Читаем без скачивания Люди трех океанов - Николай Котыш

— Степ-а-а! — запыхавшаяся Лилька подлетела к Рудимову, протянула руки, но, увидев комдива, опустила их, остановилась: — Здравствуйте.

Генерал скользнул взглядом по Лилькиным волосам и зашагал к ждавшей его машине.

— Ну, рассказывай, как живешь, — подступила Лилька к Степану и обдала теплым дыханием.

— Да вот живу. — Рудимов развел руками, и так ему захотелось обхватить Лильку за худенькие плечи и прижаться щекой к ее паутинным волосам. Но он стоял растерянный, чуточку глуповатый. Неведомо откуда появился Шеремет и с ходу прокомментировал Степаново замешательство:

— Пилот как умная собака. Все понимает, а сказать не может.

— Вот именно, Кузьма. Понимает все, кроме одного: лезет туда, куда ее не просят, — отрезала Зародова, подхватила Рудимова под руку и, приноравливаясь к его неровной ходьбе, повела к столовой, на ходу что-то рассказывая и смеясь.

ШАР ЗЕМНОЙ НА КРЫЛЕ

— Видишь синий самолет?

— Вижу.

— А «ягуара» на борту?

— Неужели он?

Каждое утро комиссар Гай на пятнадцатиминутной политинформации коротко говорил о положении на фронтах. Вывесив в столовой во всю стену карту, он тыкал в нее прокуренным пальцем:

— Немцы потеряли несколько авиадивизий, лишились лучших асов авиации. Теперь развернулось наше наступление по всему фронту.

Нередко Серафим Никодимович отступал от информаторского стиля и начинал говорить просто, по-своему, порой ломая не только пропагандистские каноны, но и грамотную речь. Ему прощали лингвистические слабости лишь потому, что он умел сообщать людям что-то новое. Гай прочитал неведомо где добытый текст указания фельдмаршала Клейста командующему 1-й танковой армией генералу Макензену: замедлить темпы отступления, дабы дать возможность эвакуировать военное имущество и создать новый рубеж обороны на Таманском полуострове. Потом Гай сообщил о наших затруднениях — плохо с горючим. Надо беречь каждую каплю бензина.

Летчики уже знали, что немцы отброшены на рубеж Северный Донец, Красный Маныч, Белая Глина, Армавир, Лабинская. Понесли поражение оперативная группа «Холлид» и ее соотечественница, опрометчиво названная «Доном». Перестала существовать заново сколоченная 4-я танковая армия. Будто разрубленная клинком надвое, распалась армия Макензена: одна часть отползла к устью Кубани, другая — к низовьям Дона. Остатки дивизий отходили на Таманский полуостров. Рудимов, водивший туда штурмовую группу, видел, как по дорогам, шедшим на Тамань, ползли грузовики, танки, артиллерийские тягачи, конные обозы, а по обочинам то двигались, то залегали потрепанные в предгорьях войска. Их было много, но уже чувствовалась та перемена в боевых порядках, за которой угадывалось начало губительных беспорядков.

Хотя Степана назначили штурманом дивизии, в управлении для него не оказалось самолета. Может, потому, что он наотрез отказался ехать в тыл на «ремонт», как сказал Гарнаев. Как всегда, выручил Яровиков: только что получил пятибачный Ла-5, но сам остался на своем стареньком, потрепанном трехбачном, а новый передал Рудимову:

— С богом!

Первые полеты принесли успокоение. Степан опять почувствовал себя в привычной колее полковой жизни. Ходил во главе группы, а иногда на пару с Атлантовым на барраж, штурмовку, прикрывал пехоту, сопровождал бомбардировщики. Казалось, все шло своим чередом.

Но где-то на восьмом — десятом вылете почувствовал себя неважно. Начали ныть потревоженные высотами и перегрузками раны. Предсказывали дурную погоду — дождь и бурю. Но еще мучительнее саднила душу другая неизлечимая рана. Трудно сказать почему, но Степан твердо уверовал, что рано или поздно он сквитается с тем, кто изуродовал его, — с тем синим «мессером» с цифрой «21» и двумя рядами крестов.

И он его увидел. Узнал по повадке. Будто видение он появлялся над аэродромом, когда наши летчики возвращались с задания. Они приходили в одиночку и спешили на посадку: бензобаки почти пусты. И тут он вываливался неизвестно откуда и нападал хищнически, стремительно. На глазах всего полка поджег одинокий Ла-5. Летчик погиб. Но как только подходила группа, даже пара самолетов, он так же внезапно исчезал, как и появлялся.

Правда, цифры Степан пока не видел. Да и другое вызывало сомнение: там, в степи, его расстреливал «мессершмитт-109», здесь же появлялся Ме-110. И не с многоголовым драконом на борту, а с пастью ягуара. Свои сомнения высказал начальнику штаба. Корней Иванович довольно обоснованно рассудил:

— Тут действует та же авиагруппировка, что и в Крыму. А у него, видимо, на высоте сердце сдает, вот и пересел на «ягуара». Да и защита дополнительная понадобилась — стрелок-радист.

