Читаем без скачивания Босиком за ветром (СИ) - Грачева Татьяна Александровна

Ближе к концу июня Крис увидел кое-что пострашнее ошкуренных кроликов и желтозубых нутрий. Витёк уговорил его пробраться на «зады» к Джеку и подглядеть на забой коровы. Они засели в кустах смородины, Витёк шёпотом рассказывал, чего ожидать, для него это был не первый сеанс, но ему очень хотелось посмотреть на реакцию городского и брезгливого Кристиана. Однако тот не порадовал громкими эмоциями. Как обычно в состоянии удивления, он замер и затих, смотрел на кровавое зрелище распахнутыми глазами, но молча. Больше всего его поразил Джек, с размеренной и хладнокровной точностью бьющий кувалдой по голове коровы. Не было в его взгляде особенной кровожадности или удовольствия, скорее усталость и безразличие. Наверное, с таким же выражением он пропалывал картошку или рубил дрова. И в этом равнодушии тоже крылось что-то жуткое. Когда начали разделывать тушу, Крис наконец встряхнулся и досмотрел уже с ожидаемой гадливостью. Он слышал, как отец Джека шпыняет того, заставляя двигаться быстрее, матерится, что тот лезет под руку и мешается. Это было странно: наблюдать, как огромный Джек у кого-то путается под ногами. Это вообще возможно? Разве, что у своего ещё более огромного отца.

После забоя Крис поглядывал на Джека с опаской и недоверием. Не мог понять, чем вызвана эта тревога. Славка, наверное, сумела бы это объяснить. При всей своей кипучей восторженности и эмоциональности она тонко чувствовала людей и видела их если не насквозь, то очень глубоко. Крис до сих пор удивлялся, когда она рассказывала ему о деревенских такое, что в принципе могли знать только очень близкие люди, при этом добавляя: «Я все про всех знаю. Боишься меня?»

Но говорить с ней о Джеке он бы не рискнул. Антипатия была у них обоюдной. Джек постоянно шутил о девчонках, чаще всего очень пошло и очень детально, с такими похабными подробностями, о которых Крису даже многоопытный Вадим не рассказывал. Джеку явно доставляло удовольствие шокировать своими познаниями. А Славка занимала особое место в его остротах. Он строил предположения, какой цвет у её сосков, многозначительно намекал на её пышную гриву и тут же озвучивал эти мысли. Но больше всего он любил фантазировать о позах, в каких лучше всего задирать на ней платье. Крис бесился, но обрывал его не сразу. Было в этом какое-то извращённое удовольствие – обсуждать Славку и вспоминать, как он сам заглянул в вырез её платья. Старательно спрятав постыдное возбуждение, он всё-таки прерывал Джека, и тот временно замолкал, порой переключался на Катьку или других девушек постарше, но постоянно возвращался к Маугли. Крис начал подозревать, что он в неё влюблён. По-другому объяснить его помешанность на Славке не получалось.

Славка же морщилась, стоило Крису упомянуть в разговоре Джека. Ни разу не вышла к костру и вообще практически не появлялась в деревне, он понял, что она избегает местных, а может, одного конкретного местного, помешанного на ней до извращённых фантазий.

Никогда ещё у Криса не было столько свободы. Папа постоянно контролировал, под предлогом ежевечерней беседы выпытывал подробности о друзьях и школе. Бабе Любе на него было плевать, она каждый день озвучивала новое несложное задание, но даже не проверяла, выполнил ли его Крис. А он выполнял. Днём кормил нутрий и менял им воду. Они постоянно купались в корытах или полоскали еду, поэтому вода пачкалась быстро, а грязную эти чистюли не пили. Когда поспела черешня, Крис её собрал, потом оборвал абрикосы. При этом косточки он выколупал и собрал в коробку из-под кофе, чтобы отдать Славке, пытался дрессировать Урода-Вадика, но тот ликующе бросался на него с вываленным языком и ничего не видел и не слышал. Понимал только одну команду: радоваться.

Но его свобода по сравнению с вольной жизнью Славки выглядела ущербной. Она бродила, где хотела и когда хотела, порой они задерживались в домике допоздна и даже зажигали свечи. Славка никогда не переживала, что мама будет её ругать. Иногда они ходили к поездам, смотрели на них и придумывали, куда вместе поедут.

