Читаем без скачивания Дядя самых честных правил 4 (СИ) - Горбов Александр Михайлович

— Назови себя.

Анубис пустил по щупальцам эфир, будто электрический импульс. Труп вздрогнул и заговорил бесцветным голосом.

— Гаврила, сын Акакия Коськина.

— Коськин? — я кашлянул. — Ты же Еропкин.

— Нет. Я лицом похож на покойного Фаддея Осиповича Еропкина. Был научен назваться бастардом и занял место главы рода.

— Кем?

— Петром Мамоновым, под чьим началом служил опричником в роде Голицыных.

Киж присвистнул от такой новости и скорчил удивлённую гримасу.

— Что ты должен был сделать?

— Прекратить вражду внутри рода и привести всех к покорности. Затем выполнять указания Голицыных, за что они признали меня законным главой семьи.

— Они приказали убить меня?

— Нет. Я должен был уничтожить бумаги, по которым делались лошади, и сжечь дотла усадьбу с мастерскими. Убить приказано только опричников и Петра Боброва.

— Кто из Голицыных отдавал тебе приказ? Князь лично?

— Рожей я не вышел для него. Все указания передавал мне Пётр Мамонов.

— Троекуров тоже по его приказу стал забирать деревни?

Губы мертвеца расползлись в улыбке.

— Жадному дураку достаточно было намёка, что можно поживиться чужим добром. Я собирался свалить на него убийство опричников.

— Это вы перехватили мои письма?

— В усадьбе находится человек Голицыных, он сделал всю работу и передавал планы ваших опричников.

— Кто он?

— Без понятия. С ним общался только Мамонов.

Мне потребовалось полчаса чтобы вытрясти из покойника подробности о делах рода, Мамонове и прочие малоинтересные детали. С каждым вопросом мне приходилось накачивать в него всё больше и больше эфира, чтобы добиться ответа.

— Откуда ты взял «Зуду»?

— Не понимаю вопроса.

— Медную коробочку с листьями, которая блокирует магию.

— Получил от Мамонова для штурма усадьбы.

— А зачем напал на меня?

Покойник булькнул горлом, и по щеке потекла струйка тёмной жидкости.

— Ненавижу Урусовых. Всех бы в крови утопил.

Киж, до этого спокойно наблюдавший за допросом, шагнул вперёд.

— Вы уже закончили, Константин Платонович? Разрешите с ним разобраться.

Картина уже прояснилась, и продолжать не было особого смысла. Анубис втянул щупальца, и я кивнул Кижу. Мертвец наклонился над лже-Еропкиным и заглянул покойнику в глаза.

— Собаке собачья смерть.

Ударом руки Киж проломил ему грудную клетку и вытащил небьющееся сердце.

— Чтоб ты до конца века в аду горел, погань.

Он раздавил пальцами комок мёртвой плоти и вытер ладонь об одежду покойника.

— Зачем? — уточнил я.

— Чтобы точно не вернулся, — пояснил Киж с улыбочкой. — Мертвец без сердца не найдёт дорогу, даже если его позовут.

— Да? Ну, и славно. Пойдём, Дмитрий Иванович, запашок от твоих экзерсисов хуже некуда.

Выйдя из ледника, я спросил его:

— Дмитрий Иванович, насчёт твоей маскировки от взглядов живых.

— Да-да?

— Ты можешь её накинуть на меня?

— Никогда не пробовал, — Киж хмыкнул, — но может сработать. Если вы будете находиться рядом и молчать.

— Очень хорошо.

— Простите моё любопытство, Константин Платонович, но зачем?

— Хочу нанести визит господину Троекурову и посмотреть на него лично.

Глаза Кижа вспыхнули.

— Убьём его?

— Зачем? Убивать его не за что, а вот наказать стоит. Припугнём слегка, чтобы даже дышать в нашу сторону не мог.

Мертвец разочарованно вздохнул. Дай ему волю, так он бы хоронил всех, кто хоть косо посмотрит в мою сторону.

* * *

Утром нога меня почти не беспокоила. Воспаление вокруг раны спало, и Настасья Филипповна не могла не нарадоваться, когда меняла повязку. То ли сеанс некромантии так подействовал, то ли мазь у ключницы оказалась чудодейственная. Главное, я мог спокойно ходить, не шипя от боли и не хромая на каждом шагу.