Так это было или нет, но Степан с еще более острым нетерпением ждал встречи с синим «мессером», искал его, думал о нем.

В полдень посты наблюдения сообщили: со стороны Новороссийска показались два истребителя. Находившаяся в готовности группа Рудимова взлетела быстро и, чтобы не выдать себя, на бреющем ушла от аэродрома в сторону моря. Там набрала высоту и стремительно пошла на сближение.

Встретились за облаками. Взгляд прикован к ведущему «мессершмитту». Он качнул крыльями, будто делал разминку перед выходом на поединок. Степан дал сигнал Атлантову для выхода в атаку. Потом глянул и не поверил своим глазам: на фюзеляже чужака — ягуар! И та же цифра — 21. Он! Надо с ходу взвесить все «за» и «против»: «мессер» имеет превосходство в огне, но за Ла-5 преимущество маневра и скорости. Можно считать, шансы равны.

Степан приказал Атлантову с ведомым атаковать другую машину, а эту не трогать.

Машины сближались с бешеной скоростью. Но открывать огонь не спешил ни тот, ни другой. Рудимов глядел сквозь лобовое стекло и видел, как перед прицелом разрастался синий четырехгранник чужого самолета. Сейчас он казался чуть фиолетовым — то ли от наплывшей слева сизоватой тучи, то ли от большой высоты. Но с приближением становился светлее, будто раздуваемый шар. Он уже расползся на четверть лобового стекла. Еще шире, шире… Плоскости как-то неестественно вытянулись, словно расплющенные. Не снимая правой руки с гашетки, Степан протер повлажневшие глаза левой ладонью.

Плоскости вытянулись еще длиннее и горели, как нить накаливания. Рудимов отсчитывал последние мгновения, когда можно дать залп из всех пушек. Но немец ударил первым. Степан едва успел толкнуть педаль вперед, и «ягуар» промелькнул мимо, как синеватая острога.

Они разошлись. «Ягуар» оказался так далеко, что Рудимов со страхом подумал: «Неужели уйдет?» Это казалось невероятным, невозможным: столько ждать, искать, найти и упустить!

Немец не ушел. Степану показалось, что они увидели друг друга, когда прошмыгнули на встречных курсах, Неужели и он, немец, узнал его, Рудимова?

Развернулись почти одновременно и опять пошли на сближение. Стрелять было еще невыгодно — далеко. Степан торопливо гнал машину навстречу. Но немец внезапно вымахнул горку, потом еще раз и круто пополз вверх. Терять нельзя ни секунды. Завладеет немец высотой, и вывернуться будет невозможно. Степан тоже поставил на попа машину. Ла-5 легко и с каким-то веселым звоном врезался в высоту, подминая на пути облака.

Они встретились вновь. Но теперь уже на параллельных курсах. Шли вначале на большом расстоянии, а потом сблизились и летели почти рядом, борт к борту. Ясно, отчетливо видели друг друга. Немец был без шлемофона. Видимо, в кабине жарко. На белой, седой голове чернела дуга от наушников. На тонкой кадыкастой шее — ларинги. Брови тоже седые. «Стар, но красив», — совсем некстати подумал Степан, и внутри закипала зависть и злость. Вот они летят рядом: один — искалеченный, с трудом вырвавшийся из лап смерти, другой — властный, самоуверенный, избалованный славой…

Надо идти еще выше. Тяжело дышать без кислорода. Степан рванул ручку на себя. Почти в то же мгновение дыбом встал и «ягуар». И опять они летели рядом, пронизывая жидкие облака и не сводя друг с друга глаз. На шкалы высотомеров наматывался седьмой километр. Облака отстали, сквозь них зеленела вода залива. Кого-то она ждет, та вода?.. Высота все ощутимее и больнее распирала грудь. Дышать становилось труднее. Только бы не выдать это «ягуару». Да и ему, видимо, нелегко. Вон он трет мокрую шею, широко открытым ртом глотает разжиженный воздух. Нет, он вроде оправился. Взъерошил седые волосы. Почти безгубый рот сжат в одну черту. Потянул ручку еще круче. Прижал ларинги, что-то передал по радио. Может, подмогу вызывает?.. И вдруг «ягуар» провалился. Степан не успел даже взглядом схватить. Лишь через несколько секунд увидел пикирующего.

Погоня на пике длилась совсем немного, потому что немец, едва почуяв сближение, вырвал машину из падения. Степан тоже выхватил, и перед глазами пошли круги — такие, как некогда у Тархан-Кута, когда упал на берегу. Это — перегрузка. Наверное, и «ягуару» не поздоровилось — он как-то странно закачал крыльями. Но тут же пополз вверх.