Читаем без скачивания Набат - Александр Гера

— Но Христюк — записной уголовник, только по нашим сведениям, ему набегает срок до конца этого века, — пытал его Судских.

— А ты прости его, прости, — снисходительно сказал Воливач. — Тебе ведь не предъявляли обвинений за превышение власти? А кто возглавит милицию в нужный день, чтобы без переполоха обуздать эту орду? Потом замена будет, а пока — лучше с умным потерять, чем с глупым найти.

— А кто гарантирует, что он Мастачного не предупредит в этот день?

— А мы речей не ведем с трибун, попирать законы не призываем, Притирка, Игорь Петрович, — наставительно сказал Воливач. — Здесь собрались выпить и закусить. И покончим с этим. Подходи к любому, и каждый заговорит с тобой уважительно потому, что генерал Судских своего положения достиг упорством в служении стране и захочет он развеять свои сомнения, ему помогут.

— Тогда, если Гуртовой здесь, президент лишний в этой колоде? — не спешил ставить точку Судских.

— Ты правильно понял. Попы, студенты, президенты — не в счет. Достаточно? И еще раз повторю: здесь не будет пылких речей и плача по бедной матушке России. Здесь каждый знает, чем ему заниматься в судный день.

— Кроме меня, Виктор Вилорович, — нашел нужную форму вопроса Судских.

— Резонно. Послезавтра будешь знать лично от меня. А пока знакомься со всеми наново и отдыхай.

Воливач хлопнул его по плечу и отошел. Судских неторопливо двинулся к столу.

«Сто против одного, первым со мной заговорит Гуртовой», — загадал Судских.

Гречаный предложил тост за всех присутствующих. Раздались возгласы одобрения, хлопанье пробок и звон хрусталя. Судских выбрал стакан с тяжелым дном и налил себе джина. После всего услышанного хотелось надраться, но джин легко топить в тонике, а голову надо бы иметь ясную: нет повода расслабляться.

— Игорь Петрович, — услышал он за спиной, — хочу с вами чокнуться.

«Не угадал — проиграл», — мелькнула мысль, когда он повернулся к Христюку. С ним-то никак выпивать не хотелось.

— С удовольствием, Федор Семенович.

— Да шо вы эту водычку пьетэ, — по-хохлацки укорял Христюк. — Горилки! Та ще найкраще — самогону!

— Дак спытайтэ, — протянул ему свой, пока не разбавленный тоником, джин. — Мабудь цэ гарно?

— О, ридну мову разумитэ? — «подивывся» Христюк, взял протянутый стакан, а Судских под шумок налил себе чистого тоника.

— Пьемо?

— А хиба ж! — попался на удочку Христюк и махом выпил джин.

Видя его округляющиеся глаза, Судских понял, что больше его проверять не станут. Джин, он и в Африке джин.

Со стороны они выглядели, будто Христюк с Мастачным, други не разлей вода, и мало-помалу Судских взялся потрошить бывшего начальника «милиции нравов». Глядишь, с миру по нитке, и прояснится и час Икс, и его задачи.

— Не дружили мы с тобой, Игорь Петрович, из-за ведомственных свар, зато теперь на нас обоих лежит основная задача, — первым гладко заговорил Христюк, полагая, что Судских поболее осведомлен о задачах, и Судских понимающе кивал.

«Какие задачи вообще надлежит выполнить? — слушал он Христюка и обдумывал его слова. — Взятие власти, соответственно — почты, телеграфы, телефоны, так сказать. На кого может положиться президент? На армию: министр обороны верен ему. Блокировать воинские части и есть совместная с Христюком задача».

— Да, да, — кивал Судских, выказывая осведомленность. — Это согласовано заранее.

— Так я и думал, — с оттенком обиды сказал Христюк. — Всегда так, Игорь Петрович, нам черновая работа, а вам жнивье. А я бы этого фанфарона, который пороха не нюхал, загодя к стеночке прислонил. Только водку с президентом жрет, а армия бедствует, мальчишки голодают.

— Не будем кровожадны, — успокоил его Судских, а сам подумал: «Интересно, нападение на Сорокапятку они вместе планировали или Мастачный один додумался? А вот спросить его в лоб…»

— Федор Семенович, а что за слух прошел, будто в вашем бывшем ведомстве есть намерение пощекотать меня?

— Тю! — заиграл глазками Христюк. — Да то когда было? То Васька Мастачный поиграться надумал, а я ему такого навтыкал, на век зарекся!

«Дай Бог, чтоб остерегся после этого разговора, — отметил про себя Судских. Он не поверил Христюку. Подлючая натура и Мастачный, и Христюк. — Зато как мило беседуем!»

