Читаем без скачивания Всадники ночи - Александр Прозоров

— Умница какая твоя княгиня, Андрей Васильевич, — прицокнул языком дядька. — Иной боярин из похода возвернется — ан деревни его все разорены, приказчик с казной сбежал, в доме все разворовано, дети плачут, а баба серебро трясет. Дабы с добычи его, с жалованья царского себе платье новое али самоцветы купить. Мы же, как ни вернемся, удел все краше и краше становится. То мельницу по твоему наказу княгиня поставит, то храм Божий. А ныне, вишь, на усадьбу замахнулась. И с корабельщиком новгородским все сладила. Повезло тебе с нею, княже, ох, повезло. Хоть в этом Бог милостив оказался.

Зверев хлопнул скакуна по крупу, натянул правый повод. Конь, ничего не понимая, крутанулся на месте, а когда всадник отпустил узду, помчал вверх по холму. На крыльце кто-то громко заголосил, кинулся в дом. Заметались меж бревен бабки с длинными узкими циновками.

С холмика, как оказалось, открывался отличный вид на мельницу, на заливчик под водопадом и причал, возле которого скучал без дела стройный морской ушкуй. Вытащил его, стало быть, Рыжий, не бросил.

— Здрав будь, отец родной… — подошла к князю незнакомая дородная тетка лет сорока в одной исподней рубахе, вдобавок влажной то ли от пота, то ли еще отчего. — Заждались, милостивец.

— И тебе долгих лет.

Андрей спешился, кинул ей поводья коня, сам медленно двинулся к крыльцу. Там суетились еще несколько кое-как одетых женщин. Наконец открылась и закрылась дверь, тетки отхлынули в разные стороны. Вперед вышла Полина и, спустившись на пару ступеней, склонила голову:

— С возвращением, дорогой мой супруг.

— Здравствуй, супруга, — кивнул, стоя внизу, князь.

— Прости, что в таком виде дворня тебя встретила. Баня у нас протоплена, хотели мыться идти. Завтра суббота, к причастию надобно…

— Ничего страшного. Идите, купайтесь.

— Я бы хотела показать тебе наш новый дом, муж мой. — Полина стала еще упитаннее. Розовые щеки даже свисали, как у бульдога. Живот выпирал во все стороны через бархатное платье, руки лоснились. Волосы закрывал простецкий деревенский платок, который рядом с иноземным дорогим нарядом казался гнилым листом, принесенным ветром и оброненным на голову. — К тому же ты ведь проголодался с дороги? Я велела собрать на стол в трапезной.

— Хорошо, покажи.

Андрей поднялся на крыльцо. Тетки испуганно отпрянули, прижались к перилам. Неужели он такой страшный?

Дом все еще пах опилками, смолой, дышал влажностью. Сейчас, в летний зной, это было даже приятно, но зимой — будет холодно. А топить нельзя: тепло от печки изнутри бревна высушит, снаружи они сырыми останутся. Их все и повыворачивает.

— Сухого леса не было, супруг мой, — неожиданно заговорила Полина. — Пришлось рубить из того, что есть. Надеюсь, за лето бревна успеют осесть и подсохнуть. Как считаешь?

Андрей вспомнил, что жену следует постоянно ругать и наказывать — но ведь она была совершенно права. Где жить целый год, пока дом просохнет? В тесной и гнилой деревенской избе?

— Да, будем надеяться.

— Справа я решила сделать людские комнаты, оружейные, кладовые. В конце там кухня будет и подпол для овощей…

Пол был белый, толстые доски не прогибались под ногами, лежали, словно каменный монолит. От входа к лестнице и ко всем коридорам тянулись циновки.

— Слева трапезная, две гостевые комнаты. Наши жилые комнаты наверху. — Полина пошла вверх по лестнице, и ступени жалобно заскрипели.

Здесь везде лежали уже не циновки, а тряпочные коврики. Коридор упирался в торцовые окна, а потому в нем было светло.

— Наша опочивальня здесь, — указала княгиня на дверь сразу за лестницей. — Снизу печь будет стоять, еще не сложили. Придется у новгородцев печника просить, наш высокие выводить не умеет. Но пока не к спеху. Все едино топить пока нельзя.

Андрей толкнул дощатую створку, вошел внутрь… и замер. Созданная Полиной опочивальня как две капли воды походила на ту, в которой столько дней его встречала Людмила Шаховская. Такой же балдахин, такая же перина, так же повернута боком к окну, ногами к входной двери. И даже цвет балдахина точно такой же!

«Ее нужно ругать, придираться, — опять вспомнил князь. — Выпороть несколько раз, как только появится повод. Или просто так побить, без повода».

— Цвет какой… — пробормотал он.

— Что ты молвишь, князь? — напряженно переспросила Полина.

— Ничего, — отмахнулся Зверев. — Показывай дальше. Может, там найдется к чему прицепиться.

— Что?

— Ничего.

— Там еще пять светелок, — махнула в коридор рукой женщина. — Они пока пустые. Я так мыслю, продыхи надобно туда от печи вывести, дабы полы были теплые. И под детские светелки их отвести.

— Очень верно! — Андрея словно по сердцу резануло. — И в какой из этих комнат должен был жить наш сын?

Он развернулся, сбежал по лестнице, выскочил на крыльцо, почти перелетел ступени и ринулся дальше, вниз по склону, к причалу. Перепрыгнул на палубу ушкуя, наскоро стянул одежду и сиганул за борт.

Прохладная вода обняла, успокоила. Стало легче и душе, и телу. Решительными саженками он пересек заводь, выбрался в самом дальнем месте, нашел за кустами открытое место и вытянулся на траве. В ушах стучало, но он не понимал — от гнева или из-за усталости.

На приветливом солнце молодой человек вскоре задремал и проснулся, только когда на грудь переползла тень от возвышающейся за головой акации. Андрей снова переплыл заводь, выбрался на берег перед причалом.

— Здрав будь, княже, — встретил его на палубе ушкуя Риус. — А я уж беспокоиться начал. Как в воду прыгнул, видел, а опосля все нету и нету.

— Есть, как видишь. Как у тебя трюмы, не пустуют? Сооруди мне чего-нибудь перекусить. И постель вели приготовить. Как живешь-то, Рыжий?

— Скучно, княже. В Новагород пару раз ходили, в Корелу плаваем. Без тебя не случается ничего. Ни пиратов, ни порогов, ни погонь. А мне сие понравилось…

— Это нравится, пока выигрываешь, Риус. А вот когда не повезет — сразу хочется спокойной жизни. Давай, встряхни команду, пусть стол накроют. Посидим с тобой, винца выпьем.

Пока князь одевался, на причал спустилась одна из княгининых теток, остановилась возле самого борта, поклонилась:

— Батюшка Андрей Васильевич, хозяйка в баню тебя приглашает. Умыться после дороги.

— Передай, что я чистый. И что к ужину не приду, — отмахнулся Зверев.

Ночевал он, естественно, тоже на ушкуе, в постели, из которой еще не выветрился запах Полины. Точнее, черемухи. В постели она почему-то всегда пахла черемухой.

Сколько же она прожила в этой каюте, пока на берегу не вырос наконец-то новенький дворец? Получается, почти три года. С перерывами на те месяцы, что Андрей отправлялся по делам. Княгиня же при этом оставалась вовсе в крестьянской избе, которую отвел господам здешний староста.