Читаем без скачивания Муж во временное пользование - Александра Кравченко

— В груди печет, — сказал Гаевой, стараясь вымучить улыбку.

И тут Нине стало страшно. Она видела перед собой бледное лицо с синими губами, слышала тяжелое, прерывистое дыхание и с трудом понимала, что этот больной, беспомощный человек — ее отец, тот, кого она всю жизнь знала бодрым и энергичным.

Кинулась к телефону, вызвала кардиологическую бригаду. Вернулась к Василию Федоровичу, села возле него и стала ждать. Медленно тянулись минуты, напряженная тишина нарушалась только тиканьем часов. И вдруг Василий Федорович открыл глаза, взял Нину за руку и тихо проговорил:

— Пусть Катя сюда переезжает… со своим.

— Не беспокойся, я ей скажу об этом, как только увижу.

— Квартира большая. Вы здесь обе поместитесь. Но если все-таки ты сойдешься с Ярославом, лучше уступи эту квартиру Катьке. Ее супруг куда пожиже твоего будет и вряд ли добьется приличного жилья. А твой… твой сам до всего дойдет. Да, вот еще что. Кожаная папка с документами у меня в столе, найдешь. Доллары разделите с Катей пополам. Не густо, конечно, но на первое время…

— Папа, ну о чем ты думаешь в такую минуту? Квартира… доллары… Не подеремся мы с Катькой из-за наследства.

— Я знаю: у тебя мамина натура… благородная. А Катя в меня пошла. Она своего не упустит. Но Катя тебя любит.

— Знаю. Я ее тоже.

— Случается, что сестры и братья перестают друг друга любить. Всякое бывает… Я что хочу сказать: вы с Катей разные. Она более практичная, чем ты. Она приспосабливается лучше. А ты… ты всегда пряталась от жизни. Ты не виновата. Так сложилась твоя судьба… Но мне страшно за тебя. Ты не сможешь вклиниться в эту жестокую реальность, не сможешь себя обеспечить… Погибнешь при первом же столкновении…

— Что ж, туда мне и дорога. Значит, я полное ничтожество, если не смогу бороться даже за себя.

— Не говори так. У тебя нет деловой хватки, но есть много других достоинств. Знаешь, что я заметил? У тебя хорошо развита интуиция. За нее и держись, она не подведет.

Нина видела, что Василий Федорович немного не в себе. Речь его звучала сбивчиво и странно, глаза горели лихорадочным огнем. Тщетно Нина пыталась его отвлечь. Мысль о чем-то значительном не давала ему покоя.

— Знаешь, дочка, — вдруг заговорил он решительным голосом, — знаешь… Только тебе могу доверить одну очень важную вещь. Ты человек серьезный, надежный. Меня не подведешь. Там, Нина, посмотри, — он указал рукой на книжный шкаф, — есть одна тетрадь. На третьей полке, во втором ряду книг… Там пособие по римскому праву… Синяя обложка… Видишь? Возьми. Я сам прошил тетрадь между страницами книги. Открой ее. Нашла?

— Да… Но я ничего не понимаю…

Нина листала страницы, но слова, значки и цифры расплывались у нее перед глазами.

— Ничего, это у тебя от волнения, — сказал Гаевой. — Когда надо будет, — разберешься. Ну, а если не сможешь сама, покажешь Ярославу. Ему эта информация не помешает.

— А что ты сюда записывал?

— Сведения о разных людях. Важных и не очень. О тех, кто на виду и о тех, кто в тени. Кто чем дышит, кто чего боится. Все тайные связи и пружины, которые мне удалось обнаружить. Также некоторые адреса, телефоны, копии документов.

— Понимаю… Информация для размышления? Но иногда такая информация может стоить жизни.

— Вот именно. Но иногда она может спасти жизнь. Это ты тоже учитывай. Поставь книгу на место. Вот так. Об этих записях никто не знает. Только ты. Если со мной что случится — покажешь Ярославу.

