Читаем без скачивания Берия. Преступления, которых не было - Елена Прудникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но разведка свое дело делала — отец организовал сбор данных из западных стран, причем любых данных, связанных с этой проблемой. Еще тогда он убеждал:
— Нельзя допустить, чтобы Германия получила такое оружие раньше нас.
В начале 1940 года отец повторно обращается в Центральный Комитет партии и к Сталину с предложением начать работы по атомному оружию… К этому времени и наши, и западные ученые уже не сомневались, что такой проект реализуем… Отец докладывал в ЦК и Сталину, что уран из Чехословакии не экспортируется, так как полностью уходит на исследовательские работы в Германию.
Все запасы тяжелой воды в .Европе немцы также пытаются захватить. Помешали французы — почти весь запас тяжелой воды попал к Жолио-Кюри. По всей вероятности, эти разведданные поступали тогда из Франции.
И самое интересное, что тогда же разведка сообщила, что из Африки тайно переправляется в Америку запас обогащенного урана.
Аналитикам не составило особого труда сделать соответствующие выводы — работы за границей переходят в инженерную стадию… Отец предлагал хотя бы не в полном объеме, но развернуть такие работы и в СССР».
Но Серго сообщает и еще более сенсационные подробности. Сейчас общеизвестно, что созданием атомной бомбы в США руководил американский физик немецкого происхождения Роберт Оппенгеймер. А незадолго до войны в доме Берия появился странный гость.
«Сам я, не догадываясь об этом, прикоснулся к тайне будущего оружия в конце 1939 года. В это время у нас в доме появился молодой человек. Так как он говорил по-английски, я считал, что он англичанин. Жил он у нас недели две.
Отец его не представлял, просто сказал, что это молодой ученый, Роберт, который приехал для ознакомления с рядом вопросов. Никаких разговоров больше не было.
Роберт оказался довольно высоким, худощавым человеком лет тридцати, с характерным лицом. С достаточной степенью вероятности можно было судить об его еврейском происхождении. А кто он и откуда, можно было только гадать.
Роберт знал немецкий, но проще ему было говорить по-английски. Язык я знал, поэтому проблем в общении у нас не возникало. К тому же отец попросил меня в те дни, когда Роберт никуда не уезжает, тоже оставаться дома и не ходить в школу. С тобой ему будет не так скучно, сказал отец.
Наш гость много читал, а когда заканчивал работу, охотно расспрашивал меня, как и чему учат в советских школах, что сейчас по физике проходим, что по математике, химии. Показал мне ряд приемов быстрого счета. Я понял, что этот человек имеет какое-то отношение к технике.
— Рассказывай обо всем, что его интересует, но сам не расспрашивай ни о чем, — говорил отец.
Так мы и общались. Роберт расспрашивал — я отвечал. Отец вообще никогда не рассказывал в те годы о людях, которые становились гостями в нашем доме.
Уж не помню точно, то ли в конце сорок второго или в самом начале сорок третьего, как-то за столом — помню, были Ванников, нарком боеприпасов, Устинов, нарком вооружения — зашел разговор о новом оружии. Речь шла о том, что американцы форсируют какие-то разработки, связанные с бомбой колоссальной разрушительной силы. Говорили о ядерной реакции и прочих вещах. Тогда и услышал я, что работы эти возглавляет в Америке Роберт Оппенгеймер.
Я приехал накануне из академии, где учился, от предмета разговора был далек, а когда гости разошлись, поинтересовался у отца:
— Помнишь, у нас несколько лет назад гостил Роберт…
Фамилию Оппенгеймер отец мне тогда не назвал, ответил коротко:
— Не забыл? Он приезжал к нам для того, чтобы предложить реализовать этот проект, о котором ты слышал. Сейчас работает в Америке…
Я спросил тогда у отца, помогает ли он нам сейчас. Отец ответил, что теперь такой возможности нет, но и без него есть немало людей, которые нам помогают».
Остается добавить, что в годы «охоты на ведьм» Роберту Оппенгеймеру были запрещены любые работы, связанные с государственными секретами, за его коммунистические симпатии.
Действительно, Берия — кодовая фигура эпохи! Где ни копни — и история тут же начинает поворачиваться совсем другой стороной…
Продолжим читать книгу Серго Берия.
