Читаем без скачивания Удавка для бессмертных - Нина Васина

Подъехав к банку, она позвонила по селектору Зое:

– Спустись вниз и помоги.

В гараже Зоя, не говоря ни слова, помогла вытащить бесчувственное тело из машины и затащить в лифт. В лифте она быстрыми пальцами достала из внутреннего кармана пальто женщины паспорт, осмотрела его, открыла, листая одной рукой, прописку. Пожала плечами. Ни имя, ни адрес ей ничего не говорили.

– В чем дело? – спросила Зоя в помещении центра, когда Ева сбросила на пол куртку и задумчиво остановилась перед диваном, на который они положили женщину.

– Понятия не имею. Мой сын заказал по телефону девочку без комплексов, она ночевала у меня дома, сказала, что поссорилась с мамой, потому что та ее ударила.

– Знаешь, что я тебе скажу, – задумчиво потерла Зоя подбородок, – какие девочки стали, однако, зрелые!

– Это мама девочки!

– Мама тоже у тебя ночевала?

– Нет! Мама встретила меня в подъезде час назад, с ней случилась истерика. Она сказала, что нашла меня по номеру телефона!

– Не кричи, я слышу.

– Я не кричу!! Так, спокойно, – Ева отходит от дивана и садится, – докладываю. Она не могла найти меня по телефону. Это понятно?

– Это понятно. Непонятно, за что ты ее так?

– Потому что ее стало тошнить. Она сказала, что это нервные конвульсии. Не перебивай. Она сказала, что нашла мой адрес по номеру телефона, и адрес этот ей определил Корневич, который работает в государственной структуре бухгалтером. Да, бухгалтером. Смешно? Бухгалтер Корневич слушает телефон этой женщины уже шестнадцать лет, а также наблюдает и изучает ее дочь. Ее дочь, которую мой сын нашел по объявлению в газете. Интимный досуг.

– А где эта дочь?

– Когда я уходила, была у меня дома. Девчонка оригинальной внешности, ей не больше шестнадцати.

– Она жива?

– Жива, – злорадно сообщает Ева, – когда я уходила, была жива! Но сначала эта женщина сказала про Хрустова. Просто с ходу в разговоре назвала фамилию Хрустова. И я не могу тебе даже сказать, в связи с чем эта фамилия всплыла, потому что ничего не понимаю. Это был бред.

– Ну и чего ты такая перепуганная? – интересуется Зоя, набирая стакан воды из графина на столе. – Обольем маму водичкой и обо всем расспросим. И все станет ясно. Вот так… Вера Павловна, очнитесь. Не помогает. Нашатырчику?

Вера с удивлением оглядывается, садится и вытирает тыльной стороной ладони брызги воды на лице.

– Меня зовут Ева, – говорит Ева, – а это Зоя. Помните меня?

– Да, конечно. А что, меня затошнило до потери сознания?

– Вера, вы находитесь в отделе Федеральной службы. Я должна вас допросить. Вы меня понимаете? – наклоняется к Вере Зоя.

– Понимаю. А что я такого сделала? Извините, я не знала, что вы… что Ева работает в этой службе, хотя, конечно, у нее кобура… Я вас оскорбила?

– Нет, – быстро отвечает Ева.

Зоя села к компьютеру, набрала по поиску «Царева Вера Павловна», подождала и покачала головой Еве: ничего нет.

– Как зовут вашу дочь? – спрашивает Ева.

– Что она сделала? – бледнеет Вера. – Что с ней?!

– Ничего. Она у меня дома варит манную кашу. Скажите ее имя, – почти ласково просит Ева.

– Сусанна Ли, – говорит шепотом Вера. – Будь все проклято, Сусанна Ли! – кричит она вдруг и начинает горячо объяснять: – Когда я узнала, что она дала объявление в такую газету, понимаете, во мне что-то оборвалось. Я зря потратила свои годы, ничего в ней не изменить!

– Сусанна Глебовна Ли тысяча девятьсот пятьдесят девятого года, привлекалась… отпечатки пальцев… пропала без вести в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году при невыясненных обстоятельствах.

– Она не пропала, – грустно сообщает Вера. – Она уменьшалась, уменьшалась, пока не стала совсем маленькой. А потом я ее родила. И она опять стала жить! А Корневич не верил, и Хрустов не верил, он думал, что это его ребенок, пока не сделал анализ ДНК, а когда сделал этот анализ, то ушел на войну, он же Орел, для Орлов война – главное. Вот Корневич – Лис, Лисы предельно извращены, и Корневич достиг в своем извращении таких пределов, о которых вообще трудно мечтать: он бессмертный. Дайте выпить, я сейчас упаду, – Вера падает на диване на спину и смотрит в потолок, выпуская из глаз слезы. – Вы не представляете, как приятно поговорить об этом хоть с кем-нибудь! Хоть один раз за пятнадцать лет!

