Читаем без скачивания Загадочные существа - Галина Железняк

Но динозавры жили в мезозойскую эру и в конце ее, 65 миллионов лет назад, полностью вымерли на всех континентах. Пытаясь объяснить появление их сородичей в наши дни, зоологи говорят, что в труднодоступных уголках земного шара могли сохраниться отдельные маленькие популяции доисторических ящеров. Однако такое объяснение не выдерживает критики. Во-первых, невозможно, чтобы за многие тысячелетия люди не заметили столь крупных животных. Впрочем, главное даже не это.

Есть непреложный закон биологии, который гласит: если какой-либо вид живых существ представлен ограниченным числом особей, он обречен на вымирание. Его гибель вызывается тем, что у членов маленькой изолированной популяции накапливаются патологические генные мутации, делающие их нежизнеспособными.

Значит, нужно искать другое объяснение. И оно есть. Согласно эзотерическим учениям, существует семь различных пространств, или отдельных миров. Наша Земля — лишь один из них под номером три. Она является как бы связующим звеном между четырьмя верхними — тонкими и двумя нижними — грубыми, т. е. стоящими на более низкой ступени эволюции. Поэтому вполне может быть, что в фауне мира под номером два еще господствуют динозавры. Оттуда их отдельные представители и попадают на Землю.

На первый взгляд, эта гипотеза кажется фантастической: не может быть, чтобы «безмозглым» ящерам удавалось преодолевать разделяющие миры барьеры, которые не по зубам продвинутой технической цивилизации землян! Однако не только эзотерики, но и ученые мужи считают, что это вполне возможно благодаря существованию точек перехода, обеспечивающих взаимодействие между соседними мирами. Оккультисты именуют их местами силы, а ученые — порталами. Такие точки соединяются кротовыми норами. Этим научным термином называются пространственно-временные туннели, которые, как дыры в сыре, позволяют перемещаться из одного измерения в другое. Причем очевидно, что это происходит помимо воли «путешествующих» существ.

Как и почему они вовлекаются в такие перемещения, неизвестно. Но появление у нас отдельных экземпляров ящеров, схожих с вымершими на Земле миллионы лет назад, свидетельствует о том, что периодически порталы на какое-то время открываются и гравитационный «сквозняк» задувает к нам незваных гостей.

Единство мира

ОБ ИДЕЕ СВЕРХЧЕЛОВЕКА И ВОЛЕ ВСЕЛЕННОЙ

Сказания и легенды всех древних народов полны образов сверхчеловека. Герои мифов, титаны, полубоги, Прометей, принесший людям огонь с неба; пророки, мессии и святые всех религий; герои волшебных сказок и эпических песен; рыцари, которые спасали пленных принцесс, пробуждали спящих красавиц, побеждали драконов, сражались с гигантами и людоедами, — все это образы сверхчеловека.

Народная мудрость никогда не считала человека венцом творения. Она принимала и допускала мысль, что могут и должны быть существа, которые, хотя тоже являются людьми, все же гораздо выше обыкновенного человека, сильнее его, сложнее, чудеснее.

Если мы начнем рассмотрение европейской культуры с античности, то увидим, что здесь божественное и человеческое синтезируются в идее олимпийских богов, которые лишь экстенсивно отличны от человека — телесным бессмертием и столь же телесным могуществом. Размышляя о них, античная философия остается в русле античной мифологии, создающей очеловеченно-те-лесные образы богов.

Даже такой идеалист, как Платон, разделивший мир идей и материи, говорит о совпадении в Боге души и тела, причем под телом в значительной мере понимается конкретная телесность воплощения, подобная телесности человека. Олимпийские боги могут принимать иные воплощения, но они всегда привязаны к главному из них. При этом они еще более сходны с человеком морально, будучи погружены в стихию человеческих страстей. Божественные страсти олимпийцев есть лишь увеличенные человеческие. А потому античные боги, как и люди, лишены свободы — над ними действует необходимость судьбы.

