Читаем без скачивания Сотник - Юрий Корчевский

– Еще лучше.

Алексей прошел в конюшню, набросил седла на спины коней и затянул подпруги. Переметную суму запасному коню набросил.

– Застоялись немного? Ничего, завтра я вас погоняю.

Он взял своего коня под уздцы, вывел его из конюшни и вдруг почувствовал, что на него навалились трое дюжих молодцов. Кто-то из них ловко провел подножку, и втроем они повалили его на землю.

Нападение было неожиданным, и Алексей не успел достать оружие. Сзади навалились, из темноты. Вмиг связали руки веревкой, ухватили под локти и подняли.

Подошел Онуфрий, ухмыльнулся:

– Спеленали голубчика? Молодцы! Не дергайся, Алексей! Ноне пленник ты, уж больно князь с тобой встретиться желает.

– Змея подколодная, предатель! – выругался Алексей.

– Можешь обзывать как хочешь, мне все едино. Только князь пообещал меня к себе в личную сотню взять. Догадываешься кем?

– Сотником?

– Угадал. Веди себя смирно, и я не причиню тебе вреда. Оружие изымем, не серчай. Больно мне меч твой трофейный нравится.

На Алексее расстегнули пояс с мечом и двумя ножами – боевым и обеденным, а еще – с серебряной ложкой в чехле.

Он с досады сплюнул. Ну надо же, как младенца обвели его вокруг пальца! И кто? Кому он доверял, своим боевым товарищем считал! А Онуфрий, оказывается, все это время ему завидовал и в удобный момент предал. На должность купился, сволочь! С досады Алексей даже зубами заскрипел.

– Двигай ногами! – толкнул его один из мужиков, дружинник Онуфрия.

Пришлось идти. Впереди – Онуфрий, за ним – Алексей, сбоку – двое конвоиров. Третий дружинник коней Алексея вел.

Шли долго, да все больше окольными путями, по переулкам темным. Алексей уже опасаться стал – не жизни ли хотят лишить его в укромном месте, устроив инсценировку несчастного случая вроде падения с коня? И, как нарочно, головой на камень? Нет, не похоже, для Онуфрия слишком затейливо. Воин он опытный, смелый, но вот мозгов не хватает. Он бы проще убил: ножом в сердце или еще как-нибудь.

К удивлению Алексея, его привели не в городскую тюрьму, не к воинской избе, где была так называемая «холодная» для провинившихся – нет. Его вывели за ворота, усадили на подводу и привезли к самому настоящему монастырю. Привратник у ворот, явно извещенный, быстро отворил воротину.

Алексея вели узкими, извилистыми коридорами, скудно освещенными масляными светильниками на стенах. Привратник в рясе послушника семенил впереди, показывая путь.

Потом они спустились по круговой лестнице в подвал – сыро, прохладно, темно. Их встретил монах, без приветствия открыл деревянную, окованную железными полосами дверь.

Алексея втолкнули, он оступился, упал на полуистлевшую солому и услышал, как из коридора прозвучал голос Онуфрия:

– Не скучай, утром за тобой придут.

Дверь закрылась, монах загремел засовами, скрипнул запираемый замок. Потом до Алексея донеслись глухие шаги удаляющихся людей, и наступила гнетущая тишина.

В углу зашуршали мыши, притихшие было при появлении людей.

Алексей сел на пол. Позади него была стена, он видел ее, когда входил – при свете светильника из коридора. Он подполз к ней, оперся о нее спиной, и через рубаху и кафтан ощутимо проступил холод. Алексей отодвинулся – для полного счастья ему не хватало только простудиться и заболеть. А еще ему мешали улечься связанные сзади руки. Хоть бы развязали, куда он из этого узилища сбежит? Стены каменные, толщиной несколько метров, да и подземелье.

Сильно досадовал он на себя. Опростоволосился, как новик, не раскусил Онуфрия, доверился – и вот результат! И сотник сволочь первостатейная, старого боевого товарища предал. Чтоб ему пусто было!

Он долго возился на соломе, отыскивая положение поудобнее, но понемногу угрелся и уснул. Показалось – только глаза сомкнул, а в замке двери, ведущей в его узилище, уже ключ скрежещет.

Вошел давешний молчаливый монах. Он поставил на пол кружку с водой, сверху накрыл ее ломтем ржаного хлеба.

– Ты бы хоть по нужде меня вывел да руки развязал. Как я есть-то буду?

Монах молча вышел. Глухой он, что ли? Или ему запретили разговаривать с узником?

В камере или келье темно – ни окна, ни светильника. Сколько времени прошло, как его сюда поместили? Ночь сейчас или уже утро? Вопросов много, но все без ответа.