– По каким статьям она привлекалась? – спрашивает Ева у Зои. Зоя не успевает ответить.

– Сначала тунеядство, – заявляет Вера, она поднимает вверх руку и начинает загибать пальцы, – потом валютная проституция, потом убийство. Все по возрастающей. А выпить у вас есть в отделе? Я пью только водку, но сейчас все равно. Честно говоря, я пью со вчерашнего дня, но по мне не бывает заметно, когда я пьяная. И похмелья у меня не бывает. О, отличная бутылка. Спасибо, я сама налью, – Вера садится и наливает в кофейную чашечку из бутылки, которую принесла Ева. Выпив и содрогнувшись, она отказывается от шоколадной конфеты.

– Здесь ничего нет про убийство, – говорит Зоя. – Тунеядство и проституция. Никакого убийства.

– А-а-а-э-э-это потому что он жив. Она убила Корневича три раза. Один раз – выстрелила, потом еще раз выстрелила, потом чугунной эскимоской по голове, когда ей было уже лет шесть, не больше. Как раз перед превращением в абсолютный эмбрион.

– Я отвезу вас домой и положу спать, – одевается Ева.

– Нет, вы не поняли. Ева, да? Ева, вы прелесть, но сыну вашему – хана. Вы очень молоды для взрослого сына, я еще в машине хотела вам сказать. Она не только дала объявление в газету. Она позвонила Корневичу и потребовала у него свои золотые пластинки, – Вера, пошатываясь, пыталась попасть в рукава пальто, которое держала Ева, – эта зараза стащила у меня расписку про клише, понимаете, единственную порочащую его бумажку! И – пожалуйте, потребовала свои пластины обратно. Ну, тут он, конечно, поверил, когда она ему в подробностях рассказала, как он сморкался на ковер, и про дефлорированную вишню. Идиот Хрустов анализ крови сделал еще десять лет назад, а он только сейчас понял. Буду теперь, заявил Корневич, изучать этот феномен вновь рожденной Сусанны Ли. Не надо меня держать, я сама дойду.

– Вера Павловна, как зовут вашего психиатра? – интересуется Зоя.

– У меня нет психиатра. У меня нет родителей, нет мужа и уже десять лет нет мужчины, у меня нет друзей, у меня только дочка, с которой мы познакомились тридцать шесть лет назад в детском саду. И знаете, что я вдруг поняла? Я свободна! Надо было давно врезать ей по физиономии.

– Ну вот что, – говорит Еве Зоя, – я сама отвезу эту женщину и осмотрю ее квартиру. Я пока ничего не понимаю, кроме того, что этот неуловимый бухгалтер Корневич вышел на тебя. Напрямую. Езжай домой, убедись, что все в порядке. Поговори с Сусанной Ли. Ты вообще можешь отличить девочку шестнадцати лет от сорокалетней женщины? Да, еще посмотри на моем столе. На тебя лежит приказ по службе.

Из двух бумаг на столе Зои Ева выяснила, что она приказом «отстранена от профессиональных обязанностей на время расследования гибели отдела номер 202. Все текущие дела, не связанные напрямую с расследованием смерти четырех агентов и ранения одного, аналитику ФСБ Кургановой Е.Н. разрешено вести при соблюдении строжайшей дициплины на предмет собственной безопасности. Отчитываться она может любому выбранному по ее усмотрению куратору-аналитику. Она имеет право воспользоваться секретным кодом переписки, привилегией законсервированных агентов и возможностью выбора места жительства по программе охраны свидетелей».

Из второго приказа следовало, что «…посредством сети Интернет имя и личный код Е.Н. Кургановой использованы в провокационных целях по объявлению совершения заказного убийства майора МВД Карпелова П.П. Учитывая гибель вышеназванного лица, майору Кургановой приказано срочно предоставить объяснение или выявить ряд лиц, которые могли воспользоваться ее личным кодом».

Ева поехала в морг, вызвав по телефону из машины хирурга Менцеля. В морге Менцель высказал свое неудовольствие по поводу вызова. Он, оказывается, единственный, кто может хоть чем-то помочь раненой Юне, а его отвлекают зря, если учесть квалификацию и количество врачей, уже обследовавших тело милиционера.

– Я не буду сообщать этим врачам, что следует осмотреть подмышки, пах и волосы! – нервничала Ева в коридоре морга.

– Голубушка, Ева Николаевна, есть полное заключение: у него голова пробита и грудная клетка вдавлена, какие там уколы! Сердце в полном порядке, если не считать того, что его проткнуло ребро.

Ева посмотрела заключения и убедилась, что тело Карпелова было осмотрено не просто на предмет смерти от ДТП, а конкретно на предмет заказного убийства. Заподозрить шофера другой машины в исполнении приговора было трудно: он лежал рядом на каталке, уже зашитый после вскрытия.