Читаем без скачивания Секретная битва - Андрей Семенов

— Вам нужно начинать новую жизнь, Олег. Жизнь в Америке. Я верю в вас и кое-что буду для вас делать. Вы в Красной Армии имели звание подполковника? Пожалуй, я поговорю с президентом, чтобы он восстановил вас в этом же звании в армии САСШ. Это вам будет полезно. Когда вы решите выйти в отставку, вам будет начислена приличная пенсия. Но решение президента, повторяю, будет зависеть от результатов вашей работы тут, в Норвегии.

С тем Даллес и улетел в Швейцарию.

Штейн перевел пространный монолог своего нового шефа и покровителя с английского на русский. «Во-первых, под лозунгом войны с фашизмом подберите достойных людей, которые могли бы после ухода немцев из Норвегии и падения режима Квислинга образовать новое правительство и удержать страну в повиновении. Они должны ненавидеть коммунизм и ориентироваться на Запад. Во-вторых, всеми силами отыскивайте ученых, специалистов, видных деятелей искусств для их дальнейшей отправки в Америку. Если вы справитесь с обеими задачами, то ваше будущее в Штатах можно будет считать обеспеченным».

Штейн немедленно информировал Даллеса о страданиях перспективного профессора Рикарда, которого фашисты вот-вот лишат кафедры в Гейдельберге. Даллес дал санкцию на проведение вербовочной беседы с профессором, и в конце ноября Штейн отправился из Норвегии в Рейх в качестве ловца человеческих душ.

XX

ТРОФЕИ НАШИХ ВОЙСК И ПОТЕРИ ПРОТИВНИКА

I. ПОД СТАЛИНГРАДОМ

За время наступления наших войск под СТАЛИНГРАДОМ с 19 ноября по 11 декабря захвачено у противника: самолетов — 105, танков — 1510, орудий разных калибров — 2134, минометов — 1714, счетверенных зенитных установок — 28, пулеметов — 4175, противотанковых ружей — 311, автоматов — свыше 2000, снарядов — 4 196 000, патронов — свыше 20 000 000, автомашин — 7306, мотоциклов — 1385, радиостанций — 62, кабеля телефонного — 522 километра и другое военное имущество.

К исходу 11 декабря количество пленных увеличилось на 6400 человек. Всего за время боев с 19 ноября по 11 декабря взято в плен 72 400 солдат и офицеров противника.

За время боев с 19 ноября по 11 декабря нашими войсками уничтожено 632 самолета противника, из них 353 транспортных самолета, 548 танков, 934 орудия разных калибров, 1946 пулеметов, 1386 автомашин. За это же время под Сталинградом противник потерял только убитыми более 94 000 солдат и офицеров, из них четыре пятых — немцы, остальные румыны.

II. НА ЦЕНТРАЛЬНОМ ФРОНТЕ

За время боев с 25 ноября по 11 декабря на ЦЕНТРАЛЬНОМ фронте нашими войсками захвачено: танков — 194, орудий разных калибров — 550, пулеметов — 1053, винтовок — около 7000, снарядов — до 300 000, патронов — 7 126 000, автомашин — 920, радиостанций — 58, складов разных — 43. За это же время захвачено в плен 2100 немецких солдат и офицеров.

Нашими войсками уничтожено более 200 самолетов противника, 416 танков, 541 орудие, более 1000 минометов, 1230 пулеметов, 850 автомашин. По неполным данным, за время боев на Центральном фронте немцы потеряли только убитыми свыше 75 000 солдат и офицеров.

Все-таки американцев не зря называют технической нацией. Документы, по которым Штейн попал в Рейх, были высочайшего качества. Никакая экспертиза не смогла бы выявить подделку. Ксивы были аутентичны оригиналам. В техническом отделе ГРУ ГШ РККА тоже служили хорошие специалисты по изготовлению документов, но оборудование было хуже американского, и это сказывалось на качестве. В бытность свою кадровым сотрудником разведупра Штейн мало полагался на мастерство отечественных искусников подделки. Он старался разрабатывать легенды так, чтобы фальшивыми документами пользоваться только самое первое время.

А теперь в Рейх предстояло въехать представителю норвежской нефтяной компании, имеющему официальной целью командировки переговоры с немецкими властями о предоставлении норвежской стороне концессии на разработку нефтяных месторождений Грозного и Баку. Такая легенда была логически мотивирована. Вермахт стоял на Кавказе, норвежские нефтяные фирмы не уступали английской «Бритиш Петролеум» и американской «Стандарт Ойл». Норвегия была оккупирована, но ее жители были признаны Гитлером расово близкой нацией. Допуск норвежцев к разработке кавказских нефтяных месторождений был выгоден и Рейху, и Норвегии. Рейх получал дешевое топливо, произведенное чужими руками, а Норвегия — нефть, не ею завоеванную. Поэтому сейчас, осенью сорок второго, норвежский нефтяник воспринимался в Рейхе как желанный гость.