– Давай запрыгнем на крышу! Прямо сейчас! Полетим в Теотиуакан.

– География не самый сильный твой предмет, – усмехнулся Крис.

Славка проводила поезд взглядом, обернулась к Крису и широко улыбнулась.

– Тогда давай поедем в Краснодар! – В принципе, для неё это было такое же далёкое место, как и руины древнего города в Мексике, но она знала, что там живёт Шинук.

Обычно к долине лотосов они ходили, минуя популярную у местных малую поляну. Славка скакала вприпрыжку, то убегая вперёд, то забираясь на дерево, дожидалась Криса, сидя на ветке. Иногда ему не удавалось разглядеть её, настолько хорошо она сливалась с лесом. Позволив ему пройти, она спрыгивала на траву и пугала, подкрадываясь сзади, или бросалась на спину, обхватив руками за шею.

Но в этот раз, соскочив с дерева, Славка громко воскликнула и сразу же осела на землю. Крис кинулся к ней и, опустившись на колени, взволнованно оглядел ноги.

– Стопу подвернула?

Славка вытянула вперёд босую грязную ногу, и он увидел причину.

– Гледичка?

– Гледичка, – подтвердила Славка.

Из её пятки торчал коричневый шип, обломанный у самого основания. Крис положил ногу Славки на своё колено, ласково погладил щиколотку и без предупреждения вынул иголку коварной гледичии. Славка ойкнула и дёрнула подбородком, указывая на край тропы.

– Там подорожник.

Крис потянулся вперёд, не выпуская её ногу, и оторвал полосатый лист. Приложив к ранке, чуть подержал и немного сдвинул в сторону. Снова выступила капля крови, и он вернул подорожник на место.

– Это потому, что ты бродишь босиком, – нравоучительно заметил он.

Славка оперлась на руки и отклонилась назад.

– Это потому, что гледичка обиделась на оленя. Он обещал, что вернётся к ней, она ждала, укуталась в колючки, чтобы буки и грабы её не тронули, а олень не пришёл. Так она и стоит злая, колючая и одинокая. А не потому, что я босая.

Крис усмехнулся.

– А как будет на языке индейцев босоногая?

Славка задумалась, подняла лицо вверх и долго рассматривала небесные кляксы в зелёной листве. Крис уже устал ждать ответ, но она уставилась на него своим немигающим взглядом и сказала:

– Шиатид.

– Прикольно звучит, Шиатид. Тебе нравится?

– Нравится, – она спрятала взгляд, но улыбку не сумела.

Крис встал, помог Славке подняться.

– Идти сможешь?

Она попробовала наступить на ногу, скривилась, но сказала уверенно:

– Смогу, – привстав на носочки, сделала несколько шагов. – Давай к долине лотосов, там моя лодка. Пока не стемнело, успеем посмотреть на кувшинки.

Уже на поляне Крис удивлённо оглядел жёлтые и белые цветки, дрейфующие по Капиляпе, и уточнил:

– Кувшинки? А почему тогда долина лотосов?

Славка села, одну ногу вытянула, а другую закинула на колено и оглядела повреждённую пятку. Потыкала в запёкшуюся ранку и удовлетворённо улыбнулась.

– Тут и лотосы есть, но они ещё не цветут. А кувшинки уже. Вот эти остроконечные цветочки они и есть, а лотосы розовые и на воде не плавают. Да и листья у них другие.

Крис оглядел часть заводи с цветущими кувшинками, действительно рассмотрел гладкие глянцевые бляшки. А вот торчащие над водой листья имели зубчатую кайму и матовую, словно присыпанную пылью поверхность, капли воды на мучнисто-пыльных листья блестели как драгоценные камни.

– Ты столько всего знаешь. Тебе точно нужно на биофак поступать.

– А ты куда будешь поступать?

Крис пожал плечами:

– Ещё не думал, – до расставания родителей он хотел стать кинологом или каскадёром, но мечты выцвели, и сейчас он не мог нащупать в себе хоть что-то определённое. За мыслями о разводе потянулись воспоминания о первом лете в Старолисовской. – Ты так и не сказала, зачем мы целыми днями обдирали крапиву?

Славка не удивилась вопросу.

– Я говорила: для пряжи. Хотела сплести рубашки братьям-лебедям.

– Серьёзно? Как у Андерсена? Я же несколько раз это говорил, а ты злилась.