Читаем без скачивания В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю - Том Холланд

Однако имелась еще одна причина, по которой богословы проявляли интерес к сарацинам: только эти варвары были изображены в Библии. Исаак был не единственным сыном Авраама, а Сара – не единственной его женой. Еще до эффектного появления Всевышнего в Мамре бесплодие супруги патриарха заставило его взять в наложницы ее служанку – египтянку по имени Агарь. Служанка родила Аврааму сына, но Сара, ревнуя и завидуя, выгнала мать и новорожденное дитя в пустыню. Там перед бывшей служанкой явился ангел и сказал ей, что сын ее Исмаил «будет между людьми как дикий осел: руки его на всех, и руки всех на него; жить он будет пред лицом всех братьев своих»89. И еще он станет отцом великого народа. Но какого народа? Ответ на этот вопрос был очевиден. Дети Исмаила, который «между людьми как дикий осел», – кто они, если не арабы? Определенно, такая идентификация давно принималась как факт90. А как насчет потомков Агари? Они остались неопределенными. Хотя, возможно, это не совсем так. Как и Исаак, Исмаил был обрезан собственной рукой Авраама, и как Яков, он стал отцом двенадцати сыновей. Очевидные знаки милости Господа, разве нет? По крайней мере, сарацины задавали именно такой вопрос. Феодорит писал о кочевниках, которые скитались по пустыне к востоку от Антиохии, потому что в этой пустыне живут те, кто гордятся своим происхождением от Исмаила91.

Правда, другие арабы были в этом не слишком уверены. Агарь все же не тянула на завидного предка. Девочка-рабыня, «племенная кобыла», вдобавок беженка, изгнанная не единожды, а дважды мстительной Сарой. Второй раз – уже после рождения Исмаила, когда он и его несчастная мать были вынуждены поселиться в «пустыне Фаран, и мать его взяла ему жену из земли Египетской»92. О местонахождении этой пустыни было много споров, и некоторые богословы, включая самого святого Павла, идентифицировали ее с Синаем. Впоследствии подавляющее большинство спорщиков решило, что это может быть только Негев. Эта пустыня находится ближе всех к местам, чаще всего ассоциирующихся с Авраамом: Мамре, церковью Святого Лота и Хевроном, где патриарх погребен в пещере с Исааком и Яковом. Вероятно, поэтому арабы пустыни Негев, когда приняли крещение, с удовольствием называли себя Авраамами, словно напоминая другим христианам, что они, в отличие от других обращенных, были благословлены знаком Божьей милости задолго до Христа93. Хотя родословная все же содержала несколько неловких моментов, которые было нежелательно выставлять напоказ. Как, в конечном счете, арабы могли заявлять о своем прямом родстве с патриархом, не признавая тем самым свое происхождение от наложницы? Девочки-рабыни? Неловко, право слово. Причем настолько, что один из богословов, современник Феодорита по имени Созомен, предложил весьма ловкое объяснение происхождению слова «сарацин». Униженные рабским положением Агари, писал он, измаилиты (исмаилиты) решили скрыть бесчестье своего происхождения, приняв имя, подразумевающее, что они произошли не от Агари, а от Сары, жены Авраама94.

Невероятная теория, хотя и впечатляющая. Созомен родился недалеко от Газы, между Средиземноморьем и пустыней Негев, и отлично знал регион. Он, к примеру, был в Мамре и видел собирающиеся там толпы людей. Созомен хорошо понимал, что не только христиане почитают Авраама, но также иудеи и язычники. Поэтому он, в противоположность Феодориту, стал обдумывать ужасную возможность: а что, если знание сарацинами своего происхождения привело их не к Христу, а совершенно в другом направлении?

В конце концов, имея такое происхождение, писал он, они, как евреи, практикуют обрезание, не едят свинину и соблюдают много еврейских ритуалов и обычаев. То, что они отклонились от закона иудейского народа, можно приписать течению времени и влиянию на них других – языческих – народов95.

Удивительная проницательность – и очевидные выводы. Очисти арабов от язычества – и из-под грязи вполне может появиться вовсе не христианский народ, а нечто совершенно другое: целые племена иудеев. На самом деле, если верить Созомену, это уже случилось: есть такие из них, писал он, кто, вступив в контакт с иудеями, узнав правду о своем происхождении, возвращаются к обычаям своих соплеменников и поддаются убеждению принять иудейские традиции и законы96. Кем именно могли быть такие иудеи, Созомен не говорит, но одно представляется определенным: за пределами сферы влияния Римской империи христианство оказалось не единственной альтернативой для арабов, занятых духовными исканиями.