С возникновением и развитием христианства противоречие человека и Бога приобретает совсем другой характер. Бог в христианстве принципиально — духовно и нравственно — отличен от человека. Он становится Абсолютным Благом и Свободой. Человек теперь не связан с Богом телесно, только бессмертная душа соединяет их. Телесность же разделяет человека и Бога, делая человеческое греховным и павшим. Но, в отличие от античного человека, христианский человек освобожден от судьбы. Он обладает свободой как выбором между Богом и телесностью с ее искушениями — Добром и Злом.

Противоречие между человеком и Богом обостряется, но оно не разрешается синтетически, а выступает как констатация разрыва. При этом человек может приближаться к Богу, лишь отказываясь от своей человечности как греховности. Такая точка зрения пронизывает всю христианскую культуру средневековья — и религию, и философию, и искусство.

В культуре романского Возрождения разворачивается идея человека-титана как Гения, подобного Богу. Но такой титан подобен скорее не христианскому Богу, а античному. При этом идея человека-титана не характерна для всех национальных форм Возрождения; в целом продолжает развиваться воззрение на человека как греховное и ничтожное существо, высшей добродетелью которого является отмаливание у Бога прощения.

Это воззрение пронизывает все «историческое христианство», проходя почти неизменным через эпохи нового и новейшего времени. Говоря об историческом христианстве, мы используем термин Н. Бердяева, означающий внешнюю, социализированную сторону христианского учения, отошедшую от его глубинного смысла.

И в новое, а тем более в новейшее время происходит восстание против такого отрицания свободы человека. Самым простым оказалось рассмотрение противоречия человека и Бога в качестве антагонизма. Впервые этот путь до конца прошел Людвиг Фейербах, постулируя свободу человека через заявление об иллюзорности образа Бога и называя этот образ лишь символом лучшего в человеческой природе. Фейербах говорит о любви к реальному человеку. Однако очевидно несовершенство реального человека и необходимость его преодоления.

Последователи символической трактовки Бога, развернутой Фейербахом, — Карл Маркс и Фридрих Ницше — предельно обостряют проблему преодоления эмпирического человека и человечества. Но разрешая противоречие человека и Бога путем отсечения божественного, оба они находят новые формы обожествления. Маркс приходит к обожествлению социально-экономического базиса человеческой жизни, а Ницше мистифицирует социально-биологическую селекцию вида «гомо сапиенс», которая может привести к появлению сверхчеловека. Маркс надеется, что понимание логики развития способа производства материальных благ позволит найти счастье для несовершенного человечества в новом общественном устройстве, где воцарится свобода всех и каждого; Ницше видит в сверхчеловеке бесконечный триумф свободы как воли к власти.

Но свобода ускользает от них. Без идеи Бога как действительной противоположности человека и та, и другая концепция преодоления человеческого несовершенства саморазрушается. Они саморазрушаются как пути к свободе. Маркс приходит к необходимости классовой борьбы и насилия в истории, которые насилуют его же идеи, а Ницше, отказавшийся от Бога и бессмертия, пытается заменить их образом Вечного возвращения мира, который обесценивает свободу и сам смысл сверхчеловека.

Точно так же саморазрушаются и политические режимы, основанные на этих учениях.

То же самое мы можем видеть в концепции человека у Зигмунда Фрейда, также находящей свое основание в учении Фейербаха. Фрейд переживает образ Бога как символ земного и телесного отца, необходимый взрослому, лишившемуся родительской опеки и власти. На место Бога он ставит бессознательное, доступное психоаналитическому исследованию и контролю, а также само это исследование и контроль. Но такое обезличивание Бога может объяснить лишь самые простые проявления психической жизни и уж во всяком случае не ведет к очищению человеческого — противоречие между Богом и человеком разрешается только в пользу человека.

Фрейдовская констатация необходимости образа Бога для нормального существования общества вступает в разительное противоречие с основами его учения, а его преклонение перед наукой порождает новые мифы.

Итак, концепции, превращающие противоречие человека и Бога в антагонизм, осознанно или бессознательно ведут к ограничению свободы личности и ее перспектив не только в теории, но и на практике. В чем же может заключаться конструктивное разрешение противоречия человека и Бога? Только в их соединении. И философия персонализма Николая Бердяева, берущая свое начало в философских построениях Владимира Соловьева, приходит к синтезу противоположностей человека и Бога в идее Богочеловека.