Читаем без скачивания Том 1. Стихотворения - Гумилев Николай Степанович

II В Аддис-Абебе праздник был. Гано подарок получил, И, возвратясь из царских зал, Он Мику весело сказал: «Сняв голову, по волосам Не плачут. Вот теперь твой дом; Служи и вспоминай, что сам Авто-Георгис был рабом». Прошло три года. Служит Мик, Хоть он и слаб, и невелик. То подметает задний двор, То чинит прорванный шатер, А поздно вечером к костру Идет готовить инджиру И, получая свой кусок, Спешит в укромный уголок, А то ведь сглазят на беду Его любимую еду. Порою от насмешек слуг Он убегал на ближний луг, Где жил, привязан на аркан, Большой косматый павиан. В глухих горах Ато-Гано Его поймал не так давно И ради прихоти привез В Аддис-Абебу, город роз. Он никого не подпускал, Зубами щелкал и рычал, И слуги думали, что вот Он ослабеет и умрет. Но злейшая его беда Собаки были: те всегда Сбегались лаять перед ним, И, дикой яростью томик, Он поднимался на дыбы, Рыл землю и кусал столбы. Лишь Мик, вооружась кнутом, Собачий прекращал содом. Он приносил ему плоды И в тыкве срезанной воды, Покуда пленник не привык, Что перед ним проходит Мик. И наконец они сошлись: Порой, глаза уставя вниз, Обнявшись и рука в руке, На обезьяньем языке Они делились меж собой Мечтами о стране иной, Где обезьяньи города, Где не дерутся никогда, Где каждый счастлив, каждый сыт, Играет вволю, вволю спит. И клялся старый павиан Седою гривою своей, Что есть цари у всех зверей, И только нет у обезьян. Царь львов — лев белый и слепой, Венчан короной золотой, Живет в пустыне Сомали, Далеко на краю земли. Слоновий царь — он видит сны И, просыпаясь, говорит, Как поступать должны слоны, Какая гибель им грозит. Царица зебр — волшебней сна, Скача, поспорит с ветерком. Давно помолвлена она Со страусовым королем. Но по пустыням говорят, Есть зверь сильней и выше всех, Как кровь, рога его горят, И лоснится кошачий мех. Он мог бы первым быть царем, Но он не думает о том, И если кто его встречал, Тот быстро чах и умирал. Заслушиваясь друга, Мик От службы у людей отвык, И слуги видели, что он Вдруг стал ленив и несмышлен. Узнав о том, Ато-Рано Его послал толочь пшено, А этот труд — для женщин труд, Мужчины все его бегут. Выла довольна дворня вся, Наказанного понося, И даже девочки, смеясь, В него бросали сор и грязь. Уже был темен небосклон, Когда работу кончил он, И, от досады сам не свой, Не подкрепившись инджирой, Всю ночь у друга своего Провел с нахмуренным лицом И плакал на груди его Мохнатой, пахнущей козлом. Когда же месяц за утес Спустился, дивно просияв, И ветер утренний донес К ним благовонье диких трав, И павиан, и человек Вдвоем замыслили побег. III Давно французский консул звал Любимца Негуса, Гано, Почтить большой посольский зал, Испробовать его вино, И наконец собрался тот С трудом, как будто шел в поход. Был мул белей, чем полотно, Был в красной мантии Гано, Прощенный Мик бежал за ним С ружьем бельгийским дорогим, И крики звонкие неслись: «Прочь все с дороги! сторонись!» Гано у консула сидит, Приветно смотрит, важно льстит, И консул, чтоб дивился он, Пред ним заводит граммофон, Игрушечный аэроплан Порхает с кресла на диван, И электрический звонок Звонит, нетронутый никем. Гано спокойно тянет грог, Любезно восхищаясь всем, И громко шепчет: «Ой ю гут! Ой френджи, все они поймут». А в это время Мик, в саду Держащий мула за узду, Не налюбуется никак Ни на диковинных собак, Ни на сидящих у дверей Крылатых каменных зверей. Как вдруг он видит, что идет Какой-то мальчик из ворот, И обруч, словно колесо, Он катит для игры в серсо. И сам он бел, и бел наряд, Он весел, словно стрекоза, И светлым пламенем горят Большие смелые глаза. Пред Миком белый мальчик стал, Прищурился и засвистал: «Ты кто?» — «Я абиссинский раб». «Ты любишь драться?» — «Нет, я слаб». — «Отец мой консул.» — «Мой вождем Был». — «Где же он?» — «Убит врагом». — «Меня зовут Луи». — «А я Был прозван Миком». — «Мы друзья». И Мик, разнежась, рассказал Про павиана своего, Что с ним давно б он убежал И не настигли бы его, Когда б он только мог стянуть Кремень, еды какой-нибудь, Топор иль просто крепкий нож — Без них в пустыне пропадешь. А там охотой можно жить, Никто его не будет бить, Иль стать царем у обезьян, Как обещался павиан. Луи промолвил: «Хорошо, Дитя, что я тебя нашел! Мне скоро минет десять лет, И не был я еще царем. Я захвачу мой пистолет, И мы отправимся втроем. Смотри: за этою горой Дождитесь в третью ночь меня; Не пропадете вы со мной Ни без еды, ни без огня». Он важно сдвинул брови; вдруг Пронесся золотистый жук, И мальчик бросился за ним, А Мик остался недвижим. Он был смущен и удивлен, Он думал: «Это, верно, сон…» В то время как лукавый мул Жасмин и ризы с клумб тянул. Доволен, пьян, скача домой, Гано болтал с самим собой: «Ой френджи! Как они ловки На выдумки и пустяки! Запрятать в ящик крикуна, Чтоб говорил он там со дна, Им любо… Но зато в бою, Я ставлю голову свою, Не победит никто из них Нас, бедных, глупых и слепых. Не обезьяны мы, и нам Не нужен разный детский хлам», А Мик в мечтаньях о Луи, Шаги не рассчитав свои, Чуть не сорвался с высоты В переплетенные кусты. Угрюмо слушал павиан О мальчике из дальних стран, Что хочет, свой покинув дом, Стать обезьяньим королем. Звериным сердцем чуял он, Что в этом мире есть закон, Которым каждому дано Изведать что-нибудь одно: Тем — жизнь средь городских забав, Тем — запахи пустынных трав. Но долго спорить он не стал, Вздохнул, под мышкой почесал И пробурчал, хлебнув воды: «Смотри, чтоб не было беды!»