особая статья, ограждающая «совращение в иноверие». Она гласила: «А будет кого бусурман какими-нибудь мерами, насилием или обманом русского человека к своей бусурманской вере принуждать, и по своей бусурманской вере обрежет, а сыщется про допряма: и того бусурманина по сыску казнить, сжечь огнем без всякой пощады»[293].