Читаем без скачивания Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй - Аркадий Аверченко

— Гм… Как всякому драматургу, мне хотелось бы, чтоб в рецензии сквозили: уважение и преданность, преданность и уважение!

— Что бы вы сказали, например, о рецензии в таком роде. «Покойный Крестовский удостоился редкой почести. Грустно только, что у нас время почестей для писателей наступает после их смерти! На произведение Крестовского обратил внимание г. Дельер». Или лучше, — «сам г. Дельер»?

— Поставьте «сам».

— «Перечитав роман Крестовского, г. Дельер сказал: «Да будет пьеса!» И стала из романа пьеса! Не находим слов, чтоб поблагодарить г. Дельера от имени покойника Крестовского. Позволяем себе надеяться, что и другие почившие русские писатели обратят на себя благосклонное внимание г. Дельера. Ведь среди них есть и великие! Его ждет Гоголь! Его ждет Пушкин!» Нравится вам такой стиль?

— После приговора над непочтительным рецензентом, — это, конечно, style moderne. Но мне не нравится, — он кудреват. Пишите проще. Проще, господа! Что лучше простоты? Пишите просто: «Вчера мы получили новое доказательство талантливости г. Дельера. Мы смотрели пьесу «Петербургские трущобы» и были поражены! Как встречаются хорошие умы! Г-н Дельер написал пьесу, которая совершенно совпадает с знаменитым романом покойного Крестовского. Даже название ему пришло в голову одно и то же».

— Можно добавить: «г. Дельер со временем выдумает порох!»

— Можно. «Но нас это нисколько не удивляет в г. Дельере. Что такое Крестовский? Дельер так талантлив, так талантлив, что написал даже «Преступление и наказание» совсем как Достоевский! Что же после этого ему стоило написать «Петербургские трущобы?». Сколько писателей совмещает в себе г. Дельер!..»

— «Мы уверены, что стоит ему сесть писать исторический роман, — он напишет «Войну и мир». Слово в слово! Стоит сесть за роман в стихах, — из-под пера его выльется «Евгений Онегин». Дайте ему строить, — он выстроит Эйфелеву башню! Дайте ему Америку, — он выкопает в ней Панамский канал. Дайте ему нотной бумаги, — он напишет «Дон Жуана». Нота в ноту, — как Моцарт!»

Г-н Дельер грустно поник головой.

— Действительно! Я опоздал родиться! Все уже сделано! Напишешь «что-нибудь», — оказывается другой уж раньше написал и пользуется славой. Меня предупредили! Меня предупредили!

— Очевидно, не рассчитывали на ваше рождение!

— А все-таки… вернемся к нашему разговору. Пишите так рецензии. Пишите так. Это единственный способ не попасть теперь за рецензию под арест.

— Благодарим вас!

Со свойственной нам любезностью рекомендуем этот способ всем гг. рецензентам.

Книга

У меня есть приятель.

Человек молодой, богатый, свободный от дел.

Он стал жаловаться:

— Ещё за завтраком, за обедом, пока кругом есть народ, — туда-сюда. Но стоит остаться одному! Ужасное состояние. Не знаю, что с собой делать. Ходишь, ходишь из угла в угол. Мысли все передуманы. Не нахожу себе места.

— Скука?

— Вероятно. Что бы такое придумать?

Целый год он не пропустил ни одного первого представления, ни одного бала, ни одного вечера, ни одного концерта, собрания, ни одной скачки, ни одного бега.

Он посещал, — всё равно, — всё.

Балет, фарс, оперу, оперетку, смотрел артисток босых и в башмаках.

Он ходил веселиться в трагедию и развлекаться на политические банкеты.

Не бедняга?

Через год он зашёл ко мне мрачный:

— Нет!

— Не проходит?

— Когда кругом народ, — ничего. Но когда остаюсь один, — то же самое. Нет! Это что-то ненормальное! Надо посоветоваться с докторами.

Он пересоветовался со всеми московскими знаменитостями, ездил в Петербург, выписывал кого-то из Берлина.

Был даже у окулиста и зубного врача.

Один сказал:

— Это — от переутомления. Вы, вероятно, слишком много работали.

Другой нашёл у него подагру.

Третий долго расспрашивал:

— Сколько рюмок водки пил ваш покойный отец? Отчего умерла ваша тётка?

И определил, что это у него:

— Следы от бывшей в детстве скарлатины.

Четвёртый нашёл, что нужно сделать операцию:

— Удалить толстую кишку. Эта толстая кишка совершенно не нужна. Только отравляет организм.

Но предупредил:

— Из ста операций удаётся одна. Советую рискнуть.