— Ты настолько ему доверяешь?

— Что остается делать? Он, по крайней мере, любит тебя. И тебе небезразличен. В случае чего, вы с Катей поддерживайте друг друга. Ее Вадим — не в счет: он из породы ведомых. Тетрадь им не показывай. Катя — легкомысленная, а Вадим… не из тех, кто действует. Покажешь только Ярославу.

— Хорошо, я все поняла, не волнуйся. Не думай ни о чем.

— Не могу не думать. Как много я не успел… Бежал, бежал, и вдруг на повороте: р-раз… судьба делает подсечку…

Речь Гаевого становилась вез более сбивчивой, невнятной, дышал он с трудом, а руками без конца теребил одеяло. Нина совсем испугалась, хотела уже повторно вызывать скорую, но тут раздался звонок в дверь. Приехали кардиологи.

Пока медики суетились вокруг больного, снимали кардиограмму, Нина поспешно складывала в сумку вещи и продукты. Она уже поняла, что Василия Федоровича будут везти в стационар. На всякий случай оставила на столе записку для Кати: вдруг сестра явится в ее отсутствие.

Пока ехала рядом с отцом в «скорой помощи», один из врачей — молодой парень — успокаивал ее: ничего страшного, состояние тяжелое, но инфаркта нет. Полежит недели две в стационаре, а потом станет на учет в поликлинике.

Конечно, Нина понимала, что все не так просто. Но, даже если обойдется с сердцем, остается дамоклов меч другой болезни, неотвратимо-страшной…

Она сидела в коридоре больницы до тех пор, пока ей не сообщили, что после капельницы отцу полегчало и его поместили в палату. Поговорив еще с дежурным врачом, Нина вышла, наконец, из больницы. Было очень темно. Она взглянула на часы и ужаснулась: время приближалось к полуночи. Давно ей не приходилось возвращаться так поздно. Тем более, одной.

«Надо же когда-то становиться нормальным человеком», — мысленно сказала Нина себе и решительным шагом направилась по темной улице. Увы, до дома было далеко. Да и что ждет ее дома? В квартире — гулкая тишина и тревожный запах лекарств…

Нина вдруг остро ощутила свое одиночество. Если бы поблизости оказался телефон-автомат, она сейчас же позвонила бы Ярославу и пригласила его к себе. Что ж, придя домой, обязательно ему позвонит. Многое надо сказать. И не только о своих чувствах. Есть еще что-то важное, связанное с Ярославом…

Нина остановилась, осененная внезапной догадкой. Конечно! Ей знакомо лицо человека, которого заталкивали в «Вольво». Она видела его на армейских фотографиях Ярослава. Когда он ей показывал альбом, она не очень разглядывала его друзей, потому что смотрела только на Ярослава, а все остальные были ей незнакомы и, в общем, неинтересны. Теперь же память, обостренная волнениями и страхом, отчетливо высветлила именно это лицо. Наверное, в нем было что-то значительное, оно западало в подсознание. И еще Нина поняла, отчего пьяная троица показалась ей странной: на самом деле ни один из них не был пьян. Те двое притворялись, а друг Ярослава, скорей всего, был оглушен или ранен. Они тащили его, он почти не передвигал ноги.

«Послушай Тор, — мысленно обратилась она к Ярославу, шагая по улицам ночного города, — послушай, я, кажется, стала свидетельницей преступления. Не знаю, кто твой армейский друг и как он связан с делами Хустовского, но вчера я видела его чуть живым, это уж точно. Куда его завезли, что с ним сделали?.. Господи, я только сейчас поняла, какой была дурой!.. Намекала Олегу, будто мне кое-что известно! Как бы за такую глупость не заплатить слишком дорого… Но ты поможешь мне во всем разобраться, верно? А ты ведь еще не знаешь, что в моей голове и в моем сердце произошел очень важный процессик. Я поняла, что люблю тебя, Тор…»