Читаем без скачивания Дневники св. Николая Японского. Том ΙV - Николай Японский

Утром, до Обедни, повздорил с о. Павлом Сато: требует, чтобы Акила Ивата вернулся в Иокохаму — и горюшка нет ему, что тогда Церковь в Каназава совсем заброшена будет — тогда как можно в Иокохаме поместить лишнего здесь, в Токио, Иоанна Акаси, а Акилу оставить в Каназава.

Пред Обедней крещено восемь человек, взрослых и детей, из Асакуса и Воодзи.

После обеда, с двух часов, отправился в Посольство поздравить посланницу и ее дочь с днем Ангела и повидаться с ними после долгого отсутствия их в летние жары. Посланник снабдил для прочтения своей запиской, поданной Императору при назначении сюда; посланница — множеством иллюстрированных иностранных газет.

Вечером получено письмо о. Вениамина, в ответ на мое, и фотография его, согласно моей просьбе в письме к нему, также удостоверение Преосвященного Иннокентия, Благовещенского Епископа, что о. Вениамин благонадежен для миссионерства. Fiat! Дай, Боже, чтобы это был тот, о котором я неустанно молюсь!

6/18 сентября 1899. Понедельник.

Утром послал телеграмму в Петербург:

Peterburg Synod Sabler

Proshu ispolnit prosbu igumena Veniamina о naznatchenii siuda Nicolai

Стоила 24 ены 96 сен.

Прочитал записку барона Розена. Замечательно умная и дельная; ясно доказал, что нам ссориться с Японией из–за Кореи нельзя, иначе Япония, соединившись с Англией, раскатает нас здесь, так как наш флот соединенным двум флотам противустать не может; в соединение же с японским наш флот всегда может грозить здесь Англии.

7/19 сентября 1899. Вторник.

Утром послал телеграмму о. Вениамину следующего содержания:

Blagovtschensk Inspektor Seminarii Veniamin

Telegramoi poprosil naznatchit vas siuda Nicolai

Стоила десять ен.

В Хакодате был большой пожар; из наших христиан три дома совсем погорели, семь — успели спасти кое–что. Послал первым по четыре ены, вторым по две.

Был пресвитерианский «minister» Хосокава, спрашивал об организации Православной Церкви. Рассказал и дал ему перевод Каноники. Изумительно неведение о Православной Церкви, даже вот таких, которые, по–видимому, должны бы иметь не узкое религиозное образование! Что Царь — папа русской Церкви, что всякий японец, принимающий православие, топчет изображение Микадо и делается с того момента рабом русского Императора — все это для него аксиомы, и он таращит глаза, когда слышит опровержение. Как рассеять этот непроглядный туман, напущенный инославными и облегающий Японию? Миссия издает книги и старается распространить их, ее проповедники рассеяны по всей Японии — что больше может она делать? Ничего. Надежда только на Божью помощь и путь Промысла.

За всенощной, пред завтрашним праздником, было весьма мало христиан из города. Молились и двое русских, по–видимому, купцы.

8/20 сентября 1899. Среда.

Праздник Рождества Пресвятой Богородицы.

Утром дождь; оттого, должно быть, в Церкви из города народа еще меньше было, чем за всенощной.

О. Василий Усуи прибыл из Ициносеки вместе со всей семьей — шесть человек детей, кроме малыша–семинариста, старшего из них; завтра отправится на место службы — в Одавара. Церковь свою в Ициносеки и Яманоме сдал катихизатору Петру Кураока. Христиане тамошние при нем закончили дело, которое начали прежде, при его участии, о покупке земли под постройку Церкви: купили огромный участок между Ициносеки и Яманоме, весьма удобный для постройки Церкви — совместной христианам обоих сих городов, почти соприкасающихся один к другому.

Из церковной кружки была сегодня высыпка: сто двадцать одна ена, но из сей суммы сто язычника Кооно, и прежде опускавшего в кружку свою обычную дачу — по десять ен. Что за человек сей Кооно? Не могу понять. Толковал ему о Боге, о Спасителе — на все улыбается и кивает головой; предлагал катихизатора к нему для вящего научения — отказывается принять. Был здесь в Пасхальное богослужение, особенно был тогда обласкан мною — дан ему человек, который бы все объяснил ему и позаботился бы о нем среди многолюдной сутолоки, но ушел, отдохнув утром, не простившись. Верует он в Единого Бога — это он всем говорит — но до Спасителя, кажется, не достиг и дальше идти в своем религиозном сознании не желает, а так усердно жертвует! По–видимому, у него правило есть, быть может, обет, опускать в соборную кружку в известные периоды времени по десять ен; но из какого источника сие проистекает — вполне чистого или нет — не дает он уразуметь это; лицо у него светлое и умное; слушает, что говоришь ему, и улыбается, но сам почти ни слова. Оттого–то у меня чувство скорей неприятное получать его пожертвования, что и сегодня ощущал.

9/21 сентября 1899. Четверг.

Утром в девять часов о. Василий Усуи с своим многочисленным семейством отправился в Одавара.

После обеда пришли два балбеса из Идзу — якобы представители всех тамошних христиан — требовать, чтобы к ним был отправлен священником опять о. Петр Кано. Один из сих Михей, которого я знал младенцем, младший брат Арсения Ивасава, ныне приемыш Моисея Исии, этого старого негодяя, мучащего всех там. Больше полчаса хладнокровно слушал все одно и то же:

— Мы желаем Кано, давай нам его.

— Что ж, мне связавши его или с полицейским, чтобы не убежал с дороги, отправить его к вам? Коли он сам не желает!

— Но мы его желаем, давай его — и так далее, точно попугай, твердил Михей все одно и то же; наконец, начали грубить — «уйдем–де из Церкви».

Пробовал я говорить как к христианам, — «вы, мол, сделались христианами для спасения души, и все есть у вас: и учение, и таинства — чего не достает? И чего не слушаетесь?» Пробовал затрагивать чувство чести — «у вас Церковь в упадке вот уже сколько лет — ни крещений, ни учеников оттуда из школы — с новым священником оживете» — не слушает, что говоришь, а твердит свое — «мы желаем Кано, пошли его»; видно, что твердит со слов своего безумного приемного отца. Я встал, наконец, и ушел от них; другой, что был с Михеем, ни слова не вымолвил все время, только топорщился.

Написал о. Симеону Мии, чтобы он вернул Акилу Ивата из Каназава в Иокохаму. Из письма Акилы видно, что он там два месяца пробыл без всякой пользы для Церкви; знакомые есть, но они прежде у него были, ибо он тамошний родом, слушателей же учения же никого еще; со знакомыми болтает он пустые светские разговоры, о вере же говорить — не его взять; куда такому горе–катихизатору поднять Церковь в Каназава. Пусть уж о. Павел Сато владеет им для Иокохамы, где он ничего не делает, и христиане привыкли к нему. — Эх, горе, людей нет! Когда Ты пошлешь их, Боже?

10/22 сентября 1899. Пятница.