Читаем без скачивания Лиловый (I) (СИ) - . Ганнибал

-- Никогда не пойму, зачем Абу Кабил дал тебе этот меч, -- тем временем сказал Адель, умывавшийся в медном тазике у входа. Хадир он снял, чтоб не мешался, и положил рядом на подушку; длинные волосы рассыпались по плечам. -- Ты же им зарежешь сам себя когда-нибудь.

-- Что, хочешь такой же? -- хмыкнул Острон; лезвие ятагана сверкнуло в свете, падавшем из окна. -- Иди поклянчи у Абу, вдруг он даст тебе какой-нибудь оплавок.

-- Я мог бы купить такой меч, если бы хотел, -- вскинулся сердитый Адель. -- У меня-то, в отличие от некоторых, водится золото.

-- Что ж ты до сих пор не купил? Только ходишь и на мой ятаган заришься?

-- Ничего я не зарюсь. Мне Сафир жалко, -- носатый скорчил рожу. -- Ей же тебя придется перевязывать, в случае чего.

-- Не беспокойся, я знаю, с какого конца за ятаган берутся, -- раздулся Острон. Адель громко презрительно фыркнул.

-- Ну-ну. Поэтому, значит, Сафир уже не в первый раз тебя перевязывает.

-- Может, тебя ни разу не доводилось перевязывать потому, что ты все по безопасным северным хамадам бродишь?

-- Не думай, что моему отряду ни разу не приходилось драться! Только вчера мы завалили пустынного льва!

-- ...Вдесятером. Конечно, -- протянул Острон. -- Или вас там двадцать было? Молодец, Адель, ты такой герой.

-- Мы, между прочим, делимся и ходим в разведку по двое, -- оскорбился тот.

-- Рассказывай, ага. Тебя ведь не проверишь. Может, ты и с толпой маридов дрался?

-- Нет, -- носатый побагровел. -- Но я встречал маридов. Мой лучший друг погиб от клинка этой твари!

-- И ты, конечно, ничего не смог сделать, стоял и смотрел.

-- Что ты вообще знаешь!

-- Я знаю, как драться с маридами.

-- Если тебе однажды повезло, это еще не означает, что повезет и в другой раз!

-- Мне все время везло до сегодняшнего дня, -- невозмутимо сказал Острон, чувствуя, что выигрывает: он нашел слабое место Аделя. -- Все мои друзья живы, отчасти благодаря моему везению. Жаль, что ты не можешь сказать о себе того же.

-- Ублюдок, -- прошипел Адель, хватаясь за рукоять ятагана. -- Сейчас тебе очень не повезет, слышишь?

-- Давай, попробуй, -- ответил Острон и поднялся. -- Убийца пустынных львов и котят.

Дважды приглашать носатого было не нужно; Острон еще не успел до конца выпрямиться, как Адель кинулся на него, одним огромным прыжком одолел расстояние от двери до соперника и обрушил ятаган.

Силы ему было не занимать; Острон с тревогой почувствовал, как немеет рука, удерживавшая меч в неудобном положении. Ему пришлось спешно отскочить в сторону, едва не потеряв равновесие. Адель впал в ярость и сразу же бросился во второй раз, и его движения были быстрыми, как взмахи птичьих крыльев. Острон с трудом успевал отбивать удары, в груди прочно поселилась паника: до сегодняшнего дня он не встречал по-настоящему сильного соперника, который бы сражался с ним всерьез. Адель был силен. Может быть, он действительно большую часть времени бродил по северным землям, изредка сталкиваясь лишь с хищниками, но за его плечами был опыт, которого не было у Острона, тот опыт, который можно получить лишь в множестве смертельных схваток.

-- Что же ты, а? -- орал Адель, перепрыгивая через пуфики; Острон пытался уйти от него, перевернул стол, опрокинул тазик и расплескал воду. -- Мариды -- куда более сильные мечники! Давай, ударь меня хоть раз, герой!

Острон не ответил, но его эти слова настолько взбесили, что он бросился вперед, не помня себя. Холодная сталь просвистела совсем близко. Что-то ожгло живот. Он занес ятаган, но резкая боль не дала завершить удар, и Острон промахнулся. Рубашка быстро намокала. Он опустил удивленный взгляд.

Звякнул выпавший из руки меч.

-- Эй, -- услышал он голос Аделя, будто сквозь туман, -- т-ты чего? Зачем ты... сам полез на ятаган, как сумасшедший... п-постой, Острон!..

***

Темнота.

Опасность. Надо уходить отсюда. Ничего не видно... где-то здесь, в этом сумраке, кроется нечто большое... огромное, необъятное...

И ледяное.

Он так близко, протяни руку -- и коснешься, только само прикосновение принесет гибель. Свет навсегда погаснет, безумная ярость охватит гибнущий рассудок, и...

Мутные воды, покрытые блестящей черной пленкой, и изломанные, покореженные деревья. Сухой, мелкий, как пыль, песок -- остатки того, что некогда было цивилизацией.

Он висел над этим миром, разрушенным дотла, уничтоженным, сгоревшим; у него не было тела, ни рук, ни ног -- ничего. Серое отчаяние пеплом присыпало душу. Внизу простерлась мертвая пустыня, седая, упокоившая в своих барханах обломки человеческих жизней. Только дикие твари блуждали по ней, потерянные, но и им оставалось совсем недолго; неспособные рождать новую жизнь, они угаснут, как последние огоньки.

Неба не было.

Над умершим Саидом простиралась бесконечная чернота; абсолютная, такая полная, что казалось, что она душит тебя.

Серое, могучее нечто ворочалось совсем рядом с ним. Это нечто пугало и вместе с тем завораживало; оно было живым и в то же время мертвым, его было возможно чуять -- но не видеть и не осязать.

Узри, прошелестел бесплотный голос. То, чем скоро станет Саид.

Он хотел закричать, но у него не было ни голоса, ни глотки, чтобы издавать звуки; он хотел бежать, но у него не было тела, чтобы двигаться.

Это неизбежно, добавил голос. Мир погибнет. Он обречен, и те, кто обрек его -- вы, люди.

***

На постоялом дворе царила суматоха и паника. К счастью Аделя, в тот самый момент, когда Острон бессильно сполз на пол, вернулся Халик; верзила мгновенно оценил обстановку и легко, как ребенка, поднял парня на руки, отнес в комнату, снял с него рассеченную спереди рубашку и велел Аделю принести воды. Адель боялся даже взглянуть на рану, но все равно краем глаза увидел, что она глубокая и длинная.

Остаток дня Адель казнился в зале на первом этаже, не решаясь соваться в комнату, где Халик с Сафир и позванным ими лекарем пытались остановить кровь; это оказалось мучительно трудно и долго, несколько раз Сафир выбегала из комнаты с выражением совершенного ужаса на лице, выливала воду из тазика во дворе, возвращалась с новыми повязками и наполняла кувшин из стоявшей на кухне бочки.

Поздно вечером, когда вернулся дядя Мансур с двумя подстреленными им козами, кровь наконец остановилась. Лекарь, поправляя круглую шапочку-рафу, что-то негромко говорил ему, пока Адель нервно мялся у окна и ожидал неминуемой смерти. Наконец лекарь ушел, а старик обернулся к Аделю.

-- Мубаррад с нами, -- неожиданно севшим голосом произнес он. Адель вздрогнул: таким господина Мансура он еще не видел никогда. Будто годы внезапно обрушились на его непокорную голову и прижали собой к земле.