Через какое-то время монах пришел снова. Он покосился на нетронутые хлеб и воду, поднял Алексея за локоть и подтолкнул к выходу. Эх, развязать бы руки, да ни одного предмета в камере нет. Были бы руки свободны – сломал бы он этому молчуну шею и нашел бы способ выбраться из монастыря. А может, потому и не развязывают, что знают об этом?

Они поднялись по лестнице, и свет от светильников резанул глаза Алексею.

Монах провел его по узкому коридору без дверей, завернули за угол – тут дверь была. В нее-то и втолкнул его монах.

Узкая комната, наверняка келья с одним узким оконцем. Из обстановки – стол, стул. На стуле – человек мужского пола невзрачного вида, одеждой – цивильный, не монах. На столе – чернильница, листы бумаги.

Алексей удивился: бумага дорогая, правда – пергамент еще дороже. Простой люд на бересте писалом царапает, купцы – те на вощеных табличках пишут. Неуж он столь крупная птица, что кто-то бумаги дорогой для него не пожалел? Не князь ли Александр?

– Алексей Терехов? – скрипучим голосом спросил человек.

Алексей сразу же про себя окрестил его писарем – уж больно смахивал. Скорее всего, холоп княжеский для особых поручений.

– Терехов, – кивнул Алексей.

– Правда ли, что ты сопровождал князя Андрея?

– Ни слова не скажу, пока в нужник меня не сводите.

Человек кивнул и открыл дверь. Сразу вошло два ражих мужика.

– Отведите его в нужник.

Алексея отвели, развязали руки. Он потер запястья – кисти затекли.

Руки потом снова связали, но уже спереди. Однако так все же лучше, чем с вывернутыми назад суставами.

Писарь опять задал вопрос об Андрее.

– Сопровождал, не отрицаю, – не стал упираться Алексей. Глупо артачиться, ведь он сам сказал об этом Онуфрию.

– О чем князь говорил в дороге?

– Я рядовой ратник, ехал впереди, в головном дозоре, и со мной князь ни о чем не разговаривал.

– Может быть, на ночевках о планах своих рассказывал? Сначала – куда из Новгорода ехать собирался?

Алексей решил говорить о том, что уже известно в Новгороде или что он знает из истории.

– В Швецию бежать он собирался, вроде как на судне…

Человек, высунув от усердия язык, заскрипел пером по бумаге.

– С кем собирался в союз вступить супротив брата единоутробного?

– О том не ведаю. Да разве князь или бояре будут с простым ратником планами делиться?

Алексей выбрал, как ему казалось, лучшую тактику – прикинуться человеком простым, полупридурком, который не знает ничего.

Человек задал еще несколько вопросов, Алексей и на них отвечал односложно – не знаю, не видел; или же просто пожимал плечами.

Но «писарь», видимо, поднаторел в допросах и невозмутимо повторял одни и те же вопросы, только в разных интерпретациях.

Когда тема князя Андрея была исчерпана, Алексей вздохнул свободнее. Но, как оказалось, он ошибался. Человек князя стал интересоваться, где и когда родился сам Алексей. Назвать ему истинный год рождения и место было просто невозможно, ведь фактически он еще не родился. И Алексей начал врать, но так, чтобы проверить его было трудно – сказал, что родился в Крыму. В то время в Крыму кто только не проживал. Были колонии греческие, венецианские, на побережье, по степям кочевали половцы, а весь Крым принадлежал Византии. Империя там ставила города и крепости, а также порты.

Крымом «писарь» заинтересовался, вопросов много задавать стал. Благо, Алексей знал Крым в бытность свою в византийской армии, и отвечал обстоятельно, со знанием дела.

Допрашивали Алексея почти до вечера, и он очень устал. А «писарю» – хоть бы что, неутомим.

Алексея еще раз вывели в туалет и препроводили в подвал. Едва он вошел, как монах принес миску каши и хлеб с водой. Алексей почувствовал, что проголодался, и съел все. Еще неизвестно, когда в следующий раз кормить будут, а силы нужны. Он задумал бежать и, когда его вели назад с допроса, считал повороты, стараясь запомнить путь. Казалось бы, чего проще? Однако монастырь постройки старой, не раз перестраивался, строили новые помещения. В итоге коридоры вышли с многочисленными поворотами, лестницами наверх, на второй этаж, и вниз, в подвалы. Без провожатого сразу не пойдешь.

Поев, он улегся на солому. Сегодня хоть на спине лежать можно, руки впереди связаны. Насколько он мог видеть в сумраке, попытался разглядеть узел на запястьях – можно ли его зубами развязать. Однако конвоиры-тюремщики свое дело знали, узел был хитрый. При дневном свете что-нибудь рассмотреть, глядишь – и получилось бы. Ладно хоть веревка, а не кожаный ремешочек, вымоченный в растворе соли – такие моголы применяли. Чем активнее его пытаешься развязать, тем он туже затягивается, и тогда выход один – только резать.