Читаем без скачивания Мышьяк за ваше здоровье - Елена Арсеньева

Неведомо, почему сорвалось вдруг с языка это слово, но именно оно, а даже не страх оказалось тем ключиком, который отпер глухие двери фельдшерской души.

– Алехан, – похныкал Палкин с видом искреннего раскаяния, – да какой же я сводник? Ты бы знал, как она просила! Я подумал: ну, я откажу, так кому-нибудь другому заплатит. Она ж мне сто баксов дала, ты что, не понимаешь? Я подумал: ну, раз такая любовь, что и ста баксов не жалко, то надо помочь…

Ну слава богу: символические тридцать сребреников обрели эквивалент в свободно конвертируемой валюте. С этим все ясно. Однако…

– Какая любовь? – недоумевающе спросил Александр. – Ты о чем, Палкин? Продал меня какой-то рыжей ведьме…

– Почему рыжей? – в свою очередь удивился Палкин. – Как это – рыжей? Она была никакая не рыжая, а кучерявая и чернющая, с глазами такими черными, типичная цыганка, правда, без этих дурацких юбок, а вообще – только что в бубен не била и не кричала: «Чавалэ-ромалэ!»

И Палкин даже сделал попытку изобразить цыганскую пляску, но, поскольку он голый полусидел на чрезмерно мягком кожаном диване, зрелище получилось не самое эстетичное.

Александр скривился. Палкин замер.

– Слушай, Алехан, ешь меня с кашей, – слезливо вымолвил он, – но я правда поверил, что это твоя подружайка, которая по тебе сохнет-мокнет, а ты с ней не хочешь помириться. Она так меня просила, ну спасу нет. Я обзавидовался, правду сказать. Я для нее на все готов был, не только что там Асе Ивановне окошки высадить…

И замер, схватившись рукой за рот.

– Мать честная, – тихо промолвил Александр, – так это ты Асе Ивановне стекла бил?! У вас с этой цыганкой целая операция была разработана, да? Ну лепилы, ну кардиналы Ришелье… Тайны Мадридского двора устроили какие-то, а что женщина на свою жалкую зарплату будет аж три окна заново стеклить, это для вас как бы наплевать? Бесстыжие твари, ну нет у меня для вас другого слова, только бесстыжие твари!

– Ну уж прямо твари! – обиделся Палкин, опуская руку. – Да она, эта цыганка, все предусмотрела, она мне, если хочешь знать, тысячу рублей дала, чтобы Асе Ивановне…

И его рука вновь взлетела, прикрывая непомерно, неконтролируемо болтливый рот.

– Ага, – кивнул Александр, уже переставший чему-либо удивляться. – Значит, тебе была выделена энная сумма на покрытие моральных и материальных Асиных издержек, а не ее ли ты здесь просаживаешь?

Палкин опустил глаза.

– Ох, Палкин, Палкин… – пробормотал Александр. – Ну что мне с тобой делать?

– А чего со мной делать? – плаксиво вопросил фельдшер. – И за что, главное? Ты небось удовольствие получил? Разве нет? Ну а потом… Не знаю, чего там потом с тобой было, знать не хочу! Мне надоело вечно думать о каких-то старухах, больных да инвалидах, остохренело мне всех на свете жалеть от и до, сутки через трое, я и себя немножко пожалеть хочу. А ты нет? Ну и не надо, а я… а мне… В кои-то веки выпал человеку фарт, денежку слупить удалось, так нет – его сразу за ушко да на солнышко. Но за что, за что, спрашивается? Что я хотел хоть раз в жизни пожить как человек, увидеть своими глазами, как нормальные люди живут…

Александр проследил за его пылким взором, окидывающим деревянные панели комнатки и ее стандартную, убого-роскошную меблировку, и подумал, что он, доктор Меншиков, чего-то, конечно, не понимает в системе вечных ценностей. И он почти с изумлением ощутил, что гнев его на Палкина испаряется. Потому что фельдшер безусловно прав: удовольствие он получил. И немалое! Алехан, Алехан, постарайся избежать этих пошлых оценок и признайся себе, что никогда и ничего подобного с тобой в жизни не происходило. Давай, давай, признавайся, перед собой-то можно не лукавить!

Стоило только закрыть глаза, как он видел ее напряженную шею, запрокинутый подбородок, слышал резкие, прерывистые вздохи, чувствовал, с какой силой стискивают его бедра эти стройные колени…

– Я все-таки одного не понимаю, – пробормотал он. – Почему, почему ты говоришь про какую-то цыганку? Про чернявую? Но ведь у нее рыжие волосы и зеленые глаза!

– Ну, брат, этого я не знаю, – развел руками Палкин. – Это ты со своими бабами сам разбирайся, кто чернявая, кто рыжая, у кого какие глаза. Хотя чего тут особенно разбираться? Эта, черненькая, видать, старалась для своей рыженькой подружайки, только и всего.

Кто это сказал: даже устами дебила иногда глаголет истина? Если это выражение впервые употребил Алехан Меншиков, честь ему и хвала за такой, не побоимся этого слова, трюизм. Ну конечно же, цыганистая Эльвира Холмская предоставила, так сказать, жилплощадь для встреч своей зеленоглазой подруги с доктором Меншиковым. Интересно, они обе действовали по просьбе Бушуева или только та, рыжая?

Кстати, о брюнетках! Что это там бормотал Гошка… Александр был после своего приключения в таком шоке, что почти не обратил на его слова никакого внимания, а между тем шофер клялся-божился, что, пока ждал пропавшего доктора, видел, как по двору прошла хозяйка сто седьмой квартиры. Та самая Эльвира, которую ее соседка Галина числила в отсутствии. Да и не только Галина – в этом не сомневалась и милиция, и домоуправление. Но Гоша уверен, что видел именно ее. И Палкин описывает очень похожую женщину. Как бы сравнить их впечатления, сопоставить, так сказать, показания свидетелей? Да очень просто. Витек обмолвился, что видел фото Эльвиры у соседки. Надо показать фотографию Палкину и…

И что? Какое дело Александру до какой-то там брюнетки, когда его интересует только рыжая, с зелеными глазами…

Но брюнетка – это совершенно реальный подход к загадочной женщине, которая свела с ума доктора Меншикова. Расчетливо, сознательно, жестоко… незабываемо!

«Через эту глупую любовь я одурел совсем!» – снова простонал где-то за околицей сознания бедный кузнец Вакула, и Александр сердито тряхнул головой. И вспомнил, где и почему находится.

– Ладно, черт с тобой, живи, – злясь на собственную мягкотелость, бросил он Палкину. – Но имей в виду, если ты не вернешь деньги Асе Ивановне, я тебя точно сдам в ментовку, понял? И еще… я тебе покажу одну фотку, а ты ее опознаешь. Иначе… смотри мне!

Палкин слабо кивнул, еще не вполне соображая, отделался он легким испугом или самое страшное все-таки впереди.

Александр чуть было не повернулся к нему спиной, но решил все-таки не выходить из образа до конца. Попятился за дверь, не спуская с окаменелого фельдшера прицельного взгляда и все еще держа руку за спиной, как бы готовый в любое мгновение выхватить некую стрелялку. Прикрывая дверь, нарочно громко скомандовал:

– Отбой, ребята. Уходим, быстро!

И громко затопал, изо всех сил стараясь в одиночку изобразить как минимум пятерых грозных подельников.