Или для арабов, которые хотели проявить упорство и противостоять супердержаве. В 524 г., как раз в то время, когда римские послы совещались за закрытыми дверями с Мундиром, обсуждая освобождение двух выдающихся пленников, неожиданно прибыла делегация эмиссаров из далекого царства Химьяр. Эти послы, к ужасу римлян, привезли новости о зверствах, перед которыми померкли даже деяния Мундира: массовом убийстве христиан Наджрана. Еще сильнее пугало то, что Юсуф, царь Химьяра, предложил своему коллеге – Лахмиду союз, который следовало скрепить кровью христиан Хиры.

Совершенно неожиданно послы из Константинополя столкнулись с ночным кошмаром воистину глобального масштаба. Союз языческих и иудейских интересов, сформированный за пределами досягаемости римского оружия, представлялся слишком ужасной перспективой, чтобы с ней можно было смириться. Ираншехр твердо контролировал Персидский залив, оказывая удушающее воздействие на торговые связи с Индией; и если Иудейское царство укрепилось бы близ проливов Красного моря, то ситуация могла существенно ухудшиться. Причем угроза оказалась не только материальной. Иудейский характер Химьяра не был обычной видимостью или притворством. Юсуф, захвативший власть и свергнувший христианский режим, – это вовсе не первый еврей, правивший страной. На самом деле еврейские монархи в Химьяре существовали почти столько же, сколько христианские императоры в Риме. В 440 г., когда в Марибе, древней столице Сабейского царства, была отремонтирована дамба, царь публично посвятил ее богу Израиля: Rahmanan – «Милосердный»97. Этот же титул неоднократно упоминался в Талмуде. Неудивительно, что раввины Палестины, обиженные на своих христианских хозяев, активно интересовались химьярской монархией. Правда, стремление Юсуфа и его предшественников подражать царю Давиду было вряд ли из тех, которые они могли полностью одобрить. Вполне может статься, что присутствие раввинов из Тивериады при его дворе отражало их желание сгладить его самые очевидные перегибы. Но местные христиане, очевидно, считали по-другому, обоснованно возлагая вину за холокост в Наджране на махинации раввинов, как и римские власти.

К большому облегчению Константинополя, опасность союза между язычниками Хиры и евреями Химьяра была ликвидирована так же быстро, как возникла. Мундира, находившегося далеко от Химьяра, удалось легко подкупить. Когда одно римское посольство с триумфом возвратилось из Хиры, другое отправилось в царство, расположенное напротив Химьяра, по счастью оказавшееся христианским, – в Эфиопию. Нельзя сказать, что у эфиопского царя не было недостатков. Негус, помимо того, что являлся монофизитом, отличался невероятным тщеславием. Он утверждал, что происходит от Соломона и царицы Савской, а значит, является самым выдающимся из христианских монархов. При нормальных обстоятельствах послы цезаря высмеяли бы его необоснованные претензии, но обстановка оказалась иной. И был составлен соответствующий договор. Когда эфиопы двинулись на Химьяр, они воспользовались заимствованным римским флотом. После свержения и смерти Юсуфа Химьяр стал эфиопским протекторатом, и римские купцы снова получили возможность свободно использовать его гавани и форты. Тем временем в Наджране над руинами собора был возведен увенчанный куполом памятник, названный ka’ba – из-за его кубического основания. Он стал мемориалом священнослужителям и девственницам, убитым Юсуфом.

На все это в Константинополе взирали с чувством глубочайшего удовлетворения. Имперская политика по отношению к сарацинам была превосходно оформлена. Независимо от периодических вспышек ереси и мятежей, которые могли иногда выплескиваться за границы, Римское государство имело необходимые средства – и возможности – справиться с ними. После успешного умиротворения Химьяра было очевидно, что Римская империя осталась тем же, чем являлась всегда – мировой супердержавой.

«Господство без границ» – судя по всему, древняя максима осталась в силе.

Глава 5

Обратный отсчет перед апокалипсисом

Новое вино в старых бутылках

Свержение Юсуфа стало победой не только для римского цезаря, но и для Христа. Понимание, что интересы этих двоих совпадают, было естественным для римского народа. Даже путешественники, побывавшие в странах, далеких от Средиземноморья, которые могли реальнее оценить огромность мира, считали само собой разумеющимся, что империя, управляемая из Константинополя, не имеет себе равных, а Бог благословил ее и защищает. И на далеком острове Тапробан – сегодня эта страна называется Шри-Ланка – римские купцы легко отодвинули в тень своих персидских конкурентов. Один из них, желая продемонстрировать ощутимое превосходство Нового Рима над Ираншехром, вложил две золотые монеты в руку местного царя: на одной было изображение цезаря, на другой – шахиншаха. Римская монета оказалась явно тяжелее – благодаря мудрой финансовой политике Анастасия и, разумеется, милости Всевышнего. Один купец, египтянин, посетивший рынки Эфиопии, написал, что империя римского народа разделяет высокое положение Царства Христа. Поэтому ее будущее гарантировано: она никогда не будет завоевана, во всяком случае, пока способствует распространению христианской веры1.