Читаем без скачивания Туннель во времени - Гарри Гаррисон

— Да будет так, — с этой клятвой Эсон нагнулся и поцеловал кровавые пузыри на месте глаз родича.

— Все, что следовало сказать, — сказано, — спустив ноги с ложа, Атрокл, шатаясь, поднялся. — А теперь где твой меч, добрый Эсон? Ты расскажешь в Микенах, что я умер с честью?

— Никто не умирал столь доблестно.

Достав меч из ножен, Эсон выставил его перед собой и, взяв слепца за руку, положил его ладонь на острие. Тот задрал кверху голову, оскалив зубы, выкрикнул: «За Микены!» — и упал на клинок. Он умер прежде, чем Эсон опустил тело на землю. Выйдя из комнаты, Эсон велел двоим микенцам забрать тело Атрокла и приготовить его к погребению. А потом с края насыпи поглядел через равнину — на кроваво-красный диск солнца посреди сгущающихся облаков. Громко перекликаясь, мимо пролетели два черных ворона и опустились в ров — рыться в отбросах. Знамение — но как его истолковать? Отвернувшись, он заметил, что Найкери дожидается его, прислонясь к стене спиной. Поймав взгляд Эсона, она поднялась и прижала ладонями одежду, чтобы Эсон мог увидеть ее округлившийся живот.

— Атланты воевали только с твоими воинами. Им нужны рабы, они сказали, что поэтому оставляют нам жизнь. Но если бы они знали, что я ношу твоего ребенка, то убили бы и меня.

Эсон направился в сторону и остановился, лишь когда она с воплем бросилась за ним и схватила за руку.

— Я знаю, что тебе этот ребенок не дорог, но мне он нужен, запомни это!

Он замахнулся, чтобы ударить ее, но она выпустила рукав, и кулак его остановился.

— Слушай же, — проговорила она, — слушай же, что я тебе скажу. Пусть я женщина и ничего не значу для тебя, тем более что я не микенка… Но я могу быть полезной тебе. Я рожу тебе сына, он будет таким же великим воином, как ты. Атрокл не все знал об этих атлантах, он не все мог тебе сказать.

— Он умер.

— И живой он не мог этого сделать. С атлантами пришел человек, которого я уже встречала. Он вел их по тропе от берега и всю битву простоял за спиной Темиса. Он уже приходил этим путем, но не с атлантами… с гераманиями. Он был среди тех, кто похитил олово.

Развернувшись, Эсон ухватил ее за подбородок.

— Знаешь ли ты, что говоришь? — вскричал он.

Найкери улыбнулась в ответ, улыбка ее превратилась в гримасу под пальцами Эсона.

— Конечно, знаю. Мы наслышаны о том, что Темис явился сюда, на край света, чтобы убить тебя. Он слишком громко кричал об этом. И гераманий привел его сюда, он знал, где искать тебя, где искать олово.

— Темный Человек. Сетсус! Я убил его слишком быстро. Есть и более долгие способы умереть. Даже мертвый, он все вредит мне. Он забрал не только олово, но и жизни всех тех, кто явился сюда добывать этот металл. Олово отправилось в Атлантиду, а вместе с ним и весть обо мне.

— Я с тобой, — проговорила Найкери, обнимая его за плечи.

— Темис должен умереть. Мы вернем копь, — Эсон и не замечал, что она рядом.

— Я помогу. Альбии будут следить за ними. Скажут тебе, когда атланты ослабеют или разделятся.

— У меня есть микенцы и воины трех тевт.

— У тебя есть я.

— Мы должны напасть на атлантов. Прямо сейчас.

— Я всегда буду с тобой.

Не обращая на Найкери внимания, Эсон оттолкнул ее в сторону и заспешил прочь. Отлетев спиной к плетеной стене дана, Найкери провожала его взглядом. Будет ли конец этому смертоубийству? Или оно закончится, когда на всей земле не останется ни одного мужчины?

Вороны с громкими криками взлетели, и она закрыла глаза, чтобы не видеть птиц.

 Глава 8

Летнее солнце припекало; ветер, дувший над равниной, жег, словно раскаленное дыхание плавильной печи. Ночью становилось прохладнее, но ненамного — лишь в недолгие предутренние часы становилось полегче. А потом свет озарял восток, звезды меркли, и огромное раскаленное солнце, подрагивая в потоках жаркого воздуха, медленно восходило над горизонтом. Дождя не было уже тридцать дней. Трава выгорела до желтизны, ручьи пересохли. Дважды в день скот водили на водопой к узкому ручью, оставшемуся от Эвона. Коровы разбивали берега, месили ил, и наконец река превратилась в грязную лужу, посреди которой узкой полоской текла вода.

Женщины, ходившие за водой для дана, вынуждены были подниматься далеко вверх по течению. Только там вода еще оставалась чистой. Вот и сейчас они возвращались, изнемогая под весом кувшинов, которые носили на головах. Их недовольные высокие голоса доносились до Интеба, лежавшего в тени на гребне. Внутри дана царило молчание. Животные невозмутимо жевали жвачку, присмирели даже дети. Из-за жары медники не зажигали печей, и потому тоже лежали в тени, пожевывая травинки, переговариваясь низкими голосами.

Один из камнерезов натянул шкуры на деревянную раму и сидел теперь под навесом, ровняя поверхность столпа из голубого камня. Высоко замахиваясь каменным молотом, он отбивал от камня мелкую крошку. Чуть переждав, наносил новый удар. Нечастые мерные удары, да еще ровное гудение мух только и нарушали тишину. Зевнув, Интеб прогнал насекомых с лица. Он уже жалел, что не пошел на копь вместе с Эсоном. Но Эсон решил, что он должен быть здесь, должен хранить дан до его возвращения, и Интеб не стал возражать. Все-таки он не воин, он всегда это признавал. Не то чтобы здесь нужно было что-то делать. Воины ушли далеко, и жизнь в дане текла размеренной чередой. Один день не отличался от другого. Скрипнула дверь. Приподняв голову, Интеб увидел Найкери, выходящую из комнат Эсона над входом — прежде принадлежавших Уале. Найкери жила там, и никто не видел в этом оснований для возмущения. Она подошла ближе; Интеб отвернулся, изображая интерес к стаду, которое как раз гнали внизу. Услышав, что она присела рядом, зодчий закрыл глаза.

— Надо поговорить, — сказала она.

Интеб не ответил.

— Ты ненавидишь меня, я это знаю, но поговорить надо.

Интеб с удивлением обернулся к ней. Невысокая темноволосая женщина, более чистоплотная, чем йернии, во всяком случае не лишена была известной привлекательности в своей бурой одежде и золотых украшениях. Впрочем, живот ее уже заметно увеличился, а груди налились.

— Зачем мне ненавидеть тебя, альбийка? Ты мне безразлична.

— Но ты любишь Эсона. Я видела, как ты целуешь его и прикасаешься к нему.

— Я люблю его, это не тайна. Но твой язык лишь пачкает все. Не будем об этом говорить.

Как женщина, она знала толк в запретных темах.

— Ты ненавидишь меня, потому что я люблю его так, как ты не можешь любить. Я ношу его сына.

Улыбнувшись, Интеб прихлопнул муху.