Читаем без скачивания Грезы президента. Из личных дневников академика С. И. Вавилова - Андрей Васильевич Андреев

Тем не менее Вавилов такие речи произносил и такие тексты подписывал и лично правил: сохранились машинописные варианты статей – например, только что цитированной статьи «Научный гений Сталина» – с собственноручными исправлениями Вавилова.

Возможные оправдания общего характера для милых людей, сотрудничавших с фашистами-вишистами-чекистами-…, многократно произнесены, хорошо известны и здесь будут опущены. В случае С. И. Вавилова есть несколько особых, не совсем стандартных оправданий личного характера. Об одном из них – философской потребности в некоем самоуничижении – речь еще пойдет особо. Второе оправдание – изначальный фатализм Вавилова, его самоосознание как «только зрителя», закинутого в поток жизни и с удивлением наблюдающего за всем, что вокруг и внутри происходит. Третье самооправдание – не слишком оригинальное, но зато подтверждаемое многими дневниковыми записями, – что Вавилов просто хотел «как лучше», причем не для себя и близких, а вообще для людей: постоянно раздумывал, как бы принести пользу, «творить нужное людям» (3 июля 1949).

«Нужны силы на помощь людям, родной стороне и после этого умереть» (9 мая 1945). «Надо сосредоточиться и понять, как же на Руси создать большую науку, свою и обгоняющую все» (6 ноября 1945). «…надо сделать то, что в моих очень небольших силах, чтобы упорядочить Академию» (1 января 1946). «Хочется напоследок сделать что-то остающееся для людей» (15 декабря 1946). «Надо делать и сделать возможно больше. В этом единственный смысл оставшейся жизни. Выпрямить Академию, разбудить в ней гений и действительно сделать из нее русскую научную голову» (1 января 1947). «Неужели нельзя вылезти из трясины и последний десяток лет жизни прожить так, что вышел бы настоящий толк для людей» (2 февраля 1947). «…так многое хотелось бы сделать ‹…› для науки, для Академии» (13 апреля 1947). «Хотелось бы сделать что-то очень большое. В этом и смысл бытия, и оправдание. Ведь не для себя же, а для людей этого хочется» (6 апреля 1947). «Остаток жизни хочется прожить для других, для страны, для народа, принести ясную пользу» (14 сентября 1947). «Жизнь для людей, конечно, в этом смысл и другого нет. Человек – один, чепуха ни для чего не нужная» (28 ноября 1948). «Перед смертью хотелось бы сделать что-то большое, нужное людям, такое, что послужило бы основой дальнейшего прогресса» (6 марта 1949). «Хотелось бы, чтобы каждый прожитый час был созидательным, на пользу людей, земли, мира» (17 апреля 1949). «…хочется, чтобы каждый день вносил какой-то кирпич для тех, кто останется жить. ‹…› хочется оставить людям настоящее. В этом единственный смысл и стимул» (22 мая 1949). «Больше, чем когда-либо, ясно, что жить надо для других, для своего общества и жить надо» (8 ноября 1949). «Чувство бессилия, а хотелось бы помочь людям. В этом единственный смысл бытия» (3 апреля 1950). «Хотелось бы подняться, сделать большое-большое для людей…» (24 мая 1950). «…надо работать – для других. В этом единственный смысл» (3 сентября 1950).

В этом контексте интересно изменение отношения Вавилова к финалу гетевского «Фауста». Фауст, согласно представлениям молодого Вавилова, «в конце концов сбивается на ‹…› прорывание каналов и прочую чепуху» (12 января 1911). «Строительно-созидательное» финальное увлечение Фауста воспринималось юношей-Вавиловым крайне иронично. «Фауст кончает свою жизнь, по Гете, совершенно практически, роет каналы (к сожалению, не заводит себе законной Gretchen и не выводит молодых Фаустов). Вывод довольно неостроумный; вся шумиха, все Фаустовское „Streben“[257] могло закончиться на первых же страницах, сбрось Фауст с себя свою докторскую мантию и наймись в землекопы. Не к чему было и Мефистофеля тревожить, все бы обошлось тихо и спокойно» (26 декабря 1910). В годы Первой мировой войны скепсис Вавилова только усилился: «Кончил совсем мещански „жизнью для пользы отечества“ – каналами, кончил по-немецки» (8 октября 1914), «Goethe кончил Фауста почти что военно-дорожным отрядом, а если бы я был Фаустом, я бежал бы в ужасе от этих каналов и дорог домой в „Museum“[258]» (28 ноября 1915), «Фауст нашел выход в том, что стал жить „для других“ (это тоже уже не жизнь)» (22 апреля 1916). Но через 30 лет (вновь перечитывая «Фауста» в 1942–1945 гг.) Вавилов ту же «мещанскую жизнь на пользу отечества» оценивает уже иначе: «Совсем новыми глазами увидал финал „Фауста“ – пятый акт. Здесь мысль и смелость больше всего и сюда придется еще вернуться» (24 января 1945).

Почти комично, что в 1950 г. Вавилов был назначен председателем просуществовавшего всего несколько лет Комитета содействия великим стройкам коммунизма при Президиуме Академии наук СССР, занимавшегося в первую очередь именно вопросами строительства оросительных систем, гидроэлектростанций и других крупных гидротехнических объектов – по сути, тем самым «прорыванием каналов».

Стремление «помочь людям» – несомненно, один из лейтмотивов поздних дневников. Однако для объективности следует подчеркнуть, что и тут – вновь, в который раз – позиция Вавилова более сложна, традиционно противоречива. Все только что процитированные записи о необходимости «работы на пользу и благо людей» (20 ноября 1949), о поиске «резонанса» с обществом похожи на самогипноз, самоуговаривание, мантру, втаскивание себя за волосы в нужное философское состояние. Тема «пользы людям» становится заметной в дневнике лишь после его избрания президентом. До этого подобные записи редки и звучат иначе; так, например, через две недели после ареста брата Вавилов записывает: «Никогда еще не было так грустно и так мучительно. ‹…› Хочется вскочить, протереть глаза и закричать страшным голосом, что я жив еще и могу многое нужное для людей сделать» (20 августа 1940). Поздние записи об этом же появляются чаще, но они более рассудочны. Более того, они разительно отличаются от некоторых других, более спонтанных. В те же годы Вавилов писал, например, и так: «Чувствую общество, вырастающее на трупах и костях людей. ‹…› Манекены с выхолощенными душами» (6 июня 1943); «Люди кругом ‹…› невыносимо скучны и трафаретны, в полном „резонансе“ с жизнью» (7 марта 1948); «Сумею ли выдержать дальше? ‹…› столкновения самолюбий, человеческой подлости, очень мало науки, очень мало глубины, таланта и честности. „Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей“» (26 июня 1949).

Планы, цели и мечты (1939–1951)

Как и в ранних дневниках, в дневниках последних лет жизни Вавилов часто записывал, порой очень подробно, свои планы, цели и мечты. Кроме описанной только что пафосной «пользы людям» он хотел в это же самое время и многого, многого другого.

«…хотелось бы прожить последние годы жизни медленно и мудро. // Жить в