Читаем без скачивания Дорога ветров - Иван Ефремов

А кругом тянулась все та же белесая равнина, почти без травы, казавшаяся бесконечной. Проехали около семидесяти пяти километров, и тут «Смерч» исчез окончательно. Остановились подождать, кляня Андреева, который расплачивался теперь за лень в уходе за машиной. Тщательно рассудив, где и когда, на каком из пройденных холмов мы видели машину, решили, что «Смерч» появится через десять минут. Примерно в это время из-за гребня ближайшего увала увидели машину, но, к нашему ужасу, вовсе не «Смерч», а монголтрансовскую бензоцистерну. Мы остановили ее, но шофер мог лишь сообщить, что обогнал крытую полуторку очень далеко отсюда. Это еще не означало аварии, и мы ждали целый час, расхаживая по тоскливой равнине и медленно коченея.

Солнце садилось, нужно было что-то делать. Пришлось отказаться от мысли ночевать сегодня в Чойрене и поворачивать обратно. «Смерч» стоял там, где он отстал от нас – в сорока километрах от аймака, в беспомощном положении, с замкнутым накоротко аккумулятором и сгоревшим прерывателем.

Чинили, заводили, таскали на буксире до десяти часов вечера, пока не убедились окончательно, что без переборки аккумулятора машина не пойдет. Я распорядился ставить палатку – жестокий мороз совершенно скрючил тех, кому пришлось быть только зрителями наших усилий. Вода, к счастью, оказалась с собой, на дрова (кругом не было даже «дров Ивана Антоновича») разбили несколько пустых ящиков, предусмотрительно захваченных Эглоном. Палатка обогрелась. Напились чаю, поставили койки. Даже я, находившийся в состоянии тихого бешенства, немного отошел и, чтобы развеселить народ, принялся рассказывать, как мы нанимали повара для экспедиции в Алтан-Булаке.

Никак не удавалось подыскать подходящего человека, и мы обратились, по совету местных жителей, к некоему турку или черкесу, неведомыми путями осевшему в Алтан-Булаке и славившемуся как отличный хлебопек.

Турок было поддался на наши уговоры, но потом вдруг заупрямился.

– Нэт-нэт, нэ поеду, – объявил он. – Хлеб, лэпещки печь мынога умэю, обеэд варить – пэт. Боюсь.

– Чего же вы боитесь? – спросил мой спутник.

– Боюсь тюрьма попасть!

– Как же так?

– А так! Суп плохой получился, кто-нибудь плохой слова скажет… Сэрдцэ загорэлся, нож хватал, рэзил, тюрьма попал…

Пришлось махнуть рукой. Взять такого повара было действительно опасно. Общий смех последовал за концом рассказа. Я припомнил попреки, которыми донимали нашего повара, и доказывал, что у турка ходили бы по струнке, никто пикнуть не посмел бы, что плохо приготовлено. Все стали придумывать различные смешные положения, неизбежно получившиеся бы с турком и нашими завзятыми «гастрономами»– Андреевым и Прониным. Кругом меня были молодые смеющиеся лица. Быстрая «отходчивость» от невзгод – чудесное свойство молодежи и составляет, пожалуй, самую приятную сторону работы с молодыми сотрудниками.

Андреев подошел ко мне и протянул верхний диск трамблера. Контакты наполовину сплавились от сильного разряда при замыкании. Запасные части были израсходованы, и теперь приходилось выходить из положения с тем, что стояло на моторе.

Никакого смысла держать весь народ здесь, в голой степи, без топлива, в ожидании ремонта машины не было. Тащить тяжело груженного «Смерча» на буксире «Дзерена» сорок километров в аймак через подъемы неумно и рискованно. Сам «Дзерен» давно требовал ремонта.

Несмотря на полуночный час, мы приступили к перегрузке. Весь запас воды, толстые «ходовые» доски в качестве топлива, палатку и печку оставляли Андрееву и вызвавшемуся ему помочь «батарейцу» Иванову. С «Дзерена» сняли половину груза, и машина могла забрать всех людей. Я рассчитывал немедленно по прибытии в Улан-Батор выслать «Дракона» на помощь, взять груз со «Смерча» и снабдить его запасными частями. «Дракон» мог прийти через два дня – за это время Андреев с помощью Иванова должен был проверить разладившуюся систему зажигания.

Все с энтузиазмом встретили новый план. Наш гость, преисполненный юношеской важности, молчал, ни о чем не спрашивая, потом улегся на поставленную для него койку, укрылся с головой дохой и затих. Заснули и мы кто смог. Мороз пробирал до костей, а дрова мы берегли для остающихся.

В рассветных сумерках произошло новое распределение пассажиров. В кабину водворили наиболее зябкого Орлова. Громов закутался в доху и переселился к нам наверх.

Пронин, чему-то весело ухмыляясь, «жал на всю железку»– по образному выражению водителей. Прошел час, кончался второй, а все та же белесоватая Гоби проходила назад мимо пас. Больше ста километров тянулась равнина с белыми камешками, встреченная нами еще по ту сторону Сайн-Шанды, когда мы шли, ничего не зная, без проводников, из Южной в Восточную Гоби…

Светлые холмы приблизились слева, оттуда же подошла линия телеграфа. Здесь дорога из аймака сливалась со старым калганским трактом, по которому прошло много наших путешественников. Мы остановились покурить. Белесая равнина кончилась – впереди виднелись гряды темных пород, промоины сухих русел, поросшие дерисом. Далеко, на расстоянии километра, виднелось большое стадо дзеренов, голов в пятьсот: животные медленно передвигались, малозаметные перед грядой темных скал. Я улегся наземь и два раза выстрелил в середину стада. Дзерены побежали, попадания не было.

Калганский тракт сильно зарос – видно, движение здесь почти прекратилось. Два параллельных автомобильных наката и четыре-пять рядов верблюжьих троп проходили вдаль широким следом минувшей старины.

Быстро приехали в Хара-Айрик сомон («Сомон черного кумыса»), прошли его без остановки и попали в мелкосопочник. Дорога извивалась крутыми поворотами, внезапными спусками и подъемами-косогорами, не позволяя держать скорости. Вдали как будто плавал в воздухе голубой гребень гранитного массива Чойрен. Здесь, собственно, уже окончилась Гоби – ее место заняла настоящая степь. Обширные заросли дериса по всем долинкам и промоинам казались чуть ли не лесом – с появлением дериса местность стала гораздо живописнее для неизбалованных гобийцев.

Горы Чойрен – сильно выветренный гранитный массив – походили на виденное вблизи Улугей-хида скопище странных скал. Монастырь Чойрен-хид когда-то строился – так же как и Улугей-хид – в местности, внушающей страх перед богами.

Размытый гранит тяжело громоздился гребнями, башнями, хребтами и головами чудовищ, грозными мордами. Зрелище было поистине удивительное и устрашающее. Отдельно стоявшие глыбы были похожи на грубые статуи сидящих и стоящих людей. Все эти естественные «изображения» искусно использовались ламами – кое-где уцелевшие подмалевки краской оттеняли демонические черты слепого камня или умело положенные кучки камней превращали безымянные глыбы в обо и субурганы.