Читаем без скачивания Малой кровью - Ира Андронати

И только через два года почти случайно стало известно, что, во-первых, кронштадтская аномалия накладывается на один из комплексов супербомбоубежища, а во-вторых, что в «аномальных» помещениях нарушается работа многих приборов, использующих внеземные технологии. И только поэтому туда попал наконец один из экспертов-телепатов.

Нормальное дело, поскольку аномалиями занималось одно ведомство, комплексом — другое, телепатами — третье. И все они работали независимо друг от друга, были по большому счету друг другу неинтересны — да и результаты свои на всякий случай секретили.

Что делать с выявленным феноменом, пока еще не решили. Адам тоже окончательно не решил, занимать эти помещения или искать другие. Просто сейчас, когда по всем телепатам Земли и окрестностей был нанесен не смертельный, но болезненный удар совершенно неизвестной природы, ничего другого ему в голову не пришло…

Пострадали все: и земляне, и эрхшшаа, и Свободные — все. Легче пришлось тем, кто отгораживал себя от «сети», — тем же Вите и Адаму. Но уже прилетали сообщения о тяжелейших мигренях, депрессиях и даже смертях, особенно среди людей пожилых. Большая часть Свободных, кого Вита успела опросить по дороге, отделались пока дурнотой и сонливостью, но эти проявления у них не проходили, а пожалуй что и усиливались.

Эрхшшаа держались — но исключительно на присущем этому народу мужестве и стойкости. Им было больно…

Адам, держа Кешку на руках, пытался выкачать из него эту боль, но не знал, получается или нет. Глаза котенка были закрыты, тельце вздрагивало. Кажется, он бредил.

— Проходите вот сюда…

Сегодня на режиме дежурил не Копейко, а пожилая сухая тетка с пучком таких же сухих волос на затылке. Более всего она походила по типажу на театральную гардеробщицу. Она открыла простую белую дверь, и вся компания вошла в уютно обставленную гостиную: два глубоких дивана, несколько кресел, декоративный камин, столики из древесных корней и толстого стекла…

— Располагайтесь, пожалуйста: там спальни, там столовая, там библиотека. Вот здесь удобства, но вода для ванны еще не нагрелась, минут через двадцать только. Кнопка вызова…

— Спасибо… — Адам, встав на колени, осторожно положил Кешу на диван, подсунул ему под голову подушку, укрыл пушистым пледом. Кеша крепко держал его за руку.

— Это не страшно, — сказал Ирришарейт. — Он почти можно сказать спит.

Вита села рядом, погладила котенка по голове. Под пальцами билась какая-то жилка.

— Он проснется. И все будет нормально, — продолжал успокаивать их Ирришарейт.

— Если эта дрянь не повторится, — сказал Адам.

— Надо думать и делать, — сказал Ирришарейт.

Через несколько минут Кеша перестал дрожать, расслабился, заулыбался во сне. Не просыпаясь, укутался в плед поудобнее — и уютно засопел. Вита тоже уснула — как сидела. Адам и ее укрыл пледом. Ирришарейт, чувствуя его тревогу, одобрительно кивнул, сделал знак рукой: я, мол, побуду тут, с ними.

Адам тихонько вышел из апартаментов, махнул дежурной: сидите, — и направился в кабинет.

В конце концов, пора уже опробовать связь…

Кеша пришел в себя быстро, буквально через час после того, как оказался в изолированном бункере. Вита остро почувствовала это: ребенок очнулся, потянулся, перевернулся на другой бок и снова уснул, но именно уснул — легко и свободно, как спал совсем маленьким, летая во сне.

Вита укрыла его, но сама не отходила, сидела рядом.

Как она ни упиралась и ни протестовала, а что-то внешнее пришло и грубо вперлось в самое святое — в дом, в семью. Что-то такое, с чем пока не могла сладить ни она, ни могучий ее мужчина. Она поймала себя на этой мысли и усмехнулась: как меняется человек, оказавшись вдруг за каменной стеной!.. Это при том, что сам Адам, пожалуй, никакой каменной стеной себя не ощущает — и вообще, судя по всему, готов смириться с ролью сильно пострадавшего от женской суетности…

Все просто, сказала она себе, война продолжается, и вот и все. Слишком рано поверили в победу, поэтому так больно возвращаться в шинель. Сами виноваты. Что поверили рано. Надо было не верить.

Ну — в шинель так в шинель. Шинель номер пять. Или шесть… В шиншиллях.

Я брежу. Ну и пусть…

Ступая неслышно, вошел Адам. Постоял. Любимые спали.

Он снова прикрыл Биту пледом, подоткнул подушку под голову. Она не пошевелилась.

