Читаем без скачивания Стеклянные крылья - Энгберг Катрине

Когда они жили в «Бабочке», Исаку делали инъекцию нейролептика раз в неделю. Она надеялась, что это не изменилось до сих пор – в таком случае у них есть несколько дней на подготовку, перед тем как проявятся симптомы. К сожалению, ожидания не оправдались.

Как ей за ним ухаживать?

Попросить помощи у Графа, чтобы продержаться следующую неделю и выиграть время?

– Мария? – Исак не сводил взгляда с воды. – Я знаю, что справлюсь. Я сильный, я хочу!

Он говорил отрывисто, неглубоко дыша.

– Но нельзя ли подождать? Не потому, что я не хочу, просто я хотел бы подождать.

Мария подошла к пеньку и села на корточки.

– Все пройдет, Исак, я обещаю. Сейчас плохо, но будет лучше. Я отведу нас в безопасное место. Там здорово.

– Мария? – Его голову дернул в сторону длительный спазм. – Мне страшно…

Она вдруг обвила руками его тело и заметила, как он от нее отстраняется.

– Мария, ты не понимаешь. Мне страшно, вдруг я тебя обижу.

Она уткнулась в него лбом и заплакала. Она прекрасно знала, что должна быть сильной, но сейчас казалась себе маленькой и испуганной девочкой и хотела только одного – чтобы им на помощь пришла чья-нибудь мама.

Пошел дождь. Она подняла голову – на лоб и глаза упали тяжелые капли. Ей было нечем укрыть Исака. В одиночку она не сможет ему помочь.

Капли проложили на ее щеках дорожки и стали падать с подбородка. Мария встала и протянула руку Исаку.

– Пойдем! Мы уходим.

Он удивленно на нее посмотрел.

– А домой не пойдем?

Она улыбнулась и поставила его на ноги – теперь он возвышался над ней.

– Никогда! Мы больше никогда туда не пойдем. Но нам надо идти. Пошли, нам туда.

Она потащила его под кроны деревьев – пока они шли вдоль насыпи, у них было хоть какое-то укрытие от дождя, затем они добрались до моста Лангебро. Видимо, Исака успокоило то, что они двигались – шли рука об руку, не разговаривая. На мосту она взяла его за руку. Он не отдергивал ладонь, пока они переходили на другую сторону.

Когда они оказались на улице Отто Мёнстеда и увидели полицейское управление, Мария отпустила Исака.

– Исак, перейди дорогу, позвони в дверь и спроси Анетту Вернер. Она тебе поможет.

Он дернулся.

– Ты со мной пойдешь?

– Не могу, Исак. Я не смогу с тобой пойти. Но бояться не надо. Назад ты не придешь, я буду за тобой приглядывать.

Он стоял у бордюра и растерянно оглядывался.

– Исак, все будет хорошо. Обещаю. Попроси поговорить с Анеттой Вернер и расскажи ей все! Анетта Вернер, запомни имя! Я посмотрю, как ты перейдешь улицу и позвонишь в дверь!

Сделав шаг, Исак обернулся. Она ободряюще улыбалась. И вот он сделал шаг, потом еще один, пока не дошел до двери. Он поднял руку и позвонил в звонок. Посмотрел на нее и помахал.

Когда дверь открылась и он скрылся внутри, она засунула руки в карманы. Охотничьего ножа не было.

– Ким – самый чудесный человек из всех, кого я знала. Каждый день его вспоминаю, скучаю.

Напротив Анетты неподвижно сидела женщина, рассматривая свои руки. Она сжимала и разжимала пальцы, потирала ладони и снова клала их на стол – бессознательный плавный танец.

Женщина зрелая – наверное, лет на десять старше Кима Сейерсена, они были парой до самой его смерти летом 2014 года. Ее звали Инга Фелиус, и у нее были аристократические черты – высокий лоб, узкое лицо и прямой нос. Поседевшие волосы собраны в узел на затылке и скреплены серебряной заколкой. Анетте она напоминала борзую.

– Мне жаль.

Анетта прижала локти к телу. Она и так чуть не опрокинула сахарницу, а теперь очень старалась не задеть что-нибудь еще. Домик с низкими потолками на Вискервейен в городке Ведделев был забит вещами, словно владелица с ранних лет решила подбирать и оставлять себе все, что ей попадется.

