Читаем без скачивания Ричард Длинные Руки — монарх - Гай Орловский

Она вскинула на меня взгляд, полный мольбы, лицо бледное и заметно исхудавшее.

— Ваше Величество…

Я поморщился.

— Да жив он, жив!.. Просто еще пока что в далеком королевстве Сакрант выполняет особое задание государственной важности. Даже общегосударственной, потому что я как бы общегосударь в некоторой мере, если смотреть не слишком пристально и вообще лучше не всматриваться.

Ее лицо сразу ожило, к щекам прихлынул румянец, хотя и слабый, а глаза заблестели, как звезды.

— Спасибо, Ваше Величество!

— На здоровье, — буркнул я.

Мы возобновили медленное и торжественное шествие, медленное потому, что надо успевать улыбаться всем и отвечать на поклоны милостивым наклонением головы, так это именуется, нельзя ускорять шаг, короли никогда не спешат, иначе в государстве поднимется паника.

Альбрехт некоторое время шел рядом молча, потом оглянулся на эту энергичную леди.

— Что-то особенное?

Я отмахнулся, ответил шепотом:

— Да все о Максе сохнет. Жаждет отдать ему свой замок и земли. Там была некая запутанная история…

— Помню, — сказал он. — Я бы назвал ее скорее красивой.

— Красивая женщина, — согласился я, улыбаясь и отвечая на поклоны и женские приседы.

Он посмотрел на меня искоса.

— Я об истории.

— А-а, трудно понять женщин, верно?

— Точно, — ответил он, — а что она хочет взамен?

Я коротко хохотнул.

— Точный вопрос! Именно так. А взамен хочет всего Макса.

Он охнул.

— Ну и зараза! Ничего себе размах… Проглотит и не подавится. Потому Макс и не возвращается?

— Макс ни о чем, — пояснил я, — кроме своей пехоты, не думает.

Он еще раз оглянулся.

— А она настойчивая!

— И неплохо владеет оружием, — сообщил я. — Когда сражалась в полных рыцарских доспехах, даже я, такой вот проницательный, не заподозрил женщину.

— Теряете нюх, — обвинил он. — Или в вашей постели той ночью было с десяток женщин? Тут, смотрю, уже появляются весьма лакомые…

— Всего одна, — ответил я. — Да и то не в постели, а так…

— Леди Сидония Колетт?

— Алика.

Он вскинул брови.

— Это кто?.. Не припомню…

— Служанка, — пояснил я злорадно. — У меня здоровые вкусы, граф! Я стараюсь быть близким к простому народу. У правителя с народом должен быть плотный контакт. Нельзя, просто нельзя пренебрегать своими обязанностями!

На крыльце постояли с минуту, народ останавливается, завидя короля, кто низко кланяется, кто преклоняет колено, еще не разобрались в сложном этикете, когда в Сен-Мари два короля, и оба в одном дворце, но кому-то нужно кланяться больше, а кому-то меньше.

— Пойдемте взад, — сказал я со вздохом. — Не-ча тут давать собой любоваться бесплатно. За показ деньги берут!..

Вернулись мы несколько другой дорогой, один раз показались, и хватит, я сел за стол и начал просматривать сводки, Альбрехт затеял спор с Жераром, я их не слушал, только вздрогнул, когда дверь распахнулась и вбежал запыхавшийся гвардеец.

— Ваше Величество, — выпалил он, — сюда идет его величество король Кейдан!

Я нахмурился, явно стряслось неприятное, Кейдан вот так просто не явится, сказал быстро:

— Пусть идет. Не задерживайте.

Он исчез, я ждал в напряжении, дверь распахнулась, Кейдан вошел так стремительно, что это скорее ворвался, его трясет, как осину в сильный ветер, губы прыгают, не находя себе места, а когда заговорил, зубы лязгали, будто в мороз:

— Как как вы… что вы себе… это неслыханно!

Я жестом велел Жерару и Альбрехту покинуть кабинет, а когда за ними плотно закрылась дверь, поинтересовался медленно:

— Вы о чем, Ваше Величество?

Он проговорил таким голосом, словно уже рвет зубами мне глотку:

— Вы распорядились подвергнуть моего ближайшего соратника унизительнейшему наказанию! Это недопустимо!

Я стиснул челюсти, унимая быстро разгорающийся гнев.

— Ваше Величество…

— Да, слушаю вас!

— Вы правы, — ответил я, — это недопустимо… Недопустимо в обычных условиях. Однако ваш соратник, уж извините, так и не понял все еще, у кого меч длиннее. Это вообще-то ваша вина, Ваше Величество. Вы почему-то еще не объяснили своим соратникам, что Договор Союзных Королевств стоит выше местных законов, будь это гиксийские, бриттские, мезинские или сен-маринские. Хотя, конечно, я понимаю почему не объяснили, я бы сам, наверное, избегал такой неприятной и щекотливой темы…

Он смотрел бешеными глазами.

— Ваше Величество!

— Ваше Величество, — ответил я еще тверже. — Все-таки им придется объяснить, что двоевластия нет и не предвидится. Иначе будут… эксцессы и похлеще того, что случился. Местные короли, я говорю не только о вас, это вас должно утешить, пользуются полной властью везде и во всем, если это не противоречит Договору Союзных Королевств.

Он не то чтобы успокоился, но кое-как взял себя в руки, выказывать чувства не очень достойно для государственного деятеля, процедил сквозь стиснутые челюсти:

— Я еще не подписал… никакого… договора.

— Вы можете и не подписывать, — ответил я.

Он спросил люто:

— Что? Почему?

— Говоря откровенно, — объяснил я, — для нас это даже лучше. В таком случае Сен-Мари полностью в нашей власти. Значит, у королевства нет никаких прав и законов, а только милость или немилость победителя.

Он сказал с нажимом:

— Это выкручивание рук!

— Я же сказал, — напомнил я, — двоевластия не будет. Либо довольствуетесь управлением королевством в рамках Союзного Договора, либо вообще существуете по нашей милости. Или не существуете, выбор за вами. Всевышний, да будь благословенно его имя, всем нам даровал свободу воли. Даже сен-маринцам, что вообще-то удивительно, но ведь неисповедимы пути Господни.

Он стиснул челюсти, бледный, даже глаза ввалились, процедил зло и с отчаянием:

— Я хочу прочесть договор.

— Сэр Альбрехт вам даст экземпляр, — ответил я. — А пока сообщите своим людям, что пока положение в королевстве не утряслось и еще неизвестно, у кого какие полномочия… с победителями лучше не задираться. Это в интересах сен-маринцев. И ваших, если вы заботитесь о подданных.

Он ответил надломленным голосом:

— Я скажу им сейчас же.

Я поклонился.

— Ваше Величество…

Он почти прошептал:

— Ваше Величество…

Дверь за ним закрылась, я перевел дыхание. Скорее бы все это закончилось, как же не люблю эти гнусные разборки и это сладенькое и такое нехорошее чувство власти и превосходства, что идет всего лишь от силы, а не ума или правоты.