Читаем без скачивания Я дрался с Панцерваффе. "Двойной оклад - тройная смерть!" - Артем Драбкин

Бои в Подмосковье тяжелые. Снег глубокий, мороз. Наступаем на село оно, как правило, на возвышенности - после слабенькой артиллерийской подготовки. Командир взвода командует: "Справа по одному перебежками, марш!" Какие перебежки?! Снег! Идем. Пули свистят. Пройдешь метров шесть, падаешь, выбираешь себе такое более-менее удобное укрытие, ведешь огонь. Ждешь, когда остальные подтянутся. Подтягиваются, а до немца еще метров пятьсот. Пока метров двести пройдем, во взводе народу-то осталось 15-20 человек. Неудачная атака. Что делать? Командир решает отойти назад. Под огнем отходим. Когда смотришь на эти потери, а там свободного места от трупов на поле не было, они как снопы лежат, горами, между которыми небольшие промежутки, думаешь: "Долго ли такая будет идти битва? Почему из-за этой проклятой деревни столько людей положили, а никак не можем взять? Возьмем мы ее или нет?" Сидим, все в пороховой гари, обожженные, смотрим друг на друга и мысль такая: "Пусть убьют, только бы руку, ногу не оторвало. Убило бы и все". Вечером приходят маршевые роты: то пожилые приходят, то молодые. Они все спрашивают: "Как там, ребята?" - "Что спрашивать? Пойдем в атаку, узнаешь, как там". Ему, может, 35-40 лет, а нам-то - 18-19, но они смотрят на нас с почтением. Днем в две-три атаки сходим, и от этого пополнения никого не осталось. Вечером опять приходит маршевая рота, опять взвод пополняют до штатной численности. А мы, костяк взвода, так и воюем. Была такая более или менее стабильная группа из примерно десяти человек, из нее, может, один-два человека в день выбывало, а остальные каждый день менялись. Я потом расскажу про свой последний бой, в котором меня ранило. В этом же бою в ногу ранило замкомвзвода старшего сержанта Медведченко. Меня скатили, и санитар сказал: "Вот последние ветераны взвода - замкомвзвода Медведченко и пулеметчик Рогачев". Как кормили? Хорошо, но только к нам пища очень редко на передовую поступала. То мы оторвемся, то лежим под огнем, и пробраться к нам невозможно. Пока бойцы с кухни с термосом доползут, пока мы выйдем из атаки... Где-то какая-то передышка, и в этот момент, может, в день один раз, а то и ни одного... А так сухой паек - сухари, сахар. И вдруг приползает: "Бойцы, на обед". В термосе горох с мясом - ложку не воткнешь замерзло. Что, будешь костер разводить, разогревать? Едим холодный. На Северо-Западном фронте три сухаря и пять кусочков сахара на день - все! Саперной лопатой павших лошадей рубили. Разведем маленький костерок, конину распарим - она как резина - ничего, жуем. Но знаешь, особого аппетита не было, и голода не чувствовали, потому что все время в напряжении, вымотанный и физически, и морально. О еде мысли возникают, только когда из боя выйдешь, да и то они забиваются ощущением разбитости, опустошенности. Настолько тяжело дается переживание, ощущение смертельной опасности. Правда, со временем чувство страха притупляется, оно как бы тебя опустошает, и остается одна ненависть. Хочется ворваться, убить, освободить, и вроде потом будет какая-то разрядка. А тут бьемся, бьемся, и все никак... Хотя мысль о бесполезности этих потерь она как-то в голову не приходила. Вот в 44-м году, когда стали вспоминать 41-й: "Господи, да как же мы воевали?! Зачем же мы несли такие потери?! Как же мы были неопытны!" А когда провели результативную атаку, тут как-то легко. Вроде не напрасно товарищи погибли, вот мы им показали. Вон они лежат убитые. А то берем деревню - бьем-бьем. Возьмем ее, а убитых немцев вроде и нет. Ну, может, лежат 30-40 убитыми, а у нас человек 700. У наших бойцов и командиров такой вопрос: "Что же это такое? Мы потери несем, а немцы вроде нет". Говорили, что они убитых забирали и хоронили... Они очень умело воевали. У них армия была квалифицированная, с опытом боев, закалкой. Немцы умело ориентировались, выбирали позиции. Ну и ручной пулемет МГ-34 - это страшное, незаменимое оружие. У нас рота наступает, а у них отделение с одним пулеметом ее сдерживает. Огонь - сплошной, ливень. Несем потери, вперед-вперед, но пока их не уничтожим - не продвинемся. У них в случае чего машины наготове. Они гарнизон на машину сажают и в следующую деревню за 3-10 километров. Она опять укреплена. Немцы зимой в открытом поле не воевали, у них там блиндажи, окопчики, а мы поспим в лесу и опять в атаку по голому полю, по снегу. Вот так от деревни до деревни, все время своими ножками....

