Читаем без скачивания Избранное. Том 1 - Зия Самади

— Хе… — вздохнул Цзинь Шужэнь. В этом вздохе прозвучали безысходное горе, обида, сожаление. Он обессиленно махнул рукой в направлении стола.

Лю Бин выдвинул ящик, достал обернутую в белое большую, как копыто лошади, печать.

— Готовьтесь в путь, Цзинь Шужэнь! — С этими словами он покинул кабинет.

Шэн Шицай через свою агентуру заранее узнал о намерениях Цзинь Чжуна. Он тайно прибыл из Гучена с верными ему войсками, обосновался в непосредственной близости от Урумчи и внимательно следил за развитием событий. Когда Цзинь Чжун начал штурм резиденции Цзинь Шужэня, Шэн Шицай приказал окружить мятежные части и потребовал прекратить «враждебные действия против главы провинциального правительства».

Появление Шэн Шицая Оказалось неожиданным для Цзинь Чжуна. Он растерялся, не зная, что предпринять, приостановил штурм ямыня и отправил на переговоры с Шэн Шицаем Папенгута.

— Я вас вооружил, поставил на ноги, а вы бросились в объятия Цзинь Чжуна… — холодно встретил Шэн Шицай Папенгута.

— Мне пришлось пойти на временное соглашение с ним, потому что…

— Понятно. Теперь вы готовы пойти на соглашение со мной, так?

— Я всегда с вами, я ценю и храню нашу прежнюю дружбу, уважаемый цаньмоучжан.

Шэн Шицая, разумеется, не обманула эта наивная попытка выкрутиться из неловкого положения, он лишь подумал про себя: «Теперь будешь служить мне, а появится более сильный соперник — переметнешься к нему, двурушник», — и бросил на Папенгута полный ненависти взгляд.

Вошел Лю Бин и положил на стол печать.

— Перетрусил старик. И все же мне его жаль, — проговорил Шэн Шицай, взяв в руки печать.

— Страшно перепуган, — подтвердил Лю Бин, изобразив трясущегося Цзинь Шужэня.

Шэн Шицай улыбнулся:

— Пусть теперь живет спокойно. Нажитого добра ему хватит. Отдайте приказ войскам — пусть занимают город.

— Слушаюсь! — Лю Бин вышел.

— Создам новое правительство, начну работать по-новому, — заявил торжественно Шэн Шицай. И подумал: «Пришло время уступок. Что ж, поиграем в демократию…» Мгновенно мелькнули в памяти Шанхай, комната, обставленная во французском стиле, слова министра: «Да, да, именно отойти и вернуть…»

Папенгут вряд ли заметил, как дрогнули губы Шэн Шицая в мимолетной ехидной усмешке, — во всяком случае, не должен был заметить.

— Поздравляю с большой победой! — высокопарно произнес бывший белогвардейский офицер.

— Если Цзинь Чжун и Тао Минью не хотят междоусобного пролития крови, пусть присоединяются ко мне. Они уже не извлекут выгод из политической игры.

— Я берусь уладить это дело, ваше превосходительство, — заверил Папенгут.

12 апреля 1933 года город Урумчи преобразился. Общественные здания, ворота городской цитадели, магазины — все было украшено флагами, а перед резиденцией правительства красовался огромный портрет Шэн Шицая. В людных местах города были развешаны объявления. В них сообщалось о низвержении Цзинь Шужэня, о том, что Шэн Шицай принял звание дубаня — верховного комиссара, генерал-губернатора Синьцзяна — и создал провинциальное правительство во главе с председателем (чжуси) Ли Шучженом. В новое правительство вошли сорок представителей различных национальностей, населяющих Синьцзян. Эта новость была необычайной — некитайцев допустили к управлению провинцией. Необычно и то, что объявления были написаны на двух языках — уйгурском и китайском.

Другие объявления призывали население приступить к мирному труду, в них приводились восемь пунктов правительственной декларации — о равенстве всех национальностей, свободе вероисповедания, местном самоуправлении, борьбе со взяточничеством и коррупцией, об улучшении условий жизни трудового люда, о культурно-просветительных мероприятиях…

Ознакомившись с этими громогласными и торжественными заверениями и обещаниями, население города высыпало на улицы, как в большой праздник. У всех было радостно-возбужденное настроение, люди ликовали, поздравляли друг друга:

— Вот и наступил светлый день!

— Это и есть свобода!

— Старый режим пал! Гнету пришел конец!

В толпе здесь и там появлялись шэншицаевские агитаторы, они выкрикивали лозунги, объявляли о конце векового угнетения, провозглашали отмену налогов, приветствовали новую жизнь и призывали народ отдать силы осуществлению «Декларации из восьми пунктов».

Пока никто еще не знал, чем на самом деле обернется этот «светлый день»: грандиозным обманом, временной уступкой народу или же реальностью, радостной действительностью на-долгие времена…

Многие искренне верили в перемены, радовались, ликовали, на стихийно возникавших митингах направляли поздравления и подарки Шэн Шицаю, дубаню — верховному комиссару, генерал-губернатору провинции. Для вручения поздравлений и подарков тут же избирались депутации, в состав которых, как правило, входили уже известные нам Турсун-баба, Назар-кази и подобные им представители высшего сословия.

— Ну что ты все торопишься, Шицай! Ты уже который день толком ничего не ешь! — Шэн-тайтай преградила дорогу мужу..

— Сегодня у меня очень важное дело…

— Опять? И что это за нескончаемые дела?

— Необходимо закрепиться! Упрочить власть!

— Но ты же стал дубанем! Все в твоих руках…

— Все решится сегодня…

Правительственная резиденция, в течение ста пятидесяти лет называвшаяся «цзяньцзюнь ямынь», теперь именовалась более демократично: «дубань гуншу» — «канцелярия дубаня».

Изменилось не только название — заменена обстановка, охрана… На кирпичной стене у центрального входа установлены пулеметы. У главных ворот раньше стояло четыре часовых, по двое справа и слева, — теперь их шестнадцать. Войти можно лишь по пропуску, и то после самой тщательной проверки. Наиболее подозрительных посетителей проверял сам начальник охраны. Сегодня их много — в канцелярию дубаня вызваны все сколько-нибудь значительные чиновники и офицеры. В специальной комнате им предложили оставить оружие и только после этого пропустили в зал. Там вызванные удивленно переглядывались друг с другом.

Собравшиеся с тревогой ожидали появления Шэн Шицая. Тревога возросла, когда заметили, что застекленная веранда, через которую можно пройти в сад, заполнена вооруженными солдатами.

Никто не посмел поинтересоваться, для чего вызваны солдаты. Только Цзинь Чжун сказал сидевшим вокруг единомышленникам::

— Не пахнет ли заговором?.. — Его обычно бледное лицо стало еще белее.