Читаем без скачивания Тайна России - Михаил Назаров

И даже очень сдержанный в национальном вопросе B.C. Соловьев разделял идею славянской особенности и общности. Он, кажется, и дал ей наиболее четкое философское обоснование — в работе "Три силы" (см. "Новый мир", 1989, с. I):

":если мусульманский Восток… совершенно уничтожает человека и утверждает только бесчеловечного Бога, то Западная цивилизация стремится прежде всего к исключительному утверждению безбожного человека… Отдельный личный интерес… — атомизм в жизни, атомизм в науке, атомизм в искусстве — вот последнее слово Западной цивилизации.

…третья сила, долженствующая дать человеческому развитию его безусловное содержание, может быть только откровением высшего божественного мира, и те люди, тот народ, через который эта сила имеет проявиться, должен быть только посредником между человечеством и тем миром, свободным, сознательным орудием последнего. Такой народ не должен иметь никакой специальной ограниченной задачи, он не призван работать над формами и элементами человеческого существования, а только сообщить живую душу, дать жизнь и целость разорванному и омертвелому человечеству через соединение его с вечным божественным началом… От народа-носителя третьей божественной силы требуется только свобода от всякой ограниченности и односторонности, возвышение над узкими специальными интересами, всецелая вера в положительную действительность высшего мира и покорное к нему отношение. А эти свойства, несомненно, принадлежат племенному характеру Славянства, в особенности же национальному характеру русского народа".

Можно, конечно, усомниться: так ли уж объективны подобные оценки самих себя? Но наблюдения тех же особенных черт славян можно найти и у западных мыслителей (от Гердера в 1765 г. до Шпенглера в 1918 г.). С этим своеобразием связано и бытующее на Западе понятие "славянской души", таинственность которой одних влечет к себе (как В Шубарта), других отталкивает (как маркиза де Кюстина…). Немец Шубарт в 1938 г. даже выражал уверенность, что наступает эпоха, когда ведущая роль переместится к тем, "кто обладает стремлением к сверхземному в качестве постоянной черты национального характера, а таковыми являются славяне, в особенности русские. Огромное событие, которое сейчас подготовляется, есть восхождение славянства как ведущей культурной силы" ("Европа и душа Востока").[34]

Кстати, Шубарт тоже проводил параллель духовного родства между "мессианским человеком" славянства и "гармоническим человеком" античной Греции — отличая ее от «героического» и приземленного Рима (наследниками которого стали романские и германские народы современности — "недостаточное понимание ими России есть римское наследство"): "Гармонически-греческое сказывается в ранней русской душе и в той тесной связи, которую восточные Отцы Церкви пытались установить с Платоном, в то время как Запад ориентировался на Аристотеля".

…Неизвестно, насколько мы оправдаем эти пророчества о себе. Но они говорят в частности и о том, что в возможном отделении друг от друга трех ветвей русско-славянского древа не чувствуется провиденциальности должного; скорее наоборот: разделение и подпадание под влияние Запада ощущается как помеха этому.[35] Вот, вероятно, почему малороссы и белорусы, сопротивляясь давлению «латинства», интуитивно ощущали его как попытки оторвать славянство от его судьбы. Этого не скрывали и «полонизаторы» во Львове: …между душой русина и душою москаля основного различия нет… Иную душу влить в русина — вот главная задача для нас, поляков!.. Та душа будет с Запада. Пускай русин соединяется своею душою с Западом, формою — с Востоком. Тогда возвратится Россия в свои природные границы — и при Днепре, Доне и Черном море будет что-то иное… А если бы оно и не сбылось, то лучше Малая Русь самостоятельная, нежели Русь российская", — откровенничал ксендз Калинка (Е. де Витте. "Путевые заметки", с. 175).

Можно ли считать, что в этом смысле западная часть славянства уже переродилась навсегда? Один из ее представителей, А.Р. Трушнович,[36] горько писал "о славянах, отбросивших великую славянскую идею любви и братства и превратившихся в себялюбивых, эгоистичных мещан" они "далеко отошли от своих славянских духовных основ" ("Россия и славянство". Франкфурт-на-М. 1949).

Однако общность славянской судьбы по своему проявилась и в нашу трагическую эпоху: все они оказались под игом красного тоталитаризма.