Первым делом я вызвал к себе Кижа.

— Дмитрий Иванович, давай проверим, сможешь ли ты меня прикрыть от чужих взглядов.

Мертвец пожал плечами.

— Проверим, если желаете. Не уверен только, что вам будет приятно.

— Не страшно, потерплю как-нибудь.

Киж сделал движение, будто распахнул полу длинного плаща и накинул невидимую ткань на меня, укрывая с головой.

Ёшки-матрёшки, это называется «неприятно»? Да сдохнуть можно, как омерзительно. Будто я уже умер и пялюсь на окружающий мир со дна могилы. Даже дышать, и то приходится через силу.

— Идём, посмотрим, как работает.

Я взял Кижа за локоть, и мы немного прогулялись по особняку. Настасья Филипповна нас не заметила, опричники слегка забеспокоились, но так и не смогли понять причину. Лаврентий Палыч на нас даже не посмотрел, но вслух заявил, что завещание лучше писать до опасных опытов. Вот стервец же!

— Зайдём?

Киж с огоньком в глазах кивнул на комнаты Диего. Испанка, когда не требовалось проводить занятия, предпочитала вставать только к обеду.

Я уже немного притерпелся под «плащом мертвеца», даже желудок перестало выкручивать, и согласился. Если Диего нас не распознает, то испытание можно признать успешным.

Дверь даже не скрипнула, и мы бочком просочились внутрь. В первой комнате у испанки было что-то вроде гостиной: диван, ковры, шпаги на стене и небольшая личная библиотека. Сейчас здесь никого не было, но на столике стояли две пустые бутылки из-под вина и ополовиненная коробка конфет. Похоже, Диего откровенно скучала вчера вечером, но чьим-либо обществом брезговала.

Киж пихнул меня локтем, указывая на спальню.

Во мне заиграло жгучее любопытство пополам с желанием пошутить, и я согласно кивнул. Будем считать это просто маленькой невинной шалостью, да? Просто взглянуть, ничего больше. Я, знаете ли, ещё слишком молод, чтобы не интересоваться красивыми женщинами, а у Кижа это одна из немногих оставшихся радостей. Да и сама испанка любила говорить, что главное — не попадаться, если нарушаешь правила. Так же бочком мы тихонько проникли в её будуар.

Ну, что сказать, требуя порядка от учеников, сама испанка не утруждала наводить даже его видимость. По полу были разбросаны вещи, а на комоде ворохом валялись бумаги и письма. Впрочем, и сама она лежала поперёк кровати, едва прикрытая тонким шёлком. Крутой изгиб бедра, высокая грудь, обнажённое плечо.

Киж млел рядом со мной, уставясь на Диего во все глаза. А я заметил кое-что, выбивающееся из соблазнительного образа. На смуглом плече темнел какой-то рисунок. Татуировка? Клеймо? Я прищурился и разобрал кусочек надписи, идущей кругом: «…tum Officium».

Испанка беспокойно повернулась во сне, и Киж потянул меня к выходу. На ходу я вспоминал, где видел подобную надпись и что она значит.

Глава 34

Собаки

Стоило Кижу убрать «плащ мертвеца», как на меня обрушился настоящий водопад света, красок, громких звуков и запахов. Окружающий мир стал таким ярким и рельефным, что даже закружилась голова. Ёшки-матрёшки, хорошо-то как!

После нашей прогулки Киж выглядел бледнее, чем обычно. Черты лица заострились, под глазами появились тёмные круги, а взгляд стал раздражённо-хищным. Похоже, растягивание маскировки на живого человека не давалось ему бесплатно.

— Ну-ка, повернись ко мне.

Я протянул руку и положил ладонь ему на лоб. Анубис, будто ждал такого приказа, щедро ливанул через неё силу — плотный структурированный поток эфира. Киж охнул, расплылся в улыбке и блаженно закрыл глаза.

— М-м-м…

Едва к нему вернулся нормальный, почти человеческий цвет лица, я убрал руку.

— Ещё!

Киж уставился на меня с выражением дикого голода, будто зверь, у которого отобрали кусок мяса. В очередной раз напоминая: каким бы дружелюбным и послушным он ни был, внутри остаётся поднятым мертвецом. Существом крайне опасным и своевольным, только напоминающим человека. И обращаться с ним надо, соблюдая некоторую осторожность.