Читаем без скачивания Сорок пять - Александр Дюма

– Еще что?

– Фаршированные шампиньоны.

– Еще?

– Раки под соусом с мадерой.

– Мелочь все это, мелочь. Назовите что-нибудь более основательное, да поскорее.

– Можно подать окорок, начиненный фисташками.

Шико презрительно фыркнул.

– Простите, – робко вмешался Эузеб. – Он сварен в сухом хересе. Я нашпиговал его говядиной, вымоченной в маринаде на оливковом масле. Таким образом, мясо окорока сдобрено говяжьим жиром, а говядина – свиным.

Горанфло бросил на Шико робкий взгляд и жестом выразил одобрение.

– Это неплохо, правда ведь, господин Брике? – сказал он.

Шико жестом показал, что он доволен, хотя и не совсем.

– А еще, – спросил Горанфло, – что у вас есть?

– Можно приготовить отличного угря.

– К черту угря, – сказал Шико.

– Я думаю, господин Брике, – продолжал брат Эузеб, постепенно смелея, – думаю, что вы не раскаетесь, если попробуете моих угрей.

– А что в них такого особенного?

– Я их особым образом откармливаю.

– Ого!

– Да, – вмешался Горанфло, – кажется, римляне или греки, словом, какой-то народ, живший в Италии, откармливали миног, как Эузеб. Он вычитал это у одного древнего писателя по имени Светоний, писавшего по вопросам кулинарии.

– Как, брат Эузеб, – вскричал Шико, – вы кормите своих угрей человечьим мясом?

– Нет, сударь, мелко нарубая внутренности и печень домашних птиц и дичи, я прибавляю к ним немного свинины, делаю из всего этого своего рода колбасную начинку и бросаю своим угрям. Держу их в садке с дном из мелкой гальки, постоянно меняя пресную воду, – за один месяц они основательно жиреют и в то же время сильно удлиняются. Тот, например, которого я подам сегодня сеньору настоятелю, весит девять фунтов.

– Да это целая змея, – сказал Шико.

– Он сразу заглатывал шестидневного цыпленка.

– А как вы его приготовили?

– Да, как вы его приготовили? – повторил настоятель.

– Снял с него кожу, поджарил, подержал в анчоусовом масле, обвалял в мелко истолченных сухарях, затем еще на десять секунд поставил на огонь. После этого я буду иметь честь подать его вам в соусе с перцем и чесноком.

– А соус?

– Да, самый соус?

– Простой соус, на оливковом масле, сбитом с лимонным соком и горчицей.

– Отлично, – сказал Шико.

Брат Эузеб облегченно вздохнул.

– Теперь не хватает сладкого, – справедливо заметил Горанфло.

– Я подам вещи, которые сеньору настоятелю придутся по вкусу.

– Хорошо, полагаюсь на вас, – сказал Горанфло. – Покажите, что вы достойны моего доверия.

Эузеб поклонился.

– Я могу уйти? – спросил он.

Настоятель взглянул на Шико.

– Пусть уходит, – сказал Шико.

– Идите и пришлите ко мне брата ключаря.

Брат ключарь сменил брата Эузеба и получил указания столь же обстоятельные и точные.

Через десять минут сотрапезники уже сидели друг против друга за столом, накрытым тонкой льняной скатертью, на мягких подушках глубоких кресел, вооружившись ножами и вилками, словно два дуэлянта.

Стол, рассчитанный человек на шесть, был тем не менее весь заставлен – столько бутылок самой разнообразной формы и с самыми разнообразными наклейками принес брат ключарь.

Эузеб, строго придерживаясь установленного меню, только что прислал из кухни яичницу, раков и грибы, наполнившие комнату ароматом трюфелей, самого свежего сливочного масла, тимьяна и мадеры.

Изголодавшийся Шико набросился на еду.

Настоятель начал есть с видом человека, сомневающегося в самом себе, в своем поваре и в своем сотрапезнике.

Но через несколько минут жадно поглощал пищу уже сам Горанфло, Шико же наблюдал за ним и за всем окружающим.

Начали с рейнского, потом перешли к бургундскому 1550 года, затем завернули в другую местность, где возраст напитка был неизвестен, пригубили Сен-Перре и, наконец, занялись вином, присланным новой духовной дочерью.

– Ну, что вы скажете? – спросил Горанфло, который отпил три глотка, не решаясь выразить свое мнение.

– Бархатистое, но легкое, – заметил Шико. – А как зовут вашу новую духовную дочь?

– Да ведь я ее еще не знаю.

– Как, не знаете даже ее имени?

– Ей-богу же, нет, мы общались все время через посланцев.

Шико посидел некоторое время, смежив веки, словно смаковал глоток вина, прежде чем его проглотить. На самом деле он размышлял.

– Итак, – сказал он минут через пять, – я имею честь трапезовать в общество полководца?

– О, бог мой, да!

– Как, вы вздыхаете?

– Ах, это до того утомительно.

– Разумеется, но зато прекрасно, почетно.

– Великолепно, однако теперь у нас стоит такой шум, а позавчера мне пришлось отменить одно блюдо за ужином.

– Отменить одно блюдо?.. Почему?

– Потому что многие из лучших моих воинов (должен это признать) нашли недостаточным то блюдо, которое подают в пятницу на третье – варенье из бургундского винограда.

– Подумайте – как, недостаточным!.. А по какой причине они его считают недостаточным?

– Они заявили, что все еще голодны, и потребовали дополнительно какое-нибудь постное блюдо – коростелька, омара или вкусную рыбу. Как вам нравится подобное обжорство?

– Ну, раз эти монахи проходят военное обучение, не удивительно, что они ощущают голод.

– А в чем тогда их заслуга? – сказал брат Модест. – Всякий может хорошо работать, если при этом досыта ест. Черт возьми, надо подвергать себя лишениям во славу божию, – продолжал достойный аббат, накладывая огромные ломти окорока и говядины на тоже довольно основательный кусок студня: об этом последнем блюде брат Эузеб не упомянул – оно, конечно, подавалось на стол, но недостойно было стоять в меню.

– Пейте, Модест, пейте, – сказал Шико. – Вы же подавитесь, любезный друг: вы побагровели.

– От возмущения, – ответил настоятель, осушая стакан, в который входило не менее полупинты.

Шико предоставил ему покончить с этим делом; когда же Горанфло поставил свой стакан на стол, он сказал:

– Ну хорошо, кончайте свой рассказ, он меня заинтересовал, честное слово! Значит, вы лишили их одного блюда за то, что, по их мнению, им не хватало еды?

– Совершенно точно.

– Это чрезвычайно остроумно.

– Наказание возымело необыкновенное действие: я думал, что они взбунтуются – глаза у них сверкали, зубы лязгали.

– Они были голодны, тысяча чертей, – сказал Шико. – Вполне естественно.

– Вот как! Они были голодны?