Читаем без скачивания Фронтовик - Владимир Геннадьевич Поселягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я сам откинул сбоку маленькую дверцу, отстегнув ремни и успел выбрать на крыло, стянув шлемофон и очки, показывая бинты на голове. К слову, из-за них шлемофон еле налез. Была ещё одна причина вести этот бой, от комполка конечно попадёт, но факт. Тут у меня тоже выявили амнезию, да и смысл притворятся, если я действительно никого не узнаю? Раз ничего не помнишь, то какой ты лётчик, да ещё истребитель? Вот и показал, что ещё какой лётчик. Трёх сбил, пусть третьего и воздушным тараном. Да, есть несколько подбитых, у одного горел мотор, но это не считается, они благополучно улетели. Ко мне подбежали и начали трясти, даже аккуратно били по спине, выражая свои чувства. Сил старались не проявлять, бинты видели, хотя я был в нательной рубахе и в командирских штанах. Сержант, а те синие. Комполка не было, тот командовал в штабе, две тройки уже поднимались в небо, одна из «мигарей», а ко мне подошёл комиссар, и обняв, сказал:
- Героя, я не я буду, но Героя получишь. Ох как ты ему хвост срубил, любо дорого посмотреть.
Кстати да, непонятно почему, но наши политработники особенно любили воздушные тараны, если лётчик его совершил, всеми благами осыпают. Я же этого не понимал, если дошло до тарана, то этой край, значит, как воздушный стрелок и лётчик-истребитель этот пилот ниже среднего. Но бывает и как у меня, сбил несколько, боезапас закончился и на азарте и адреналине использовал последнее что мог, винт и массу своей машины. У меня именно так было. Дальше в штаб, там писал рапорт, под диктовку комиссара, ну ему виднее, в моей книжице лётчика-истребителя записали трёх сбитых, указав даже модели, а комиссар направился оформлять статью в армейскую газету и наградной лист на меня. Хорошо не спросили откуда я узнал, что война началась, и особиста в полку на месте не было. А я такую сказку приготовил. Самого меня вернули в медсанчасть, где врач, ругаясь, я из-за травмы головы в бою мог потерять сознание, там такие нагрузки, стал снимать бинты. С лёгким удивлением осмотрел череп, лёгкие ссадины остались, я их не трогал, вмятины нет, а так в порядке. Тот провёл некоторые процедуры со мной, опросил о состоянии, а потом велел лежать. Может последствия боя сейчас нагонят? Тот же помнил, как меня било, руки и ноги тряслись три дня. Вот я и уснул, всё же ночь не спал. Да так, что проспал новую бомбёжку, точнее она меня и разбудила, тут поди поспи, когда земля и кровать трясётся, но выспался я неплохо. Заодно узнал, что наш полк перебазируется на другой аэродром. И да, машины для меня нет, потери в полку большие, и не будет, врач категорически запретил, поэтому с наземными службами поеду. Я ещё сбегал в штаб, а у меня там все документы, забрал их у писаря, даже выпросил лётную книжицу свою, где внесены данные о сбитых, мало ли в пути затеряются, сам уже в форме был, чемоданчик с личными вещами, хотя ничем более не владел, меня посадили в кузов грузовика, где вывозили имущество санчасти, тут один из лётчиков, сильно обгорел, над аэродромом выпрыгнул из пылающей машины, стонал сквозь зубы, медикаменты здесь же, в общем, полный кузов, врач в кабине сидел, и прямо днём наша автоколонна куда-то поехала.
Хм, и зенитного прикрытия нет. Опасно, тут мало дорог, зато есть авианаблюдатели, что наводят Люфтваффе на таких обнаглевших, и их разносят в пыль с воздуха. Я опытный, я знаю. Так и ехали по лесной дороге, бомбёжки тут часто проходили, немало разбитых машин видел, накрытых обозов. Уже доехали до места где я прошлой жизни танкиста обнаружил авианаблюдателей от противника, и пусто. Ну там я двадцать четвёртого проезжал на тяже, а сейчас полдень двадцать второго, видимо ещё не прибыли. Впрочем, мы проехали ещё километров десять, однажды прячась от налёта в лесу, и вот тут обнаружил кого искал. Хотя это другая группа, в нашей форме, с рацией. Да и было их четверо. Да и я обнаружил кое-что интересное, стоявший на опушке леса «И-16», а рядом лётчик лежал, в крови. Живой, пошевелился. Сразу узнал его, командир моей эскадрильи. Не вернулся из боя, информация пролетала незадолго как мы аэродром покинули. Я тут же встал, откинул тент, и застучал по крыше кабины грузовика.
Машина остановилась, и обе двери распахнулись. Врач меня предупреждал, раненому лётчику будет плохо, звать его, вот и спросил сразу:
- Больному плохо?
- Нет, тут двое детей на дорогу выбежали, крикнули, что там у опушки наш истребитель стоит, и раненый лётчик лежит. Еле расслышал их в шуме мотора.
- Да? Далеко?
- Не знаю. Доехать думаю можно.
Врач кивнул, хотя по званию он старший военфельдшер, скорее медик, чем полноценный врач, и велел водителю ехать к опушке. Наша санитарная машина, красные кресты на тенте имеются, свернула с дороги, и покатила аккуратно по целине, качаясь на кочках. Остальные машины, постояв, двинули вперёд, нагоняя колонну. Как я отметил через «Глаз», за нами свернула «эмка» из штабной колонны полка. Ну точно, комиссар едет за нами, заинтересовался что происходит. Мы метров триста проехали, и те, кто в кабине сидел, уже сами рассмотрели самолёт и повернули к нему. Капитан Иволгин отползти успел метров на двадцать и там его силы оставили. Мы подъехали, и покинув машину подбежали к нему. Тут ревя мотором и «эмка» подкатила. Судя по мрачному лицу врача, Иволгин плох, тот стал останавливать кровотечение, как закончил, мы совместно подняли его в кузов, комиссар помогал. Я в это время изучал истребитель. Целый, чуть пулями побит, но ничего важного не задето. Здорово помог амулет-сканера. Узнал, что и боезапаса всего половина осталось, и топлива где-то треть. Группа Иволгина сопровождала бомбардировщики. Из трёх машин никто не вернулся, наш комполка почему-то на вылеты малыми группами отправляет, от этого и большие потери в полку. На них просто наваливались большими силами.
- Что с истребителем? - спросил комиссар, когда мы с погрузкой раненого закончили.