Пятый, шестой, седьмой, восьмой послали его в Кисловодск, Виши, Карлсбад, Ессентуки, в Ниццу, в Каир.

Он год прожил на курортах.

Выпил несколько бочек минеральных вод.

И вернулся:

— Нет толку! Очевидно, органическое. Надо решиться на операцию.

Ему вырезали толстую кишку.

Три месяца он был между жизнью и смертью.

Но когда выздоровел, пришёл ко мне в полном отчаянии.

— Не лучше?

— Пока был болен, — ничего. Скуки не было. Но как выздоровел, — началось! Не могу же я каждый день резать себе по кишке!

И решил:

— Англичане в таких случаях путешествуют.

Он поехал в кругосветное плавание.

Умирал от жажды в Сахаре, жарился на солнце в Индии, едва не потерпел кораблекрушения в муссонах.

Я получал от него открытки из Австралии, из Мексики, с Сандвичевых островов.

Вернулся в полном отчаянии:

— Англичанам, может быть, помогает… Но мне нет! Баста! Я знаю теперь причину. Это — от одиночества.

Он женился.

Прожил с женой год.

Был несчастлив в брачной жизни.

Два раза покушался на самоубийство.

Наконец, развёлся.

— И развёлся, а скука!

Он был безутешен.

И вот на днях он влетел ко мне радостный, счастливый.

— Представьте! Нашёл!

— Что нашли?

— Средство. Радикальное. Никакой скуки.

— Что же вы сделали?

— Купил книгу.

— Книгу?

— Как скука, — беру книгу. И не заметишь, как проходит время.

Он добавил:

— Стоит, правда, рубль. Но когда впору пустить себе пулю в лоб, — и рубля не жалко.

Читатель говорит:

— «Невероятно!

Вы выдумали!

За кого вы нас принимаете?

Будто бы ваш приятель, промучившись пять лет, наконец, купил себе книгу!

Невероятно!

Он пришёл к вам и сказал:

— Послушайте! А что, если попробовать почитать? Нет ли у вас какой-нибудь ненужной книжки?»

Крючки

Нас собралась небольшая компания.

Исключительно мужчин, — и потому мы говорили исключительно о женщинах.

В них отрицалось, разумеется, всё: способность любить, ненавидеть как следует, просто чувствовать.

Даже, кажется, существование самой души.

Но ведь должно же быть хоть что-нибудь у этих существ, у которых нет ничего?!

— У них есть дурные привычки.

— И странности.

— Только!

X. рассказал о странной мании у его жены к страусовым перьям.

У неё их миллион, но она не может видеть хорошего страусового пера без того, чтобы его не купить.

— Вы не поверите, сколько их у нас! Когда я вижу эту коллекцию, я хохочу до слёз. Мне кажется что все страусы в Африке ходят кургузыми. Их всех ощипали, для моей жены.

Жена г. Y. страдает манией, менее разорительной.

У неё страсть к шпилькам.

— Не то, чтобы к «шпилькам», которыми женщины любят угощать добрых приятельниц, — это было бы понятно! А к самым обыкновенным металлическим шпилькам.

Ими завалены все столики, все этажерки, ящики комодов, даже ящики письменного стола г. Y.

— Я думаю, что какой-нибудь английский фабрикант прямо существует на наш счёт. Мы его содержим!

Г. Y., действительно, весь свой век «сидел как на шпильках».

Берёт бумаги, — из самого важного «дела» вываливается пачка шпилек.

Предлагает приятелю сигару, — тот покатывается со смеху: в ящике вперемежку с сигарами лежат пачки шпилек.

— Это прямо мания.

Г-жа Y. теряет их сотнями и покупает десятками тысяч.

— А вот у моей жены ещё более странная мания! — восклицает г. Z. — Вообразите себе, что у неё страсть… к крючкам для ботинок!

Неправда ли, странно?

У каждой женщины есть один, два, ну, самое большее три крючка для застёгивания ботинок.

Ведь у женщин в конце концов всё-таки только две ноги!

А вот у моей жены… нет, да вы не поверите, сколько у неё крючков.

Она не может выйти из дому без того, чтобы не зайти и не приобрести себе нового крючка для ботинок.

— Да, да, это настоящая мания!

Болезнь, если хотите.

Я думаю, что это последствие первого ребёнка.

Знаете, с женщинами это бывает.

У них являются психические странности.

Нет, нет! Не говорите! Тот, кто знает женщин так, как я, тот не ошибается!

Раньше я этого не замечал.

Но на второй год замужества у неё, как только она уйдёт из дома, при возвращении обязательно окажется новый крючок для ботинок.

Сначала она очень конфузилась, когда я поднимал с пола крючок, если она случайно теряла его во время переодеванья.