Профессор Рикард поколебал представления Штейна о профессуре. Он ожидал увидеть эдакого ученого сухаря в очках и с бородкой клинышком, книжного червя, засушенного между стеллажей с фолиантами. Но на кафедре в университете агент американской разведки застал красавца-атлета лет сорока в модном спортивном пиджаке с ватными плечами, с ослепительной белозубой улыбкой и лихо зачесанными назад смоляными волосами. Рукопожатие профессора было крепким, как у штангиста, да и сама манера говорить громко и раскатисто выдавала в нем человека успешного и уверенного в завтрашнем дне.

— Вы профессор Рикард? — спросил Штейн, не затворяя двери кафедры и все еще надеясь, что ошибся.

— Я, — подтвердил атлет. — Вы за рецензией? Она еще не готова. Зайдите через недельку.

— Я не за рецензией, — виновато промямлил Штейн.

— Тогда какого дьявола вы морочите мне голову? У меня дел по горло!

Любой другой на месте Штейна закрыл бы за собой дверь и, краснея от досады, быстрым шагом направился бы на вокзал за обратным билетом. Но Олег Николаевич проводил уже не первую беседу с заданным результатом и по опыту знал, что не важно, как началась беседа, важно то, чем она закончилась.

— Я прибыл из-за границы, чтобы познакомиться и переговорить с вами. Если вы сейчас заняты, то мы можем перенести нашу беседу на более удобное для вас время.

— Из-за границы? — Атлет-профессор сбавил тон и смущенно улыбнулся. — Извините меня, пожалуйста. Я спутал вас с одним диссертантом. Друзья попросили меня написать рецензию на его работу, а мне, честно говоря, не до рецензии. С этого учебного года курс, который я читал в университете, исключен из программы. Я остался без студентов, а мои научные труды не публикуют в Германии. Их вообще нигде не публикуют.

— Почему? — недоуменно спросил Штейн.

— Потому что Германии стала не нужна фундаментальная наука. Теоретики сейчас в загоне. Рейху нужны не отвлеченные теоретические исследования, а гарантированный результат, который можно отлить из стали или построить из бетона. Вот только никто из бонз, стоящих у власти, не хочет понимать того, что для развития прикладной науки необходим прорыв в науке фундаментальной. Скажем, изобрел бы Александр Белл свой телефон, если бы не было теории электричества? Или сумел бы Эдисон создать свой фонограф без волновой теории?

Штейну не было никакого дела до этих двух упомянутых господ, равно как и до теории электричества, но он из благоразумия сочувственно покашлял в кулак.

— Вот, изволите видеть? Упаковываю свои вещи и книги. Перед вами — высококвалифицированный дипломированный немецкий безработный с докторской ученой степенью и бывший профессор. Я уже подумываю, а не переквалифицироваться ли мне в конные полицейские. Я чемпион Вюртенберга по скачкам и конкуру, и мне наверняка пойдет форма с латунными пуговицами.

— Ну, зачем же так грустно? Вы могли бы преподавать, например, в Берне. Это совсем недалеко отсюда, каких-то триста километров.

— В Берне?! — насмешливо переспросил Рикард. — После Гейдельберга мне преподавать в Берне? Скажите уж лучше — учительствовать в школе. По крайней мере, мои ученики будут хорошо знать никому не нужную физику. Берите вот эти книги и помогите мне донести их до машины.

Штейн с готовностью подхватил две довольно объемистые пачки книг, перевязанных тесьмой, и последовал за профессором к его машине.

— Вы знаете, что такое Гейдельберг? — спросил профессор через пять минут, захлопывая багажник, куда они уложили все эвакуированное имущество.

Не дожидаясь ответа, он продолжил:

— Гейдельберг — это сильнейшая научная школа в Европе, а может, и в мире! Сорбонна и Оксфорд — просто подготовительные классы по сравнению с Гейдельбергом! С четырнадцатого века на этом самом месте трудились и мыслили лучшие умы тогдашней науки! Какие имена! Это же люди, двинувшие нашу цивилизацию вперед, от мрака невежества к высокой культуре. Вы только представьте себе, целых шестьсот лет ушло на становление гейдельбергской научной школы, и вот теперь, при Гитлере, эта школа разваливается.

— А вы не любите Гитлера?

— Это провокационный вопрос, молодой человек! Откуда я знаю, что вы не из гестапо? Я просто обожаю нашего дорогого фюрера. Я не устаю им восторгаться! Я все ладони отбил, аплодируя ему! Так и передайте тем, кто вас ко мне подослал.