Книги, вазочки и светильники, а еще – пробковые доски для заметок с пыльными фотографиями и вырезками из газет 1980-х годов, полки с фарфоровыми фигурками и музыкальными шкатулками, крючки с потертыми кожаными куртками и корзины с журналами и игрушками для кошек. Вообще обстановка уютная, как у увлеченной искусством бабушки, но среди безделушек Анетте показалось, что она стала в два раза крупнее и еще более неловкой, а это кое о чем говорит.

– Спасибо, что вы согласились сразу со мной встретиться.

– Я рада, что наконец-то могу с кем-то поговорить про Кима. Полиция очень быстро квалифицировала его смерть как несчастный случай. Если честно, я три года ждала, что ко мне кто-то обратится. Чаю? – Она разлила дымящийся напиток по двум простым чашкам и подвинула одну к Анетте. – Было очень сложно осмыслить то, что случилось в тот вечер.

– Осмыслить – что вы имеете в виду?

– Ну, наблюдать за тем, что произошло.

Анетта поперхнулась чаем и чуть не уронила на пол стопку книг.

– Вы там были?

Инга Фелиус спокойно пояснила:

– Вечеринка была для сотрудников – они могли прийти не одни. Я пошла с Кимом. Хотя от Гуннсёмагле до дома всего пятнадцать минут на машине, мы решили переночевать в «Бабочке», чтобы мы оба смогли выпить.

– Вы там были! То есть вы пошли на ту вечеринку, где утонул Ким?

Инга Фелиус словно засомневалась, способна ли Анетта вообще ее понимать.

– Извините, но… вы видели сам несчастный случай?

Анетта вытерла локтем чай, который во время приступа кашля пролила на стол.

– Несчастный случай. – Она задумалась над произнесенными словами. – Когда это случилось, я давным-давно лежала в постели. Я устала, Ким напился. Утром он был мертв. В семь часов утра Рита постучала ко мне в дверь и крикнула, что вызвала полицию. Я проснулась, а Кима уже не было в живых.

На последней фразе ее голос задрожал, и она, отведя глаза, стала пить из своей чашки.

– Почему вы считаете, что это не несчастный случай?

За окном, выходящим в сад, послышался скрежет. Полосатый кот просился внутрь. Инга Фелиус встала и впустила его – в знак благодарности кот дал погладить себя пару раз, после чего спрыгнул на пол и скрылся за углом.

– С чего бы ему, пьяному, лезть посреди ночи в грязное озеро? Ким был взрослым разумным человеком, даже когда порой напивался. Несчастный случай – даже думать смешно. Просто-напросто смешно! Но тогда полиция ни в чем не сомневалась.

– Как думаете, что случилось?

В глазах элегантной женщины мелькнул вызов.

– А есть другие варианты? Кроме того, что его убили?

– Кто? Кто-то из пациентов?

Она раздраженно отмахнулась от вопроса.

– Они боготворили Кима. Он обращался с ними не как с пациентами, а как с равными, видел в них молодых людей, у которых есть будущее. Он с ними работал, прислушивался к ним. Они его любили.

– Тогда кто?

Инга Фелиус удрученно покачала головой.

– Я не знаю.

– Кто из сотрудников пришел в тот вечер?

– Так, дайте вспомнить. Танья была со своей девушкой Урсулой, а Беттина Хольте – с Микаэлем. Конечно, был муж Риты, Роберт, он же совладелец. По-моему, Никола пришел один. Еще были временные сотрудники… Многие остались на празднике, когда я ушла спать.

Она поднесла ко рту чашку чая, но тут же резко отставила.

– Они слабаки, один Ким осмеливался критиковать интернат, хотя все знали, что он прав. На следующий день, когда приехала полиция, все говорили, что Ким ушел спать последним. С чего бы ему сидеть там одному, а потом лезть в озеро, где он и утонул?

Анетта задела локтем букет сухих цветов – парочка раскрошилась и упала на пол. Она сделала вид, что ничего не произошло.

Инга Фелиус убрала за ухо выбившуюся прядь волос.

– В тот вечер что-то пошло не так. Я потом разговаривала с Таньей и Урсулой, они того же мнения.

Анетта смотрела на подругу Кима Сейерсена с искренним сочувствием. Возможно, ее саму охватило даже не совсем сочувствие – скорее понимание, что такое потеря. Можно потерять того, кого любишь. Любовь не делает тебя непобедимым. Анетта прогнала эмоции.