Читаем без скачивания Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой - Александр Александров

Тони вообще стал заходить гораздо чаще, прежде он бывал только по субботам, ему нравится бывать среди девушек. Тони часто посиживает, развалившись в кресле посреди мастерской, курит папироску и хвастается медалью, которую он получил на Всемирной выставке.

После того, как Мария получила медаль, Робер-Флери сказал Лефевру:

— Я тебе говорил, что у нас наверху есть мальчик.

Она довольна, впервые заслужила высшую отметку. Она успокаивает подругу, мадемуазель Вик, которая прежде была первой, а теперь восьмая:

— Александр Дюма говорит, что одна дурная пьеса не служит доказательством того, что таланта нет, между тем, как одна хорошая показывает, что он есть. Гений может сделать дурную вещь, но дурак никогда не сделает хорошей.

Ее снова окружают художники, хвалят, говорят о том, что награду она получила заслуженно за всю проделанную работу.

Это слышит заехавшая за ней тетя Надин и дрожит от восторга.

В начале 1879 года Мария Башкирцева записывает в свой дневник следующие строки:

«Если живопись не принесет мне довольно скоро славы, я убью себя и все тут. Это решено уже несколько месяцев… Еще в России я хотела убить себя, но побоялась ада. Я убью себя в тридцать лет, потому что до тридцати — человек еще молод и может еще надеяться на успех, или на счастье, или на славу, или на что угодно. Итак, это приведено в порядок, и, если я буду благоразумна, я не буду больше мучиться, не только сегодня вечером, но никогда».

Глава пятнадцатая

Париж. Мужчины в ее жизни

С еще большим воодушевлением Муся принимается за работу. Утром она пишет красками, по вечерам занята рисунком. По изданному дневнику можно подумать, что кроме мастерской, она нигде не бывает, но это не так. Ездят они и в театр, и на прогулки. На прогулках Мусю раздражает, что ее мать сначала всегда смотрит, есть ли на встречной карете герб, а уже потом — обратил ли сидящий в ней господин, внимание на ее дочь.

Часто посещает она и палату депутатов, где ее внимание привлекает секретарь Гамбетты Жозеф Арно де л’Арьежа. В семье новое увлечение, юноша «прекрасный, как флорентийская бронза», сразу начинает рассматриваться, как потенциальный супруг. Он красив, знатен и, безусловно, богат. Башкирцева называет его «этот молодой миллионер». Кандидатуры без состояния даже не принимаются в ее семье к рассмотрению. Хотя она уже начинает догадываться, что в Париже нечего рассчитывать на богатых мужей, что, если уж выходить за бедного, но очень знатного, то надо ехать в Италию. Там князей и графов знатных обедневших родов — пруд пруди. Впрочем, ей улыбается в этом смысле и Санкт-Петербург.

Пока же политические взгляды Марии Башкирцевой начинают претерпевать серьезные изменения. Из бонапартистки она на глазах превращается в ярую республиканку. Как в свое время, из легитимистки превратилась в бонапартистку. Она еще плачет об убитом принце империи, жалея безутешную императрицу, но она все больше присматривается к республиканцу Леону Гамбетте, которого прежде она считала самым низким и недостойным политиком. Помните, как-то она писала, что герцоги Орлеанские — «это всё, что было и есть самого низкого во Франции после Гамбетты». Недалеко то время, когда она будет лить слезы и у его гроба.

История Франции 19 века далека от нас, мы и свою-то плохо знаем, поэтому надо сказать хотя бы несколько поясняющих слов. Вот, например, Башкирцева пишет после посещения Версаля 5 февраля 1879 года:

«Мы были в Версале в первый день президентства Гамбетты. Речь, им прочитанная, была принята с энтузиазмом; и будь она еще хуже, она была принята так же. Гамбетта читал дурно и отвратительным голосом. Он совершенно не походит на президента, и кто видел Греви, спрашивает себя, что станет делать этот человек. Чтобы быть президентом, недостаточно иметь талант, надо еще иметь особый темперамент. Греви президентствовал с какой-то механической правильностью и точностью. Первое слово его фразы походило на последнее. У Гамбетты есть усиления и ослабления, удлинения и укорачивания; движения головой вверх и вниз… Словом, он или говорит несвязно, или он очень хитер».

В современных изданиях к этому абзацу дается две сноски:

1. Леон Гамбетта (1838–1882) — премьер-министр и министр иностранных дел Франции в 1881–1882 гг.

2. Франсуа Поль Греви (1807–1891) — президент Франции в 1879–1887 гг.

Эти сноски мало чего объясняют. О каком президентстве Гамбетты идет речь в этой записи? Кто из них президент? Греви или Гамбетта? Ведь президент все-таки один. Или Мария Башкирцева ошибается? Выясняется, что нет. Она, как всегда, точна в своих записях. Только пишет порой все-таки для себя, не думая о будущем читателе.

Дело в том, что лидер республиканцев Леон Гамбетта в это время, как сказали бы сейчас, шел на президента страны после вынужденной отставки предыдущего президента, маршала Мак-Магона, героя Крыма, взявшего Малахов курган, и командующего правительственными войсками, подавившими Парижскую коммуну, но в политическом смысле Гамбетте было выгодней выставить другую, более умеренную кандидатуру от республиканцев, так как его самого не все любили, и он выдвинул вместо себя Греви, стал, как тогда говорили, его «великим избирателем». Кстати, Греви чаще всего звали Жюлем, его третьим именем. Сам же Гамбетта незначительным большинством голосов был избран президентом палаты депутатов, то есть, говоря теперешним языком, спикером палаты. При последующих правительствах, он играл роль теневого премьер-министра, что вызывало раздражение в стане его противников. Лишь в 1881 году Жюль Греви поручил ему возглавить кабинет министров, который продержался менее трех месяцев.

Башкирцевой нравится вертеться среди политиков, говорить о политике, думать о ней. И надо сказать, что в политике она уже начинает разбираться. Как-то в мастерской, когда не было натурщицы, Мусю усадили на стул посреди мастерской, и она позировала. В это время пришел Жулиан и с удовольствием беседовал с ней о политике. Муся записала после этого, что любит беседовать с этим тонким человеком. Тонкому человеку всегда приятно беседовать с тонким. Ее наблюдения за политиками тоже довольно тонки, и порою злы, не зря почти все они не напечатаны. Ведь эти политики в то время еще были живы.

Дома с ней скандалят по поводу ее новых увлечений. Их вполне устраивает знатный и богатый республиканец-аристократ, но никак не могут устроить идеи республиканцев. Она и сама не так давно пародировала их речи в палате.

«Моя семья кричит, что все республиканцы — крестьяне. Когда им говоришь «Республика», они отвечают, что это прежде всего грязное белье, черные ногти, еда без скатерти, сморкание без платка. А кроме того, дамам не положено спорить о политике; учитывая воспитание, которого они не получают, они совершенно невежественны; и это относится не только к моим домашним, но и к 9/10 всех женщин». (Неизданное, запись от 17 сентября 1879 года.)