Читаем без скачивания Наваждение - Джессика Марч

Даже Хелен пыталась ей внушить, что для молодой красивой девушке ненормально избегать контактов с противоположным полом. Этот разговор возник как раз во время рождественских каникул; сначала он касался Алексея Иванова. К этому времени сын Дмитрия приобрел прямо-таки легендарную славу, но уже не потому, что подозревали, будто его вообще не существует, поскольку он все-таки наконец появился — это было как раз в тот День Благодарения, когда Ники уехала в Калифорнию.

По словам Хелен, Алексей полностью соответствовал тому, что говорил о нем гордый отец. С того самого момента, как сын Дмитрия материализовался и поел индейки за праздничным столом Хелен, та не переставая превозносила до небес его многочисленные достоинства. «Совершенно очаровательный молодой человек… Такой красивый… Эти казацкие глаза… Совершенно обаятельная улыбка… Потрясающее чувство юмора… Прекрасно воспитан… Представляешь, он тоже собирается стать врачом! Я хочу спросить у Дмитрия, не смогут ли они приехать погостить у нас на следующие каникулы…»

На Рождество Ники поехала в «Блю Маунтин», испытывая смесь любопытства и неловкости в ожидании навязанного ей знакомства со знаменитым и всеми обожаемым Алексеем.

Но в сочельник собралась обычная компания друзей Хелен — ни Дмитрий, ни его сын не приехали. Глядя на мрачную Герти, Ники подумала, что, возможно, все-таки Дмитрий был ее любовником. Впоследствии, когда уже все гости уехали и Хелен с Ники чаевничали, поставив поднос с чаем на кровать, как в добрые старые времена, когда Ники была здесь ученицей, Хелен подтвердила это.

Хелен заметила, что Дмитрий не приехал, потому что бросил Герти и нашел кого-то еще.

— Я сказала ему, чтобы он все равно приезжал, мне так хотелось, чтобы ты познакомилась с Алексеем. Но Дмитрий ответил, что ужасно занят, поскольку готовит к выпуску спектакль на Бродвее в Нью-Йорке, а у Алексея какие-то свои планы. Это, действительно так: Дмитрии и вправду успешно работает как режиссер, но мне кажется, что истинная причина в другом — ему просто стыдно смотреть в глаза Герти. Это же просто позор…

— Позор, что она вообще полюбила его, — сказала Ники. Хелен бросила на нее взгляд, затем тихо сказала:

— Нет, я хотела сказать, что позор тому, кто виноват в том, что ты так и не познакомилась с Алексеем. Теперь, наверное, уже никогда не познакомишься.

— Не думаю, что это такая уж потеря. Что он может из себя представлять, имея такого отца? Дмитрий, конечно, очень приятный человек, но ужасно ненадежный, он всех женщин делает несчастными. Вспомни, как он сбежал за границу, бросив дома свою семью…

— В конце концов, его семья выехала из России. Нельзя судить его слишком строго, он художник, преданный своему искусству, живший при тирании, и ему пришлось делать выбор, причем моментальный — преданность искусству или преданность семье…

— Хелен, ну почему ты защищаешь его? Даже его собственный сын с трудом простил его.

— Но все же простил. — Хелен сдвинула поднос в сторону, так, чтобы сесть поближе к Ники. — Милая, ты говоришь так, будто считаешь, что все мужчины в конце концов бросают женщин, которых когда-то любили. Я понимаю, что то, что произошло у тебя в семье, оставило в твоей душе незаживающую рану. И единственным лекарством тут может быть любовь. Раскрой свое сердце, позволь любить себя, чтобы ты смогла понять, что это может принести радость, что есть мужчины, которые не перестают любить. Бывает на свете настоящая любовь, как, например, у меня…

— Но ведь и ты в конце концов осталась одна, — заметила Ники.

Хелен улыбнулась:

— Значит, ты так считаешь? Думаешь, Георгий бросил меня? — Она покачала головой и постучала себя по груди. — Он все еще со мной, вот здесь. Именно это и означает любовь.

— Ну да, — проворчала Ники, — но, по-моему, именно ты все время запрещала Дмитрию приставать ко мне с разговорами о том, чтобы рожать детей от его сына. Ты уже изменила свое мнение?

Хелен засмеялась и обняла Ники.

— Девочка, милая, я хочу, чтобы ты прожила свою жизнь так, как сама захочешь. Я совершенно не собираюсь ни за кого выдавать тебя замуж. Просто не хочу, чтобы ты боялась чего-то в этой жизни, боялась переживаний, которые могли бы дать тебе и радость, и счастье.

— Я не хочу никаких переживаний, связанных с Алексеем Ивановым, — сказала Ники, отстраняясь. — И хватит говорить о нем.

Но когда Ники приехала в «Блю Маунтин» на Пасху, первыми словами Хелен, после того как они обменялись приветствиями, были: «Угадай, кто к нам едет?»

Хитрый блеск в глазах Хелен и то, что на подобные праздники всегда собираются ее друзья, довольно легко подсказали Ники ответ.

— Приезжают Ивановы, — сказала Ники. Хелен кивнула, и Ники пожалела, что не уехала в Париж к Блейк.

— Пасха для русских очень большой праздник. Я хотела как-нибудь по-особенному отметить ее. А Герти уже перестала переживать из-за Дмитрия.

Ники вздохнула и заставила Хелен дать слово, что она не будет вмешиваться и как наседка все время «сводить» молодых людей, пусть все идет своим ходом.

— Когда ты его увидишь, — сказала Хелен, — не думаю, что тебя нужно будет с ним специально «сводить».

В пасхальное воскресенье Хелен приготовила обед из блюд скорее русской, чем венгерской кухни: борщ, котлеты по-киевски и вареники с мясом и картошкой. ^Это было сделано специально, чтобы угодить Ивановым.

Однако прошло уже полчаса, как все венгерские друзья Хелен собрались и ждали обеда, а Ивановых все не было.

— Ага, ну что я тебе говорил! — сказал Лаци. — На самом деле Дмитрий Иванов — русский шпион, а это его опоздание — очередной трюк КГБ. Он заставил тебя готовить всю эту вкуснятину, а нас сидеть и вдыхать эти волшебные ароматы, но не иметь возможности сесть за стол и поесть.

— Все, больше не ждем, — наконец сказала Хелен. Но только они стали садиться за стол, как в незапертую дверь ворвался Дмитрий и прошел прямо в столовую.

— Тысяча извинений, — произнес он театральным тоном, — но я был задержан в результате незаконных действий этого империалистического полицейского государства…

Компания, сидевшая за столом, с удивлением воззрилась на Дмитрия, заговорившего так, будто он убежденный сторонник коммунистической партии.

— Нет, вы только послушайте этого неблагодарного! — возмутилась Герти. — Америка приняла его, а он называет ее полицейским государством!

— Он хотел сказать «государственная полиция», — послышался из-за спины Дмитрия незнакомый голос. — Они задержали нас за превышение скорости по дороге сюда…

Ники не могла отвести глаз от вошедшего в столовую молодого человека. Он действительно был необыкновенно красив. Такой же высокий, как отец, с хорошо вылепленным лицом и бледной матовой кожей. Но если Дмитрий выглядел несколько изможденным, то его сыну эта бледность придавала благородство и утонченность. Его черные шелковистые волосы падали на лоб густой волной, а черные, как говорила Хелен, «казацкие», глаза ярко блестели. На нем были темно-серые брюки и черная водолазка, подчеркивающая длинную шею и аристократическую осанку, его лицо можно было бы назвать суровым, если бы не приветливая улыбка и веселые искорки в глазах.