Читаем без скачивания Цугцванг по-русски. Книга 1. 96 отделение милиции г. Москвы - Игорь Можайский

Звякнув о край стакана, бутылка водки быстро наполнила его на треть, потом второй стакан, затем на горлышко была надета пробка и аккуратно отставлена на край стола.

– Ну, Антон, за знакомство, и чтобы бы у нас было всё тип-топ! Будь! – Василий одним махом осушил свой стакан, занюхал его коркой чёрного хлеба и вкусно захрустел огурцом, выловленного им из тарелки.

Делать было нечего, Шелестов также легко выпил свою дозу и закусил салатом. Внутри сразу слегка обдало огнём, но терпимым, и он стал внутренне ждать прихода приятного расслабления.

Теперь, когда торопиться уже было некуда, Антон весь превратился во внимание и слух.

– Так вы с Пашей однокашники? – начал беседу участковый.

– Почти, я с курса «А», а он с курса «Б», выпуск 1985 года.

– Хороший он мужик и правильный опер. Здорово, подсобил мне в прошлом году, иначе я уже был бы уже на пенсии, в лучшем случае, вот так-то. Поэтому, давай, спрашивай, что хотел узнать.

– В разговоре, Паша сказал, что старший и средний Гонгора – козлы! Почему?

– Видишь, какое дело. Жестокие они какие-то. Приведу простой пример, чтобы было ясно. К дому, к своему подъезду, подъезжает Марио на «Мерседесе» и видит, что пятачок асфальта, где он постоянно ставит свою машину, занят чужой машиной. Он вылезает, достаёт выкидной нож, такой, с длинным лезвием, и прокалывает все четыре колеса. Чья машина, кто на ней приехал, это его не волнует, он тут хозяин. Теперь – средний пацан. На втором этаже их подъезда живёт пожилая пара, академик чего-то там и жена тоже бывший научный работник. Так вот, дело было перед этим Новым Годом. У жены была собачка – болонка, она всегда с ней гуляла во дворе. И тут она встретила свою подружку, такую же древнюю как сама, и они разговорились, ля – ля-тополя, собака побежала сама по – себе и тут идёт ей на встречу средний, Хуан, то – бишь. А уже вечерело, снега было много, она подбегает к нему, а он нагибается, берёт её за голову и хрясь – ломает позвоночник. Там собака-то, с большую крысу. И суёт трупик в сугроб, улыбается, и идёт домой. У меня на каждом этаже добровольные помощники – пенсионеры, так что я много чего вижу и знаю. Семь лет тут «бдю»! А с некоторыми жильцами – пенсионерами, кроме меня, и поговорить-то некому. Дети и родственники почти не бывают. Вот так-то, брат.

– Ну, что, по – второй? – Шелестов решил, что процесс всё – же надо несколько ускорить.

– Давай, разливай! – Василию явно нравилась его компания.

Участковый аккуратно нарезал сало с ровными красными прожилками и горкой сложил на газете.

– Ну, ладно, – вздохнул обреченно. – Раз уж так вышло… Придется выпить и ещё кое – что рассказать тебе. Но, у нас, ведь, в ментовке, не принято доверять друг другу! Так нас учили?

– Так, то оно так! А как насчёт взаимовыручки? – Антон разом вылил в рот содержимое своего стакана, не дожидаясь участкового, и со стуком его поставил на стол, хрустнул огурцом, приготовленным заранее и о котором мечтал с начала выпивки. Вкусовые ощущения подтвердили: огурцы домашние, не с рынка и делались без уксуса. Хорошо!

– Да, верно, и Паша просил помочь, опять же!

– Я так думаю, что есть что-то по Гонгора, что комитетчикам ты не сказал? – Шелестов почти перестал дышать.

– Верно, Антон, есть. Во – первых, они со мною разговаривали так, как будто это я преступник. И дело совсем не в профессиональной этике. Во – вторых, они начали с того, что высыпали на меня целый ворох компромата за всю мою пятнадцатилетнюю службу. Так не ведут дела даже наши милицейские опера – первогодки. В – третьих, самое главное, я хочу, чтобы эту «мокруху» раскрыли наши, менты. Я знаю, что руководителем следственной бригады назначен Качан Анатолий Аркадьевич. Это серьёзный парень. И я ждал, что кто-нибудь от него, или он сам, вызовет или приедет ко мне, к участковому, чтобы поговорить об этой семье. Вместо этого, два дня надо мною издевались два урода, с одинаковыми причёсками одеждой, и лицами, начав с того, что обещали выкинуть меня на пенсию без содержания и т. д. За что?

