Читаем без скачивания Соединенные Штаты России 2 (СИ) - Лим Дмитрий

Из глаз голема, засветившихся потусторонним зеленым светом, вытянулись видимые лучи, которые легли под ноги пленнику сеткой непонятных знаков. Здоровяк, продолжавший сдавливать его плечо, ухмыльнулся и сказал:

— Или говори, или я тебя сейчас внутрь закину.

Наука наукой, но дьявольских сил испанец боялся. Представив, что ему придется шагнуть туда, в эти сатанинские письмена, он торопливо перекрестился и заговорил:

— Америго! Америго Веспуччи…

При его имени этот чудовищный сеньор Басилио и мужчина на троне переглянулись и о чем-то быстро заговорили на незнакомом языке. Наконец император задал еще один вопрос:

— Почему ты лгал изначально?

— Сеньор… дом Джаннотто Берарди богат и знаменит. Меня ценят там, но я не хотел, чтобы с хозяев просили огромный выкуп…

— Скажи, Америго, ты не задумывался, как мы узнали о твоей лжи?

Пленник неопределенно пожал плечами, а Разумовский продолжил.

— Мы умеем отличать ложь от правды. Сейчас ты расскажешь о себе все. И если солжешь хоть словом, — он небрежно улыбнулся и закончил: — я уйду и оставлю беседовать с тобой сеньора Басилио.

Этот самый чудовищный Басилио радостно заржал и сказал что-то на чудовищном, каркающем своем языке, что вызвало улыбку императора.

Пленника пробрал холодный пот. Он совершенно точно знал, что ни разу нигде не обмолвился: у него была прекрасная память и математический склад ума. Боясь любопытства окружающих, он изначально, еще в первые дни путешествия, выдал себя за реально существующего человека, которого хорошо знал. Это плавание не должно было стать сложным, но при себе испанец имел некоторые важные торговые документы и не желал привлечь внимание плывущих на судне купцов.

Уже здесь он ответил правильно на все вопросы, начиная от места рождения, и заканчивая путешествиями этого самого Марсело. Вопросы задавал человек, которого нельзя было видеть. Америго не понимал, как определили его ложь, но страх, что его впихнут внутрь жутких каббалистических знаков, по-прежнему горящих на полу у его ног, сделал свое дело:

— Я все расскажу, сеньор Рим. Клянусь Господом, все расскажу!

В общем-то, в биографии этого самого испанца ничего особенного не было. Скорее Рима и Быка поразило то, что перед ними стоял человек, в честь которого, собственно, назовут когда-то весь этот гигантский континент. А так, по сути, испанец был обыкновенным торговым представителем богатого дома Джаннотто Берарди.

Он, похоже, был любопытным человеком, занимался географией, астрономией и физикой. Его интересовали законы природы и знания. Просто наука не делала его оторванным от жизни сумасшедшим ученым. Америго прекрасно понимал, с какой стороны на булку намазано масло, и умел подстраиваться под обстоятельства.

Андроид, ведущий телеметрию, показывал Разумовскому, что процент лжи в словах испанца колеблется от трех до пяти, да и скакала кривая на маленьком экранчике в совершенно несущественных моментах. Это была даже не чистая ложь, а скорее некое украшательство, добавление себе, любимому, лишних заслуг. Некое украшение собственной персоны.

В остальном его рассказ был честен и правдив.

Вечером команда обсуждала несколько неожиданную новость, поражаясь хитросплетению судеб.

— Фига себе! — Скрип, похоже, был в полном восторге. — Я вроде бы и понимаю, что мы вроде как пытаемся поменять историю, но все же, такая личная встреча очень неожиданна. С другой стороны, смотри, Рим. Давид поедет в Англию, кто мешает нам попытаться договориться с этим самым Веспуччи? Тем более, у нас сейчас два судна. А судя по тому, как этот товарищ ловко врал, за хорошие деньги он будет молчать.

