Читаем без скачивания Калинова яма - Александр Сергеевич Пелевин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда темная жижа поглотила все окно, комната погрузилась в абсолютную черноту. Вскоре все стихло, и Гельмут остался сидеть на полу, глядя перед собой в никуда; он закрыл глаза, потом открыл, но разницы не заметил.
Он мог чувствовать только стену, к которой прикасался, и пол, на котором сидел. И еще он слышал тяжелое дыхание мужчины на кровати. Ему захотелось что-то сказать, но от ужаса его будто парализовало; беспомощно открыв рот, он не смог произнести ни звука.
Вскоре мужчина перестал дышать. Наступила полная темнота и абсолютная тишина.
И эту тишину распорол нечеловеческий крик.
* * *
Из воспоминаний Гельмута Лаубе
Запись от 1 марта 1967 года, Восточный Берлин
Осень всегда была самым странным временем в моей жизни. Совершенно непонятное время, я бы даже назвал это безвременьем — когда мы теряем себя и снова находим. Осень коварна. Она превращает нас в отвратительных безвольных хлюпиков, наслаждающихся угасанием природы, вдыхающих запах сырой земли и перепрелых листьев или, что еще хуже, пишущих стихи об этом. Однажды в сентябре я сам чуть не начал писать стихи. Спасибо моему журналистскому чутью — я сразу понял, что получилась полная чушь, и вовремя прекратил это гиблое дело. Ненавижу осень за то, что она размягчает нас до розовых соплей. И ровно за это же я люблю ее.
Осенью тридцать третьего я познакомился с доцентом Германской высшей школы политики в Берлине Георгом Грейфе. Он сам был родом из России, и потому мы довольно быстро нашли общий язык. Пересеклись, казалось, совершенно случайно на одном из партийных мероприятий. Разговорились. Выяснилось, что нам обоим есть что вспомнить о жизни в России. Осенью я становлюсь более разговорчивым.
Через неделю после знакомства Грейфе предложил мне небольшую разовую работу. За хорошие деньги. Заказчика он не назвал. Мне нужно было прояснить финансовое положение одного из берлинских банкиров, загребавшего деньги лопатой в двадцатых годах, а ныне всеми позабытого. Грейфе справедливо полагал, что с моими журналистскими связями, наработанными в «Берлинер Тагеблатт», для меня это не составит труда. О, он не ошибался: моим контактам и моему умению находить нужные сведения мог позавидовать любой. Всю необходимую информацию я узнал за два дня.
Еще через неделю Грейфе снова вышел на связь и предложил работать дальше. Его интересовала деятельность некоего господина родом из Франции, который открыл винную лавку в пригороде Берлина. Это задание было потруднее: мне нужно было втереться к нему в доверие и выведать кое-какую конкретную информацию. Что ж, к таким заданиям я во время журналистской работы тоже привык. В итоге Грейфе заплатил хорошие деньги.
Но мой новый знакомый разжег во мне любопытство. Откуда все эти задания? Откуда у него деньги? Кого он представляет? Даже во время дружеских посиделок в пивной он уклонялся от ответа и отшучивался: дескать, есть люди.
Потом было еще одно задание, которое тоже принесло хорошие деньги. А затем Грейфе пропал на три недели.
Однажды вечером в конце октября он вдруг позвонил мне в редакцию «Фёлькишер Беобахтер» и назначил встречу в небольшом кафе на Фридрихштрассе.
В заведении было на удивление пусто. Грейфе был не один — с ним сидели еще двое неулыбчивых пожилых мужчин в одинаковых серых костюмах.
— Гельмут, я прошу прощения за долгое отсутствие, — начал Грейфе, едва пожав мне руку. — Но, если ты не против, сразу к делу. Не пугайся этих двух товарищей: это друзья. Я работаю на германскую разведку.
— Я подозревал что-то подобное, — ответил я, пытаясь скрыть удивление.
— Конечно, подозревал, — улыбнулся Грейфе. — Но если пошел разговор без обиняков, я не буду зря болтать и сразу предложу тебе работать с нами. Ты же хочешь помочь фюреру и партии?
— Хочу. — Я улыбнулся в ответ.
В эту минуту моя судьба была решена.
Через пять лет Грейфе снова позовет меня, уже прошедшего пекло Испании и смертельно уставшего от всего, на работу — на этот раз уже в СД. И я снова не смогу отказаться.
Нет, никто не заставлял меня соглашаться. Не было никаких угроз расправы с семьей, пистолетов у виска, шокирующих компроматов. Я сам хотел этого. Мне нравилось.
В конце октября бездеятельная и мягкая осень для меня закончилась. Было много работы, для которой требовались мои таланты. И я не мог упустить такого шанса увидеть, чего я могу достичь на самом деле.
В декабре умерла мать. Я не смог прийти на похороны. Отец разозлился на меня и говорил, что я ему больше не сын.
* * *
Время и место неизвестно
Гельмут проснулся от пения кукушки.
Она все никак не хотела замолкать — далекое и прозрачное «ку-ку» доносилось откуда-то издалека, оно было еле слышным, но размеренным, как тиканье секундной стрелки. Гельмут разлепил глаза и понял, что он лежит на той самой кровати, где ночью (ночью ли? Кажется, это была ночь) сидел незнакомый человек.
В комнате было светло от красного утреннего солнца, из открытого окна пахло травой и хвоей.
Он сел на краю кровати и понял, что уснул прямо в одежде. Достал из кармана портсигар с папиросами (пересчитал — все еще семь), закурил, снова осмотрелся. Комната не изменилась — по-прежнему только кровать и стол. В окне были видны черные верхушки елей.
«Странно, вчера елей здесь не было. Впрочем, хватит уже удивляться», — подумал Гельмут.
Кукушка не замолкала. Гельмут чувствовал себя смертельно уставшим.
Он вышел на крыльцо с папиросой в зубах и увидел, что вокруг больше нет никакой деревни. Дом окружали высокие ели, через ветви которых пробивались красные солнечные лучи. Было холодно и сыро. Небольшая тропинка, устланная пожелтевшей хвоей, вела вглубь леса.
Всматриваясь в даль, Гельмут вдруг заметил, что за стволом старой ели возле тропинки прячется человек.
Он спрыгнул с крыльца, втоптал окурок в землю и быстро зашагал по тропе. Человек не собирался убегать. Это был тот самый незнакомец, который сидел на кровати — в такой же белой ночной рубашке, с бледным лицом и покрасневшими глазами. Он вышел на тропинку, видимо, поняв, что прятаться не имеет смысла, и улыбнулся быстрым движением губ.
— Почему вы не дома? — Гельмуту не пришло в голову ничего, кроме этого бессмысленного вопроса.
Человек промолчал. Он больше не улыбался.
— Деревня куда-то исчезла, — продолжил Гельмут, не прекращая попыток наладить диалог.
— Ты все еще спишь, — сказал незнакомец.
Гельмут почему-то почувствовал прилив злости. Ему захотелось ударить этого непонятного человека в лицо, свалить на землю и отпинать ногами.
— Ты уже