Антон молчал и слушал, забыв про огурцы и выпивку.

– Так вот! Ничего серьёзного я им не сказал. Прикинулся валенком, рассказывал про свои проблемы, про отказные дела, о том, что на стенах в подъездах надписи появились на иностранных языках. И прочее. Чушь всё это, но всё по делу, всё по работе. И вот появился ты. Значит, разобрался, значит умный. А дело-то в чём? А в том, что двадцатого января, около восьми вечера, в квартире Марго Гонгора был довольно серьёзный скандал, слышали соседи. Вся семья была в сборе: Марио, Хуан, Мануэль видимо спал, потому что не было слышно плача, сама Марго и Антонио. Крику было много, и в конце он ушёл, громко хлопнув дверью. А утром, на следующий день, у Марго был фингал под правым глазом, но не большой. Она его тщательно пудрила и носила большие тёмные очки. В основном скандал был на их родном языке, но перед самым уходом Антонио, соседка услышала, что он сказал: «… а то, снова уложу в психушку!». Было это отчётливо слышно, потому, что входная дверь была открыта, и он сказал эту фразу на русском языке, когда дверь за ним уже закрывали. Не волнуйся, мой источник, то бишь, соседка, себе на уме, живёт одна, сидит всё время у окошка. Дети и внуки выросли, навещают редко, а я, как положено участковому, провожу разные там беседы с населением. И сказала она мне про эту фразу только мой на третий приход к ней. Так что вот такая ерунда получается. По всему выходит, что кто это убийство раскроет – орден обеспечен? И тем, кто с ним рядом стоял, тоже медальки достанутся? А? Как думаешь?

– Думаю, что ты прав! – Шелестов думал также.

Обыск в квартире Гонгора (продолжение.)

Шелестов вернулся на квартиру Маргариты Сергеевны Гонгора, в самый разгар производства обыска.

За длинным гостевым столом, что стоял в середине комнаты, сидел и что-то писал следователь – важняк Вайс Анатолий Аркадьевич, собственной персоной. Увидев вернувшегося Шелестова, он кивнул в знак приветствия и снова уткнулся в свою писанину.

Вдова сидела в кресле и спокойно наблюдала, как оперативники Октябрьского ОУРа под руководством начальника 2 – го отделения Вадима Владимировича Меньшикова, в присутствии понятых, двух женщин и мужчины, тщательно обыскивали комнату за комнатой, перетряхивали одежду, вещи, документы, все, что могло дать бы хоть малейшую зацепку в деле об убийстве военного атташе.

С таким же безучастным лицом, напротив матери на диване, сидел ее сын Марио. На вошедшего в большую комнату Антона, казалось, он даже не обратил внимания, зато Шелестов внимательно его рассмотрел.

Марио Перес Гонгора был моложе Антона, среднего роста, крепко сбитый брюнет, с широкими плечами, так же как и Шелестов, по – спортивному подтянут. Его умное, несколько аскетичное лицо, слегка напоминало лицо матери, так, некоторые черты. К портрету можно было ещё добавить некоторое сходство с французским киноактёром Аленом Делоном, только коротко стриженым, с таким же холёным лицом избалованного жизнью повесы, только что сошедшего с обложки глянцевого иностранного журнала. Если не знать, что родители Марио русские, то его смело можно было отнести к выходцу с Ближнего Востока.

– Шелеcтов! – вошедший в комнату Меньшиков, казалось, заполнил собой все свободное пространство своей могучей фигурой, – Вернулся! Докладывай, что там у тебя срочного!

Спокойно взиравшая на все происходящее в ее квартире Маргарита Сергеевна, вдруг заметно занервничала и несколько раз встревоженно посмотрела на сына. Это заметил и Антон, и Вадим Владимирович.

– Подожди! Пошли на кухню, там нет никого! – Меньшиков широким шагом вышел в коридор, увлекая за собой Шелестова.

В течении десяти минут, Антон доложил полученную информацию.

– Ну и дела! А кто еще знает? – Вадим