Единственный, кто практически не принимам участия в разговоре, была Фифа. Она и так последние дни ходила какая-то молчаливая и даже несколько раздраженная. Когда народ стал разбредаться по спальням, Разумовский предложил:

— Пошли на балконе посидим?

Анжела хмуро глянула на него и молча кивнула головой.

Легкий ветерок снимал душную жару. Слуги принесли прохладный напиток, и Фифа, по-турецки усевшись на подушку, заговорила первая:

— Не могу я так, Рим. Вроде как ты расписал все так красиво, я сперва обрадовалась… а потом представила, что вам всем уже за полтос, а я в этом же самом возрасте. Да, конечно, вы мне купите при французском дворе и титул, и бабла у меня будет немерено, но знаешь… Про этот французский двор даже в плане чистой бытовухи столько всякого написано. И мылись они два раза в жизни, и нечистоты на улицах, и мыши в париках у красавиц жили… Да даже не в этом дело! Какие бы они там кринолины и драгоценности не носили, они мне все чужие. И своими никогда не станут. Понимаешь? Оно вроде как соблазнительно: лечь и уснуть до более цивилизованных времен. Только я поняла, что вы мне дороже любой цивилизации. Так что, спасибо тебе конечно за идею… А я пойду вместе со всеми.

Рим молча и с каким-то мягким сожалением смотрел на Анжелу. Он был рад, что она отказалась от его предложения. Он изначально в глубине души знал, что, скорее всего, так и будет. Может, девчонка не блещет аналитическим умом, но она и не тупая дура. Чуть наивная, в каких-то местах излишне циничная, иногда бестолковая. Только вот это все странным образом сочеталось в ней с бытовой практичностью, четким делением мира на своих и чужих и, как не странно, непродажностью.

Нет, в своем-то мире она и переспать могла с кем надо, и схитрить для собственной выгоды. Но здесь, в этом самом прошлом, вся эта наносная шелуха потихоньку облетала с нее. Так что, предлагая ей проспать до более-менее цивильных времен, Рим был почти на девяносто процентов уверен, что она обдумает и откажется.

Пожалуй, в чем-то ей было сложнее, чем мужикам. Все же женщины самой природой заточены под семью и детей. И если у всех ребят здесь был весьма богатый выбор, то Анжела, если будет ложиться, как и все, в анабиоз, даже детей родить не сможет. Точнее, не захочет.

Ей просто не на кого будет их оставить.

Луна, восходящая над пирамидой, была просто огромная и казалась чуть розоватой. Даже несколько масляных огоньков, горящих вокруг них, не были нужны: балкон и так был освещен достаточно ярко.

Рим видел, как Анжела старательно отворачивает лицо в сторону входа, подальше от резких лучей луны, и понимал, почему она это делает: на щеке осталась влажная дорожка от бегущих слез. В этой ситуации он чувствовал себя полным идиотом, боясь даже обнять ее, чтобы не давать ложную надежду. Так они и сидели молча, пока Анжела не успокоилась.

Она резким движением вытерла лицо и сипловато сказала:

— Пошли по койкам, командир. Поздно уже.

— Анжела…

— Заткнись, Рим. В этом нет ничьей вины, просто так фишки легли. Пошли спать.

Глава 35

Зима плавно катилась к концу. Для команды это было, пожалуй, самое приятное время: отсутствие сильной жары и дождей. А поскольку вкалывать всем приходилось до седьмого пота, то такая удачная погода их только радовала.

Ближе к весне большая часть грузов, которым предстояло стать предметом торговли с Европой, была уже собрана. Некоторые части груза вызвали обильные споры.

— Ты пойми, здесь, у местных, это самое какао как для нас деньги на карте. Дошло? Если мы сейчас начнем отбирать у них это добро, это вызовет прямо коллапс в местной торговле. А по сути, нафига нам это нужно? Чтобы европейцев шоколадкой побаловать? Так они про них знать не знают, и спокойно без них еще сто лет проживут. Надо брать у местных то, что не вызовет серьезных потрясений здесь, — Рим устал спорить с Анжелой, которой, кровь из носу, хотелось стать главной шоколадницей Европы.