Читаем без скачивания На советской службе (Записки спеца) - Максим Ларсонс

Случай с Бруновским далеко не единичный. Он во всяком случае явственно показывает, что ожидает беспартийного спеца, попавшего на скамью подсудимых по обвинению в экономическом шпионаже. Не подлежит ни малейшему сомнению, что Бруновский — совершенно невинный в возведенном на него обвинении — был бы расстрелян, если б он случайно не оказался латвийским гражданином и за него не заступились бы своевременно иностранные посольства.

Внесудебное преследование преступлений. Дело Волина

Кроме судебной кары преступлений и проступков, советский режим знает еще внесудебное, происходящее в застенке, преследовав преступлений. Я цитирую здесь один случай из практики 1926 года: дело Волина.

Когда я весной 1923 года вступил в валютное управление, Лев Волин занимал при валютном управлении довольно неопределенное положение консультанта, привлекавшегося на различные специальные совещания.

Это был несомненно человек высоко интеллигентный, с хорошей научной подготовкой и с большой инициативой, но с чрезмерно повышенной самоуверенностью.

В конце 1923 года народным комиссаром финансов Сокольниковым, ценившим безграничную работоспособность и оригинальность Волина, было поручено последнему заведывание «Особым Отделом Валютного Управления». Этот отдел следил за «черной биржей» в Москве, вел борьбу с валютными спекулянтами, контролировал частную торговлю золотом, серебром, золотыми и серебряными монетами, иностранной валютой, новыми государственными займами и другими ценными бумагами. Под «черной биржей» подразумевались полулегальные, но терпимые властями встречи мелких биржевых зайцев, валютных и иных спекулянтов, не допущенных в качестве членов на официальную фондовую биржу. Эти встречи происходили ежедневно под открытым небом на площади перед зданием официальной биржи. Конечно, на черной бирже имелись многие агенты экономического отдела ГПУ.

Волин, в качестве начальника этого особого отдела, был откомандирован в 1924 г. за границу. Ему надлежало сделать попытку возможно выгоднее разместить конфискованные в Советской России акции и облигации русских банков, промышленных и прочих предприятий, имевшие за границей, в частности на Парижской бирже, еще некоторый курс. Засим ему было поручено изучить постановку дела существующих за границей черных бирж, а равно и положение вещей за кулисами официальных иностранных бирж. Волин провел некоторое время в Берлине, приехал и в Амстердам, но не мог добиться въездной визы в Англию.

Во время моего проезда, я имел с Волиным в Амстердаме, в гостиннице «Дулен», 24 сентября 1924 года, очень характерный разговор.

Мне Волин всегда обьявлял себя «беспартииным», и я действительно считал его таковым. И вот он рассказал мне подробно о своей деятельности, о своих на надеждах и перспективах. Я слушал его внимательно и сказал ему, что мне лично такая деятельность не нравилась бы, хотя я и не отрицаю необходимости строгого контроля черной биржи. Для меня было бы весьма неприятно встречаться каждый день с валютными спекулянтами, укрывателями ворованного и прочими темными личностями. Помимо этого, имеется еще и постоянная опасность быть вовлеченным без всякой вины в какое-нибудь грязное дело.

Волин сказал мне тогда иронически:

— Видите ли, вы не понимаете положения. Скажу вам откровенно — ваша голова действительно ломанного гроша не стоит. Как бы вы добросовестно не исполняли ваши функции, вам ни один человек в партии не поверит, что вы проводите вашу задачу бескорыстно, в интересах дела и советской республики. Для Москвы, для партии — вы ни что иное, как специалист, которого пригласили из-за границы из-за его специальных знаний и которого, конечно, встречают с нужным подозрением. Положение вещей в советской России вам чуждо и мало симпатично, и у вас в Москве нет ни одного личного друга и не будет ни малейшей опоры, если бы с вами случилась какая-нибудь беда.

— Что вы хотите этим сказать, сказал я.

В.: — Вы ведете опасную игру. Вы торгуете платиной и заключаете миллионные договоры. Вы беспартийный, и к тому же иностранец. Если в ваших действиях найдут хоть что-нибудь, если вам припишут малейшую оплошность и вы этим попадете в руки ГПУ, то вы конченный человек. Вы можете писать тогда ваше завещание.

Л.: — Но для этого нет никаких оснований.

В.: — Не стройте из себя простачка. Ведь вы же видели, как не легко вам пришлось в последний раз выбраться из Москвы. Неужели же вы думаете, что если вам удалось дважды выскочить из России, то вы можете быть уверены и в третьем разе? Укротитель зверей по сто раз кладет голову в пасть льва, а в сто первый раз лев отгрызает ему голову.

Л.: — Имеется ли у вас особое основание делать мне подобное предсказание?

В.: — Нет, но я только хотел показать вам, что ваше положение гораздо хуже, чем мое, и что ваши служебный функции гораздо опаснее моих. У меня в Москве среди партийных людей есть много влиятельнейших близких друзей. Я знаю каждого отдельного из сыщиков, которые снуют у меня на бирже и я со всеми ими поддерживаю прекраснейшие отношения. Если случится хоть что-нибудь, то меня уже своевременно предупредят. И если я действительно попаду в лапы ГПУ, то мои друзья меня защитят, ибо я не делаю ничего дурного и ни у кого не вытаскиваю денег из кармана. Для вас же никто пальцем о палец не ударит. Мы ведь находимся в Амстердаме и говорим с глазу на глаз. Нас ведь никто не слышит. Поэтому нам нечего ломать комедию друг перед другом. Попросту говоря, я вам советую: останьтесь вы там, где вы сейчас находитесь.

Л.: — Я благодарю вас за вашу откровенность и крепко подумаю о ваших словах. Конечно, вы правы, в отличие от вас я в Москве не имею ни единого влиятельного друга. И все же я советую вам искренне: уйдите от «черной биржи». Поищите себе в валютном управлении или в наркомфине другое поле деятельности, в котором не имеется постоянной опасности быть вовлеченным в темное дело.

На этом мы разошлись, Волин чрезвычайно оптимистически, а я в раздумьи и удрученный разговором.

В 1925 году Волин долго жил в Берлине и Париже. У него имелись широкие полномочия от народного комиссариата финансов и он все еще работал в «Особом Отделе». Он много тратил и жил очень широко. В марте 1926 года, когда он стоял как раз перед новой командировкой за границу, он был арестован в Москве.

Волин был обвинен в том, что он использовал свое служебное положение «для дезорганизации валютного и фондового рынка» и что он, совместно с некоторыми другими сотрудниками народного комиссариата финансов и частными биржевыми маклерами, вел на бирже «преступную спекуляцию золотом, иностранной валютой и государственными ценными бумагами». Обвиняемые, якобы, стремились «вызывать искусственное повышение спроса на золото и иностранную валюту и намеренно понижать курс государственных ценных бумаг».