В своей книге Трушнович дает осмысление этого факта с интересным выводом: "полякам, как и чехам, была судьбой предоставлена исключительная возможность предотвратить мировую катастрофу большевизма. Но для этого нужно было помочь России, что совершенно не соответствовало духу и душе этих двух западных славянских народов". (Имеются в виду "позорная сибирская эпопея чехов" и польский мир с большевиками в 1920 г., после которого переброшенными красными частями были разбиты белые в Крыму.) Да и "Болгария в двух войнах стояла на стороне немцев", что, особенно "в 1915 году, при живой еще памяти освободительной войны 1877-78 гг., является признаком победы западной идеи над славянской". Таким образом, "Большевистское порабощение славян есть ответ истории на отношение славян к России, есть их духовное испытание и соучастие в мученическом преодолении кризиса человечества".

Однако подпадение всех славянских народов, начиная с русского, под богоборческую тоталитарную власть, вероятно, имеет более глубокие причины, чем политические. Это связано и с особенностями славянского духа, нравственный максимализм которого привел именно в России к логическому завершению общеевропейского кризиса гуманизма как религии человекобожества. И это тоже свидетельствует об отличии славянства от Запада, об особом предназначении славян и, прежде всего, о том, что получается при их уклонении от этого предназначения.

Конечно, ужасный облик коммунизма должен еще больше толкать западно-славянские страны к притягательному своим благополучием Западу. "Раскол между восточным славянством в лице России и западным углубится", — писал А. Трушнович. — Но та часть славян, которая полностью разделила с русским народом весь опыт тоталитаризма, должна будет задуматься "над судьбами человечества и собственного народа". Этот духовный опыт "ценнее всех остальных". "Есть надежда, что славянство вернется на старый славянский путь с преображенной душой… В этом глубокий смысл "красного славянства". То есть распространенная в послереволюционной русской философии покаянная мысль о трагическом уклонении России от своего призвания и о возможном катарсисе Трушновичем применена к общеславянской судьбе.

Что касается славянства в целом, эта надежда сегодня ощущается как весьма робкая. Но, может быть, для восточного славянства опыт общей трагедии, вопреки всему, станет фактором не разделения, а духовного возрождения и более осознанного единения? Может быть, именно русские, украинцы и белорусы, заглянувшие в бездну безбожной утопии, исполнят славянское предназначение, лишь смутно угадываемое в конкретности, но ясное в духовном смысле: создание подлинно христианской цивилизации — настолько, насколько она вообще возможна в земной жизни?..

В какие политические формы выльется это ощущение единой цели (федерация, конфедерация или союз иного типа) — не столь важно. Важно не дать этой цели утонуть в натиске современного «латинства»: этического плюрализма и космополитической массовой культуры: Эта опасность тоже общая для всех трех славянских ветвей. И если у русских она разделяет общество лишь по линии разной развитости национально-религиозного самосознания (западничество — часто лишь проявление его нехватки), что в принципе преодолимо, то у украинцев ситуация усложняется наличием западничества, углубленного в иную религиозную традицию. Религиозные убеждения преодолеваются неизмеримо труднее, чем их отсутствие. То есть граница свершившегося перерождения славянского духа, о чем сожалел А. Трушнович, частично захватывает и Западную Украину. Если Украина в послетоталитарную эпоху хочет действительно обрести свое славянское лицо, а не стать количественным довеском к западному миру, путь ее духовно здоровых сил — вместе с Россией.

Все зависит от того, найдутся ли уже сейчас не только среди русских, но главное — среди украинцев и белорусов — активные творческие силы, видящие высокий смысл в нашем единении и работающие для него.

Эта проблема сложнее и выходит далеко за рамки публицистики. За границей у этой цели друзей почти нет. Самостийность и западничество пользуются неизменными симпатиями и стратегическими мощностями плюралистического мира. Надежда лишь на то, что представители интеллигенции всех трех народов объединят усилия на родине и продемонстрируют окружающему миру свою волю. По примеру малороссийских и белорусских братств, отстоявших в XVI–XVII вв. Православие от латинизации, возможно и сегодня создание братств для отстаивания ценности нашей единой судьбы. В дело должны включиться специалисты, которые могли бы объективно рассмотреть и довести до широкого сведения своего населения экономические, оборонные, культурные, демографические, религиозные аспекты свободной совместной жизни; могли бы противопоставить знание и силу духа — демагогии и внешнему давлению. Не полагаясь при этом, что все сделается само собой, ибо отстаивать высшие ценности и служить им всегда труднее, чем пассивно скользить к низшим.