Ладно. Чем позже она узнает…

За последние несколько часов колония Свободных, наша все еще надежда и опора, уменьшилась на треть.

Глава двадцать первая

Сан-Франциско, Калифорния. 30. 07. 2015, 09 часов 30 минут

Вход на территорию Конфедерации был временно закрыт. По техническим, как объявили, причинам.

Джек, превозмогая непонятную дикую дурноту, нетерпеливо топтался за поручнем — по эту сторону границы, разумеется, — и пытался что-то рассмотреть сквозь синюю поликарбонатную панель. Но видны были только силуэты. Потом он услышал позади себя взволнованный гул. Оглянулся. В дальнем конце зала возникло какое-то движение. Похоже, сквозь основной рейсовый терминал людей стали пропускать…

Вернулась Чарли.

— Сказали, что еще полчаса. Везут резервных…

Ей тоже было худо, наверное, хуже, чем Джеку, — выдавала испарина на голубовато-сером лице и странный запах, не забиваемый даже модным дезиком, — но она вела себя так, будто это не с ней.

Кто именно не вышел на дежурство, и Джек, и Чарли догадались давно. То есть не догадались, а почувствовали, едва войдя под свод аэровокзала. Погранконтроль всех стран в своей работе негласно использовал эмпатов и телепатов, и было время, когда Чарли этим подрабатывала. Само существование погранконтроля в современном мире было нонсенсом, данью замшелым традициям, за которые держались… ну, просто держались, и все. Никакого практического смысла. Этакий символ государственности. Флаг, герб, гимн и пограничник со штемпелем.

Полчаса назад, войдя в зал, оба они осознали, что привычного фона нет. И это сразу встревожило, потому что такие вещи меняют ход событий, что плохо. Так оно и оказалось…

Хорошо, что воскресенье, и не нужно нестись на работу…

— Может быть, я схожу за кофе… — начала Чарли, но тут мимо них на большой скорости пробежала пограничница, в хороших летах тетка с большой звездой на рукаве. — О! — подняла палец Чарли. — Вопрос решен.

И точно: через минуту, а то и меньше, тетка вернулась, гордо ведя за собой бритого наголо Смолянина (в штатском!) и трех эрхшшаа.

— Добро пожаловать в Западно-Американскую Конфедерацию, — сухо сказала она. — Добро пожаловать в Западно…

Ее уже не слушали: Санька с хрустом обнял Джека.

— А это Чарли, я тебе про нее…

— Класс!.. Я Санька, но можно Алек. А это Рра-Рашт, это Джек, это Шарра, это Чарли, это Рафашш…

И почти сразу, как только погрузились во вместительный Чарлин «блейзер», Санька начал рассказывать, чту принесло его сюда, а Джек — что успел за эти насколько часов выяснить…

Калифорния. 30. 07. 2015, 10 часов 35 минут

Юльку морозило и тошнило уже несколько часов — наверное, только бьющий в лицо холодный воздух удерживал ее в седле, — но по-настоящему «накрыло», когда она, проголодавшись, решила вдруг запастись пирожками и соком. Вернее сказать, ее неожиданно и очень сильно «пробило на хавчик», когда впереди и слева (она летела на маленькой высоте параллельно шоссе) показалась треугольная зеленая лужайка с несколькими бело-оранжевыми зонтиками. Как-то очень отчетливо из-за этих зонтиков поднималась тоненькая струйка дыма, и Юлька странным образом издалека унюхала аромат жареного мяса. Это вряд ли были шашлыки, до таких высот придорожная кулинария здесь еще не поднялась, и вряд ли это было настоящее барбекю, поскольку на самом деле барбекю не еда, а атмосфера (как, впрочем, и шашлыки…), — но сейчас бы она согласилась и на гамбургеры, и на сосиски, подрумяненные на решетке, лишь бы из них не капал жир…

В общем, ее повело на запах, как на приводной маяк. Наверное, это было настоящее помрачение.

Она опустилась поблизости от зонтиков, там, где был знак стоянки и толпились полтора десятка машин. Нуда, ее укачало. И вообще что-то сместилось в природе. Ноги были легкие и бессильные, а голова — тяжелая. Юлька все же попыталась слезть с седла, перекинула ногу через раму — и тут ее ударило всерьез. Левую руку, которой она еще держалась за руль, отсушило повыше локтя, голова стала пустой и огромной, покачалась на длинной шее, описала в воздухе замысловатую кривую и на удивление мягко впечаталась в седло «супербайка». После чего уже все вместе — голова, байк и несколько отстающая от них Юлька — грохнулись на белый шершавый бетон.

При этом сознания Юлька не потеряла. Она все видела, все понимала и ничего не чувствовала. Особенно она не чувствовала страха.

Итак, приехали.

Врешь.

Я встану.