К ним приближался известный в прошлом артист и бизнесмен. Каким бизнесом занимался тот в пору минувшей вольницы, простой люд не ведал, но разбогател сказочно. Судских ли не знать подноготную этого проходимца! Подпольное производство наркотиков, ввоз и продажа просроченных и сертифицированных лекарств, отмывка грязных денег. Только его собирались брать, он возникал на телеэкране и жаловался, как вечный жид, на клевету: и такой он весь честный и заслуженный, и недосыпает, и недоедает, и мафия его тюкает, и органы, и день, когда его убьют, он знает, и заплачет вся Россия, лишившись своего верного слуги… За жульничество среди своих у него взорвали квартиру, набитую раритетами и редкостями. Думали, смолчит. Ошиблись. В тот же день появился на экране и объявил: вот, люди добрые, лишили меня прибежища и пищи, помогите, кто сколько может. Артист!.. И всякий раз, когда органы предъявляли веские доказательства его преступлений, сверху поступала команда: не обижайте хорошего человека, не так велик его грех, коли не мал вклад. Такого проходимца даже нарочно не придумаешь. Вот уж воистину Иосиф, выводящий своих братьев в Египет, вкупе с ними грабивший потом богатую страну!

«Уникум» изъявил желание лично познакомиться со своим прежним обидчиком, раз довелось попасть в одну лодку.

— Наслышан о вас много, — почтительно сказал он и поклон сделал неторопливый, как принято было в старые времена на званых раутах. Судских померещился даже скрип туфлей с пряжками. — Очень рад, что мы вместе. Это просто необходимо честным людям объединиться перед лицом грозящей опасности.

Судских диву давался, но форму держал:

— Я о вас тем более наслышан.

— И не сомневаюсь, любезнейший Игорь Петрович, — отвечал собеседник умиленно. — Вы для меня выше духовника. Знаете, анекдот есть такой о том, кому больше всего доверяют женщины? Нет? Я расскажу, Женщины делят всех мужчин на категории доверия: отец, кому ничего не показывают и ничего не рассказывают; муж, ему кое-что рассказывают и кое-что показывают; любовник, кому все показывают и ничего не рассказывают; духовник, кому все рассказывают и ничего не показывают, а вот гинекологу все показывают и все рассказывают. Это вы для меня.

— Но на откровенную дамочку в позе аливаш на гинекологическом кресле вы не похожи.

За словом в карман собеседник не полез:

— А вы не мальчик, пределы возможного знаете.

— По-моему, для вас таких пределов нет, — не стал обострять разговор Судских.

— А по-дружески, во многом могу помочь, — понизил голос собеседник.

— Помогите.

— Отдайте Трифа Дейлу.

— Забирайте, — беспечно ответил Судских.

Собеседник пытливо уставился на него: что это — блеф или примирение?

— А что взамен? — не дал ему опомниться Судских.

— Злато и любовь красавиц, как я знаю, вас мало волнуют, а вот нечто о контрмерах могу поведать.

— Вы могли бы сделать это другим, а не мне.

— Зачем? Выигрывает поспешающий медленно. И вы из таких…

Глядя в лицо собеседника, Судских размышлял, как этот человек всю жизнь пил-ел с русского стола и тут же гадил. Хотелось смачно плюнуть в его гладкую физиономию. Не принято.

«Он и аресты, выходит, может отменять».

Трифа он, конечно, так сразу не отдаст. Вообще не станет торопиться. В этом собеседник прав.

«А Гуртовой так и не спешит…» — отметил Судских, исподволь наблюдая за бывшим помощником президента, который переходил от одного гостя к другому, беседовал недолго и, казалось, не замечал Судских. Что особенно отметил он: не было здесь ни одного представителя духовного сана. Стало быть, новая власть полагает отлучить святых отцов от кормила. Оно и лучше: представления хороши в нерабочее время.

— Не заскучал? — услышал он голос хозяина.

— Вполне все интересно, — ответил Судских.

— Зови меня Семеном, Игорь, — перешел на ты Гречаный. — Слышал, с попиком каким-то возишься.

— Был грех, — с легким сердцем ответил Судских.

— А на кой ляд? Пойми, я в твои дела не лезу и мог бы у Воливача прознать. Но мне твое мнение интереснее.

— Скажи мне правду, атаман, зачем тебе моя любовь? — с веселой улыбкой продекламировал Судских.

— А затем, — принял все на полном серьезе Гречаный, — что время поповских россказней ушло и подымать Россию надо без поповской блажи.

Говорил он грубовато, но в речи его угадывались эрудиция и приличный запас слов.

— Тогда и у меня вопрос напрямую, — сказал Судских. — : Почему казак, истый христианин, как повелось, ратует за атеизм?