Да... МГ-34 очень метко бил, скорострельный. Расчет у него два человека. Обычно очень умело выбирали огневые, хорошо маскировались. Если я веду огонь, и они засекли - тут же меняй позицию, долго на одном месте не лежи. А мы же молодые, неопытные! Идет противник в атаку. Для того, чтобы прицелиться и поразить его, нужно 4-5 секунд. Пока ты прицелился, затаил дыхание, за это время он прошел какое-то расстояние. Поэтому, если противник идет на тебя, надо целиться в ноги, тогда в грудь попадешь. Если он от тебя бежит, то наоборот. А поначалу целишься в голову, а за 5 секунд он прошел, и пуля выше пролетела. Это азбука стрельбы. А в атаке идешь вперед, через 5-6 секунд нужно падать, когда упал, нужно откатиться вправо, влево на два, три оборота. И спрятаться за убитым или кочкой какой-нибудь. Когда встал снова в атаку, немец-то целится в то место, куда ты в первый раз упал, а ты сдвинулся на 1,5-2 метра. Он пока винтовку перевел, 5-6 секунд у тебя опять есть. А мы не знали, молодежь. Если сразу не убили, то потом, конечно, и подскажут тебе, да и сам поймешь, что да как. Опытным быстро становишься.

Что я могу сказать про Дегтярев? Хороший пулемет. Он без диска весил 8,500-8,700 грамм. Диск на 49 патронов тоже килограмма два весит. Когда диск отщелкал, второй номер должен тебе новый подать. У него длинная веревка, а на ней две коробки с двумя дисками. Перебежку сделал, залег и тянет к себе коробки за шнур. Пулемет был надежный, не замерзал, но мы его густо и не смазывали, а то придет пополнение, а затвор винтовки открыть не могут густая смазка замерзла. Но вообще "мосинка" надежная была. А СВТ не любили их постоянно заедало. Уход за пулеметом заключался в удалении гари щелочью после каждого боя и смазке. Если морозы были, то смазывали жидким маслом, если нет, то обычным оружейным. Полной разборки не делали - не было необходимости. Так что в основном проверка пружин дисков, чистка и смазка ствола, затвора.

- В атаке где находится пулеметчик?

- Это решает командир взвода. Он может приказать расположиться по центру или на фланге. Когда перебегаем, то тут я уже держусь установленных ориентиров. Мы, молодые, всегда бежали вперед. Прикажут: "Перебежками, справа, вперед!" Пули свистят, выбивают снежную пыль. Пожилые лежат - на смерть не каждый встанет. Понятно, у них дома семья, дети остались, они прежде чем голову высунуть, подумают - а вдруг убьют? У нас этих мыслей не было. У молодежи была глупая уверенность, что меня не убьют. Убьют, может, соседа, а меня нет. Я Кольке, моему второму номеру: "Колька, долго будем лежать?!" Молодежь с 22-го - 23-го года первая вскакивала и вперед. Убежим вперед, а еще стрелки лежат сзади. А немцы, они как? По передним бьют не так интенсивно - этих они всегда успеют. Им надо задних отсечь. Мы лежим, ждем, когда стрелки подбегут. А их там помкомвзвода ходит, прикладом дубасит: "Что лежишь?! Вперед!"

- Когда бежали в атаку, полы шинели под ремень затыкали?

- Нет. Одевали ватные брюки, телогрейку, короткую шинель и маскхалат. Каски не брали, ни к чему, тяжелая, да и через капюшон маскхалата, каску, шапку и подшлемник команды подчас не слышно. Так что каску и подшлемник не брали, только когда сильные морозы, тогда подшлемник одевали. Противогазы мы сразу сдавали начхиму, но сумку оставляли. В ней были полотенце, бритва, бинты. Чтобы в случае ранения можно было оказать первую помощь. Офицеры варежки пристегивали к рукавам такими маленькими алюминиевыми долечками, к которым крепилась цепочка. А мы к рукавицам веревку и через шею - их не потеряешь.

- Кроме пулемета другое оружие у вас было?

- Нет. Пистолет мне не полагался. У второго номера был карабин. У него и у меня по противотанковой гранате и по две ручные гранаты. Противотанковые я ни разу не бросал, а ручные приходилось. На Северо-Западном фронте, когда наступали, артиллерии мало, наши применяли ампулометы. Ночью красиво - такие огненные шары летают. Их использовали перед ночными атаками, чтобы поджечь строение и создать ориентир.

Числа 20 января мы были выведены в лес под городом Клин. Наша 1-я Ударная армия перебрасывалась на Северо-Западный фронт. В конце января 1942 года мы на машинах проехали примерно километров 200 по Ленинградскому шоссе, а потом пешком ночами шли к фронту. Наша армия должна была содействовать окружению Демьянской группировки немцев. Бои шли днем и ночью. Танков, артиллерии, авиации было мало. Немецкая авиация господствовала. Нас в основном сопровождали 45-миллиметровые орудия. Мы говорили: "Что же вы огонь не ведете?" - "А у нас три снаряда на пушку в день". Когда мы шли в атаку, они - пу-пу и все. Сильного огневого прикрытия не было. Небольшой минометный или артиллерийский налет, а потом шли в атаку. Все время перемещались лесными дорогами. Трактор тянул треугольник из бревен, прочищал дорогу. По обочинам образовывались снежные валы, высотой метра полтора. Мы шли по этой дороге, обстреливали нас, конечно. Пули свистели. Сосредотачивались у населенного пункта. Брали. Потом двигались дальше. Все время лесами. По хорошим дорогам мы вообще не шли. С конца января по конец февраля мы дошли до Рамушева и отрезали Демьянскую группировку. После этого нас перебросили под Старую Руссу и приказали взять ее к 23 февраля, ко дню Красной Армии. И мы с 23 по 27 февраля пытались ее взять... По три-четыре атаки днем, а ночью опять атаки. Потери были очень большие. Я таких кровопролитных боев, как на Северо-Западном фронте, потом очень мало встречал.