«В сорок втором, когда полным ходом шла работа по созданию атомной бомбы в Америке, где были собраны научные кадры из Италии, Германии, Франции, Англии, отец вновь обратился к Сталину: „Больше ждать нельзя“…
И, наконец, дело сдвинулось с мертвой точки. Пусть и в нешироком объеме, но работы все-таки развернули. Было создано Главное управление по реализации уранового проекта… Возглавил новое управление Борис Львович Ванников… А подчинили это управление моему отцу».
Серго — единственный, кто упоминает об этом Главном управлении, остальные пишут только о «Лаборатории № 2». Но ведь наука — это всего несколько процентов, когда речь идет о таком колоссальном проекте. Остальное — рудники, производственные мощности, строительство, кадры, квартиры, пайки — этим-то кто занимался? Завхоз лаборатории? Раз была начата работа, то непременно должна была существовать и подобная структура, так, сказать, «исполнительный комитет». Ее просто не могло не быть.
Вот теперь все связывается. Берия был замом Моло-това не только «по разведке», но и по всем промышленным, инженерным, строительным и пр. делам. Вячеславу Михайловичу оставалось лишь «общее руководство» — в данном контексте совершенно неизвестно, что это такое. Не иначе как для солидности и представительства — Молотова-то во всем мире знали, а кто знал Берия?
А вот во что уж совершенно не верится — так это в то, что Молотов способен был выбрать руководителя атомного проекта. Извините, не та это фигура. Молотов был чистопородным партаппаратчиком, без какого-либо особого тяготения к промышленности и к технике, а тем более к науке. Все его воспоминания заполнены борьбой между левыми и правыми уклонами, дипломатией и пр., но в них нет почти ничего о промышленности и науке. А между тем для того, чтобы так грамотно отобрать ученых, задействованных в проекте, нужно было понимать в том, как проводятся научные исследования, уметь разбираться, кто из ученых чего стоит и будут ли они работать. Это умел Сталин, который вообще любил науку и технику, и это умел Берия, который тоже любил науку и технику и к тому времени уже имел опыт организации подобных исследований — в первую очередь потому, что непосредственно курировал «шарашки». Но каким образом Молотов мог организовать такое снайперское попадание?
Серго Берия: «Отец искал того единственного человека, который мог бы возглавить научную сторону столь сложного дела. Переговорил с доброй полусотней кандидатов и остановил свой выбор на Курчатове. И академик Иоффе, и другие своими рекомендациями отцу тогда, безусловно, помогли.
С этим предложением отец пришел к Сталину Иосиф Виссарионович внимательно выслушал и сказал:
— Ну что ж, Курчатов так Курчатов. Раз вы считаете, что этот человек необходим, то пожалуйста.
Самое любопытное, что тогда же Сталин предупредил отца:
— Знай только, что Курчатов встретит очень сильное сопротивление маститых ученых…
И отец понял, что параллельно, по каким-то своим каналам, Сталин уже навел соответствующие справки о крупных ученых…»
Так Игорь Курчатов, которому тогда едва исполнилось сорок лет, стал руководителем атомного проекта. Впрочем, уже в декабре 1943 года, по указанию Сталина, он был избран действительным членом Академии наук, так что реноме было соблюдено: во главе крупнейшего проекта стоял академик.
Берия и в дальнейшем ставил на молодых. Он прекрасно знал, что науку делают молодые ученые, а пожилые академики ее только организуют. «Отец имел довольно полную информацию о всех молодых людях, успевших так или иначе проявить себя в тех областях, которые были связаны, в частности, с обороной страны. Понятно, что сам отец не ездил по институтам и университетам, этим занимались другие люди. Были созданы специальные группы, которые целенаправленно занимались подбором научных кадров, в том числе и для ядерного проекта… Помнится, такой важной работой активно занимался академик Тамм, физик-теоретик академик Фокк и другие…».
Любопытна история с Сахаровым, который проявил себя как серьезный ученый, еще будучи студентом. Маститых ученых, отбиравших научные кадры, он не заинтересовал — слишком был неудобен и слишком оригинально мыслил, а это в науке не приветствуется, все должно протекать в рамках «научного руководства». Однако Берия откуда-то получил достаточно подробные материалы о Сахарове и пригласил его на беседу.
«Разговор был откровенный.
— Как думаете, почему наши ученые не воспринимают ваши идеи? — спросил отец.
Сахаров откровенно рассказал, что думает по этому поводу.
Независимость, неординарность мышления отцу импонировали всегда. Он пригласил молодых расчетчиков-теоретиков и попросил ознакомиться с теми идеями, которые с жаром отстаивал университетский студент. Мнение их было единодушным:
