Читаем без скачивания Расслышать умерших - Франсуа Брюн

Мы уже успели заметить во всех свидетельствах о мире ином творческую силу мысли, которую можно использовать добровольно и во благо. Похоже, что мысль, на основе, конечно, некоего силового поля, производит и строит то, чего мы на самом деле хотим, что просим ее построить.

Как мы успели уже заметить, часто бывает достаточно одного лишь имплицитного желания. В моменты, когда мы невнимательны и немного «пассивны», у нас может возникнуть бессознательное желание вернуться к своему привычному земному окружению, и одного этого окажется достаточно для того, чтобы творческая сила этого подспудного желания оказалась действенной и тотчас же создала вокруг нас такое окружение.

Но все это может зайти еще дальше: эта творческая сила вообще может вырваться из-под нашего контроля. И даже грозит иногда обернуться против нас.

Тут мы действительно находимся в самой сердцевине тайны. Столько людей бунтуют не только против идеи ада, но даже против любого намека на необходимость даже незначительного периода испытаний. Им кажется, что это похоже на то, что Бог нас, словно маленьких детей, ставит в угол или лишает сладкого. Они думают, что, даже если мы и вправду плохо поступили, Бог все же слишком большой садист, если он требует для нас наказания, а значит, по сути, он ничем не лучше нас. Тогда как нужно просто понять, что Бог здесь, в общем-то, ни при чем, и что, хотя Он есть бесконечная Любовь, Он не может избавить нас от тех испытаний, которые мы сами на себя навлекли. В противном случае как раз Он и обращался бы с нами, как с детьми, мешая нам расти и совершенствоваться, чтобы однажды дорасти до воссоединения с Ним.

Благодаря тому, что уже собрано значительное число самых разных свидетельств, перед нами начинает постепенно приоткрываться механизм утечки счастья.

Он действует уже и в нашем с вами мире. Ролан де Жувенель предупреждает нас об этом:

«Значительная часть человечества, состоящая из людей, потерявших вкус к жизни, сама того не ведая, образует в структуре космоса эмбрион, способный перечеркнуть свою судьбу.

Семя коллективной катастрофы уже посеяно в туманность сверхуниверсума, где все распространяется проекциями… Каждое состояние сознания выплескивается в мир иной, с которым они образуют одно целое… Отдалившись от Бога, человек тем самым уже сделал шаг к коллективному самоубийству»[303].

А здесь его анализ еще точнее:

«Мысль, эта невидимая и неопределимая вещь, может иметь столь мощные проекции, что они способны даже оживить материю.

То, что вы считаете случайностью, по большей части оказывается следствием разрядки психики, и события получаются как результат таких разных неизвестных сцеплений»[304].

Такая «проекция» нашей мысли в окружающий нас материальный мир представляется, однако, делом более трудным, чем проекция в мир посмертного существования. Ведь мы не можем воздвигнуть из ничего, только одним нашим желанием, дворцы, озера и леса, как, судя по свидетельствам, происходит в мире ином.

Однако уже во время опытов выхода за пределы тела у мысли, похоже, такая способность появляется. Р. Монро, как мы уже видели, фактически настаивает как раз на такой идентичности идеи и действия. Но он замечает одновременно и особую пластичность того нового тела, в котором он выходит из старого. Не только руки представляются ему телескопическими, способными дотянуться даже до отдаленных объектов, но он абсолютно уверен, что этому новому телу можно придать любую форму, какую захочешь: кота, собаки, волка. Человеческая же форма вернется сама собой, как только перестанешь желать других форм[305]. Однако из-за вмешательства каких-нибудь неизвестных нам сил и обстоятельств, может так случиться, что наше духовное тело вдруг примет необычную форму, а мы этого даже не заметим. Похоже, что самого Монро однажды так застали у кого-то в гостях в форме лоскутка, развевающегося в воздухе[306].

Такая «проекция», помимо всего прочего, затрагивает не только форму нашего тела, но и весь окружающий нас мир:

«В этом месте реальность соткана из самых глубинных желаний и самых живучих страхов. Мысль фонтанирует, в ней уже нет поверхностного слоя, созданного внушением или подавлением и скрывающего ваше внутреннее Я от других… Непосредственная эмоция, столь тщательно вытесняемая в нашей физической цивилизации, высвобождается с силой. Было бы преувеличением сказать, что на выходе она затопляет индивида. В сознательной физической (т. е. в нашей) жизни такое состояние было бы квалифицировано как психоз»[307].

