Читаем без скачивания Город в осенних звездах - Майкл Муркок

Обрамленная на мгновение белым сиянием, окутанная серым дымом, что тут же рванулся из пивной наружу, отрясающая снег с воротника и шляпы и топочущая сапогами по полу, явилась мне высокая худощавая фигура моей Немезиды! Неужели Монсорбье следил за четверкою юных моих романтиков от самого Парижа? Или, быть может, прочел сообщение о предприятии нашем, промелькнувшее в иностранной прессе? Или, подобно мне, тоже бежал от предательской тирании, установление коей так рьяно поддерживал?

Я поднялся из-за стола, — настороженный, точно какой-нибудь подозрительный хулиган из среды золотой молодежи, — и смотрел на него, пока он шел через зал как всегда элегантною и притягательной даже походкой, похожей на волчий шаг, бросая быстрые взгляды на лица сидящих за столиками и поправляя попутно поля своей смятой шляпы. Он изящным движением скинул плащ и перебросил его через руку, обнаружив при этом на поясе шпагу и единственный пистолет с длинным прикладом.

Тонкие, красиво очерченные его губы сложены были в подобие улыбки, а проницательные глаза светились обманною доброжелательностью. Волосы зачесаны назад и стянуты на затылке шнурком; сюртук безукоризненного покроя, брюки и сапоги как всегда щегольские и изысканные. Отрекся ли он от былых политических своих взглядов, остался ли верен им, — только Монсорбье во всем оставался сановником революции. Я вдруг обнаружил, что близость опасности придала мне сил. Я кивнул ему головою и громко осведомился о его здоровье.

— Спасибо, гражданин, теперь уже лучше. А ваше как? — Голос его прозвучал очень даже язвительно.

— Так, простудился немного. Зима, понимаете ли… Но в остальном я себя чувствую замечательно. Что-то вы далековато заехали от Парижа, сударь. Может быть, тамошний климат слишком для вас суров?

— Там дьявольски холодно и промозгло, но климат этот меня устраивает, гражданин, и всегда очень даже устраивал.

— Однако, средства к существованию там теперь добывать несколько затруднительно, или нет?

— Не так чтобы и затруднительно, гражданин. Мои потребности весьма скромны. Я вполне доволен своим теперешним положением.

— Стало быть, я ошибаюсь, сударь. Мне показалось, что вы существуете тем, что сосете у волка.

При сем замечании глаза Монсорбье вспыхнули гневом, — точно внезапный шквал пробежал по морю, — но потом вновь преисполнились обманным спокойствием.

— Как вы узнали, что я сейчас в Майренбурге?

— Я и не знал. Я здесь совсем по другому делу. Прибыл по официальному приглашению как посланец Франции. Но, разумеется, я только рад этой возможности возобновить нашу старую дружбу. Я два дня уже в Майренбурге. Как поживает ваша приятельница, та дама, что величает себя герцогиней какого-то отдаленного мыса в Адриатическом море?

— Вы меня очень обяжете, сударь, если станете говорить со мной прямо, не напуская туману. Вы собираетесь арестовать меня?

— Здесь у меня нет на то власти, фон Бек. И на что вы, собственно, тут намекали? — Он в искреннем недоумении приподнял бровь. Я, однако, не мог поверить что он так вот вдруг перестал ненавидеть меня. Даже теперь в манерах его ощущался намек на то, что он собирается перед ударом. И последующие его слова подтвердили мою догадку:

— Речь, как я понимаю6 идет о личных наших разногласиях, и вопрос сей надлежит разрешить немедленно. Надеюсь, у вас сохранились еще представления о чести с тех пор, как вы занялись частным предпринимательством. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Разумеется, сударь.

— Выбор оружия я оставляю за вами.

Я пожал плечами.

— Место?

— Я слышал, что традиционное место таких разбирательств — Двор Руна у причала Младоты. У моста.

— Я выбираю клинки, — проговорил я, понизив голос, не желая, чтобы меня услышали мои друзья.

— Шпаги?

— Как вам угодно.

— Стало быть, шпаги. Теперь время, сударь?

— Я, сударь, во времени не стеснен. Но, также традиционно, споры такие решаются на рассвете. Встретимся у моста часов в семь утра. Завтра воскресенье, и нас никто не потревожит. — Майренбургский власти к поединкам такого рода относятся крайне неодобрительно, и были случаи, когда дуэлянты, застигнутые на месте «преступления», подвергались весьма суровому наказанию.

— Думаю, это у нас не займет много времени, — проговорил Монсорбье, делая знаки сержанту Шустеру, занятому на дальнем конце стойки.

— Надеюсь, сударь, что нет. У меня много дел.

Он едва ли не улыбался от удовольствия, предвкушая, как он получит свою сатисфакцию. Я в последнее время забросил все упражнения в фехтовании, но все же надеялся, что мы с Монсорбье будем где-то на равных. Ни я, ни он не выстояли бы и пяти минут против настоящего мастера, но все же мы оба неплохо владели шпагой. Это будет не первая у него дуэль. У меня, разумеется, тоже.

Сей вызов, честно признаюсь, мне пришелся весьма ко времени. Я испытал несказанное облегчение; обещание такого незамысловатого разрешения проблемы весьма меня воодушевило. Заметив наконец, что Монсорбье подзывает его, сержант Шустер направился к нам. Француз прищурился. Он явно узнал лицо Шустера, но никак не мог вспомнить, кто он и где они с ним встречались. Сержант же насупился и помрачнел. Монсорбье почувствовал себя несколько неуютно. Он вдруг отвернулся от Шустера и, отвесив мне любезный поклон, быстрым шагом направился к двери.

— Значит, до завтра, сударь!

Мне нужны были секунданты, поэтому я сообщил Сент-Одрану и Шустеру, что я принял вызов своего преследователя.

Сент-Одран тут же принялся обрисовывать способы, как побить Монсорбье посредством различных хитрых уловок, припомнил еще одну дуэль в Пруссии, которую выиграл именно так, а Шустер, — опытный фехтовальщик, — предложил мне поупражняться с ним в качестве партнера, за что я был очень ему благодарен. — Я помню еще его стиль, — сказал мне сержант. — Вы ведь знаете, я однажды с ним дрался. Все, что я потерял в той схватке, — свой офицерский чин, но вы, похоже, рискуете потерять жизнь.

— Но если он вас убьет, как же мне быть без партнера?! — искренне огорчился Сент-Одран. Грубая реальность так неожиданно пробила брешь в яркокрасочных облаках, каковые давно уже затянули пространства мыслей шевалье.

Я улыбнулся.

— Быть может, покончив со мною, Монсорбье пожелает присоединиться к вам?

— Мне нужно имя, — резонно возразил шевалье. — Ваше имя, а не его.

— Тогда, прежде чем я отправлюсь на договоренную встречу, я отпишу письмо брату и изложу ему ваши планы.

Тут Сент-Одран неожиданно проявил искреннюю сердечность.

— Я, друг мой, говорю серьезно.