Читаем без скачивания Фантастика 2025-22 - Виталий Хонихоев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мензура. — говорю я, глядя как ее мускулы переливаются под коричневой, испещренной шрамами кожей: — так вот оно что.
— Боже мой, да она вся порезанная… — шепчет рядом со мной Юки: — Син, а ты можешь такие шрамы вывести? Хотя, да, конечно можешь же… вот бедняга…
— Она сама не захочет эти шрамы выводить. — говорю я: — это же мензурные шрамы, показатель твоей доблести, смелости и силы воли.
— Эээ? — поднимает бровь Юки, но времени объяснять нет и я просто машу рукой, потом, мол, все потом. Как объяснить в двух словах традицию германского студенческого фехтования, которое вроде бы и не должно никого убивать, но просто обязано — оставлять страшно выглядящие шрамы? Вся эта история, которая начинается от дуэльного кодекса и вольных городов, от первых гильдий, от первых запретов драться насмерть и организации студенческой вольницы. Когда шрамы на лице — это не просто шрамы, а показатель социального статуса, как перстень Лиги Плюща, или секретное рукопожатие Каппы-Каппы-Сигма. Если на лице шрамы — значит участвовал в мензуре. Если участвовал в таком мероприятии — значит член студенческого сообщества. Значит не «голоногий», как в Японии кличут крестьян, выращивающих рис из-за необходимости постоянно стоять ногами в рисовом поле, покрытом водой. Шрамирование — это тоже вид украшения своего тела, только в мензуре это самое шрамирование произвольно, отдано на откуп случаю. И да, мензура — это даже не дуэль, она не предполагает победивших и проигравших, мензура это испытание. Два человека стоят напротив друг друга, в защитном снаряжении, которое оставляет открытым только лоб и лицо, нос и глаза защищены. И лупят друг друга по открытым местам что есть сил. И обязательно попадают. Доблестью считается стоять прямо, не выказывать страха и боли. Кстати, раны, нанесенные в мензуре принято зашивать тут же, без анестезии и спрыснув крепким спиртным. Грубыми нитками, да так, чтобы выглядело потом пострашнее. Видимо в этом мире все точно так же обстоит и с капойэрой, с той ее частью, что считается традиционной. Зажимают между пальцами ног лезвия бритвы и полосуют друг друга почем зря. Такими размашистыми ударами и небольшими лезвиями — не нанести смертельных ран, если только по горлу, да по артериям не резануть, но человек эти вещи инстинктивно защищает. А вот по рукам, ногам, по груди и животу — можно нанести много порезов. Я так полагаю, что в таком поединке побеждает тот, кто показывает готовность сражаться, несмотря на все порезы и потерю крови, потому что порезы хоть и не глубокие, но очень болезненные и обильно кровоточащие. Если не двигаться и перебинтовать такой, зажать медицинскими зажимами, иммобилизовать конечность — затянется очень быстро. Но если двигаться, двигаться быстро, рывками, на пределе возможностей, как и положено в бою — то кровь будет хлестать во все стороны, как на бойне. Зрелищный должно быть вид спорта.
— Так что выбор за тобой, Иошико. — насмешливо говорит Франсин: — готова ли ты на такие условия?
— Надо отказаться. — говорит Юки: — она же нашу Иошико располосует тут на ленточки! Хотя… ты же ее вылечишь, верно? Нет, тогда надо до конца идти, иначе никак. — она мотает головой: — жалко ее, но она ж и сама не откажется…
В зале наступает тишина. Иошико выбирает одно из предложенных ей лезвий. Я поднимаю микрофон, но в этот момент она забирает микрофон у Аи-чан, которая вернула его от Франсин.
— Я согласна на эти условия. — говорит Иошико и передает микрофон обратно. Начинает легко подпрыгивать на месте, вращая плечами. Ее соперница также наклонила шею в одну сторону, потом в другую, разминаясь. Ладно, ставки сделаны, ставок больше нет, больше тянуть нельзя.
— Правила оглашены. — говорю я в микрофон, который быстро подключил Гайвер-кун: — Поединок — начинается!
— Ох… — выдыхает Юки сзади. Я смотрю на ринг. На ринге плавно, словно змея, в такт невидимых барабанов — двигается Франсин «Кобра» Манса. Кажется, я понимаю, откуда такая кличка. Она переносит вес с одной ноги на другую, в фирменном движении своего искусства — джинга-кадейра, джинга-кадейра, постепенно ускоряя темп. Есть два типа бойцов, думаю я, одни стараются не следовать ритму, рвать ритм, потому что ритм — делает тебя уязвимым, делает тебя предсказуемым. Тот же правый кросс, как удар — возможен только тогда, когда ты знаешь как именно, куда и с какой скоростью нанесет удар противник. Ты раскачиваешь его на джебы — раз, другой… и он привыкает бросать свои джебы в тебя, проверяя твою защиту и обозначая атаку, которая ни к чему не приводит. Просто отгоняет. Джеб, джеб… противник привыкает бросать джебы в одном темпе и даже скорее всего в одну точку. И потом, точно зная, как именно будет нанесен удар, — ты можешь реализовать свой кросс. На противоходе, встречным ударом. Это возможно не только потому, что ты знаешь какой именно удар нанесет противник, но и — с какой скоростью. То есть — в каком темпе. В каком общем ритме. Поэтому одни бойцы стараются в принципе двигаться без всякого ритма, и я именно такой. Рваный ритм, нарочито медленный, потом — рывок, серия ударов, снова медленно, средняя скорость — без всякого намека на систему. Но есть бойцы, которые работают именно в ритме. Своем, внутреннем ритме. И сперва кажется, что эти ребята становятся уязвимыми для тех, кто может