То, что мысль является действием, начинает в свою очередь открывать для себя и современная наука[308]. Но то, что она им является аж до такой степени, по крайней мере, в мире ином, это трудно признать без достаточной духовной подготовки. Послушаем Жанну Гесне:

«В этом новом состоянии Бытия констатация чего бы то ни было утверждается фундаментальным образом: малейшая мысль тут же реализуется, т. е. стоит вам подумать “кот”, и вот он кот; “роза”, и вот вам роза. Но если ж вы подумаете “змея” или “лев”, то и змея и лев тоже возникнут перед вами с потрясающей реальностью. Легко себе представить, какой ужас, какую панику это вызовет»[309].

Мадам Гесне также рассказывает об одной своей знакомой: это была «интеллигентная, достаточно культурная дама, получившая очень строгое религиозное воспитание с акцентом на страхе греха и на уверенности, что человеческая природа испорчена первородным грехом».

Так вот, эта дама считала, что ее преследует дьявол. Она видела, как жуткие существа гонятся за ней и выпускают когти… Сначала Жанна Гесне отнеслась к этому скептически. Но, научившись выходить за пределы тела, она подробнее ее расспросила и поняла:

«Она выходила за пределы своего тела, к тому же слабого и немощного, и тут же ныряла в ад, который ее бессознательное постоянно проецировало в ее же сознание, ведь оно было нашпиговано мыслями о ведьмах, черных мессах, колдовстве, заклятьях, так что она оказывалась пленницей своих собственных фантазий»[310].

То, что происходит здесь, во время таких, хотя бы недолгих, путешествий за пределы тела, то уже постоянно совершается в мире, в который мы попадем после смерти. Знаменитая Бардо Тхёдол, «Тибетская книга мертвых», по мнению некоторых, слишком уж полна страхов перед появлением таких жутких фигур:

«Если в то время, когда пятьдесят восемь Пьющих Кровь Божеств, покидая твой мозг, появляются перед тобой, ты познаешь, что они – сияние твоего собственного разума, тогда ты немедленно сольешься воедино с телом Божеств, Пьющих Кровь, и станешь Буддой. О, благородно-рожденный, если ты не осознаешь этого и в страхе бежишь от божеств, страдания вновь вернутся к тебе и возобладают над тобой. Если не знать этого, то Божества, Пьющие Кровь, вызовут страх, умерший испытает ужас и трепет, потеряет сознание, его мыслеформы превратятся в призрачные видения, и он попадет в Сансару; если же он не испугается и не ужаснется, то он избежит Сансары».[311]

Да и древние египтяне опасались многочисленных монстров, у которых туловища животных и которые обитают в царстве мертвых. Но они не считали их проекциями собственных страхов. Только те, кто прожил неправедную жизнь, должны были их опасаться. Нет никакого сомнения при этом, что в истоке обеих этих независимых друг от друга традиций нужно предположить подлинный опыт одной и той же реальности.

Суфийская традиция, в частности, Ибн Араби, этот «король мусульманских мистиков», стремится, правда, ограничить эту творческую силу мысли одними мистиками. Мистик концентрирует свою духовную энергию и тем самым добивается того, что и в самом деле воссоздает, проецирует из своего сердца объект желания. Т. е. действовать он может лишь ясными и благотворными проекциями. Все исследования Анри Корбена направлены в эту же сторону. Но при этом он отмечает возможность связи между «этой творческой силой сердца» и «целым рядом феноменов, определяемых сегодня как ясновидение, телепатия, синхронное видение и т. д.»[312].

Суфийский мусульманский мистик прекрасно знает и возможные негативные моменты такой проекции, но вписывает их в более широкую перспективу: все существующее живо, а значит, живы и наши мысли:

«То же самое можно сказать и о формах, проявлениях, словах и поступках; то же говорят нам и истинные учения, согласно которым после смерти поступки облачаются в формы и взывают к тому, кто их совершил: если это были добрые поступки, то за гробом человека ждет воздаяние, если же поступки были злые, тогда он будет там несчастен»[313].

2. Наша мысль творит живые символы

Такая «проекция» не всегда будет прямой и непосредственной. Не всегда срабатывает механизм: подумал о льве или драконе, и тут же обязательно увидел в новом мире льва или дракона. Внешний облик окружающего нас мира и происходящие в нем события с таким же успехом могут быть всего лишь символической транспозицией наших мыслей и чувств. Это естественный процесс, просто очень непривычный для нашего рационалистического, как правило, разума.