Читаем без скачивания Боевая машина любви - Александр Зорич

– Почему ворота открыты? Что за оборванцы? – продолжала разнос барыня.

Оборванец Эгин сделал три шага навстречу и низко, на северный манер, поклонился.

Его губы тронула улыбка в которой мужская напористость, нежное равнодушие и светская угодливость были смешаны в пропорции, считавшейся в Пиннарине идеальной.

– Меня зовут Эгин. Я хочу, чтобы вы пустили меня и моего слугу переночевать. Ибо того требуют законы гостеприимства.

– Подумаешь! Имела я ваши законы гостеприимства и спереди и сзади! Впрочем…

ГЛАВА 18. ОЧЕНЬ БОЛЬШАЯ РАБОТА

«Из всех владетелей Фальмских к наибольшим дерзаниям расположены бароны Маш-Магарт.»

По староордосскому тракту к Виноградной Заставе Пиннарина приближалась повозка, запряженная двумя мулами.

На козлах сидел Лараф.

На месте возницы Лараф находился впервые в жизни. Править мулами он тоже не умел. На то, чтобы надеть на животных конскую упряжь, он потратил почти час. Вожжи едва не вываливались у него из рук, спина чудовищно затекла от непривычной позы. Повозка ехала очень медленно, завязая в каждой второй луже.

Все окна Виноградной Заставы были ярко освещены. И от этого пронизывающего ночь маслянистого света Ларафу сделалось не по себе. Не то, чтобы в самой по себе Заставе или в свете ламп, отражающегося от стекол, было нечто из ряда вон выходящее. Просто Ларафа наконец-то нагнала жуть, которую он старательно подавлял в себе последние сутки.

«Отстань!» – огрызнулась книга, когда он втайне от Шоши и Зверды полез в нее за инструкциями.

Разумеется, никакой «тайны» в отношении Зверды не получилось. Стоило Ларафу потянуться к книге, как мул с белым лбом, которого в соответствии с его необычной мастью на Севере Варана непременно звали бы халзанным, повернул к Ларафу свою большую голову и сердито сверкнул глазом.

«Ничего-ничего, сверкай себе», – зло подумал Лараф, и, расхрабрившись, раскрыл книгу. «Болтать-то небось не можешь, скотиняка!»

Второй мул – поменьше и более толстоногий, шел рядом с халзанным старательно и даже сосредоточенно. Движения его были довольно неуклюжими, шаг – чересчур тяжелым, но в целом все выглядело достаточно натуралистично. Особенно, если не присматриваться.

Ларафу вдруг вспомнились недавние пререкания барона и баронессы относительно трансформации, которая обоим представлялась унизительной.

«Уж если обязательно с копытами чтобы, так лучше лошадьми!» – басил Шоша.

«Да вы как конь и трех лиг не пройдете! Конь-то не спотыкливым должен быть. Шаг должен иметь уступчивый, широкий. А у вас он какой?»

«Нормальный шаг! Сноровки моей на двоих достанет!» – заверял Шоша.

«Да сноровка-то у вас, барон, черепашья!» – издевалась Зверда.

Так или иначе, было решено трансформироваться в мулов – они, дескать, и более медлительные, и более круглые. От них ни стати, ни шага не требуется.

Затем, почти до самых сумерек гэвенги привыкали к мульим шкурам. Учились ходить, фыркать, тянуть за собой тяжесть. Лараф тем временем разбирался со сбруей.

Так началась новая авантюра – проникновение в Пиннарин. Отчего-то она представлялась Ларафу еще более опасной, чем предыдущие. Правда, своими мыслями его никто не попросил поделиться.

Отчего-то Лараф был совершенно уверен в том, что офицер Свода, сидящий на Заставе – брат-близнец сегодняшнего пар-арценца и сможет тут же с головой выкупить весь кортеж.

У самой Заставы рыжий мул-Шоша вдруг стал подволакивать правую заднюю ногу. И даже у Зверды в движениях появилась какая-то усталая корявость.

Хвосты же у обоих животных висели отвесно вниз – ровно и неподвижно. Словно были перебиты палкой или сделаны из витой пеньки и пришиты к задницам суровой нитью. Уши же халзанного напротив непрестанно бегали туда-сюда, словно бы ходили на хорошо смазанных шарнирах.

К счастью, Лараф почти не разбирался в мулах – в Казенном Посаде не было ни одного. Иначе он волей-неволей обнаружил бы еще десяток несообразностей и занервничал еще пуще.

– Вечер добрый, – холодно бросил рах-саванн, стоящий у ворот, и принял у Ларафа его подорожную. – А… из Казенного Посада?

– Из него родимого. Как живет столица? – заискивающе спросил Лараф.

– Живет. Нас переживет, – офицер сложил подорожную Ларафа вчетверо.

В этот момент рыжий мул присел на задние лапы, словно собака. Из-под его задницы, словно из прорвавшегося бурдюка, со свистом вырвалась струя мочи. Золотистый ручеек споро потек по грязи к самому сапогу офицера.

Халзанный мул подернул ушами и повернул свою крупную голову в сторону рыжего. Ларафу показалось, что халзанный сейчас лопнет от возмущения.

Рах-саванн никогда раньше не видел, чтобы мулы справляли малую нужду сидя. Он так и застыл с подорожной в руках.

– Эй, что с животиной-то? – вслух спросил офицер, уставившись на мулов. Струйка мочи тем временем, успела обогнуть его сапог и прожурчать дальше. Истечению, казалось, не будет конца.

– Да шли только что вот… гоп! а тут барсук во-от такой выскочил на дорогу. Так перепугались бедняги, что прямо вижу сбрендили, – язык Ларафа заворочался с невероятной прытью. – Барсук-то сами знаете. Даже вымя корове откусить может. А уж мулу и голову оторвет – не побрезгует! Он как захрюкает – так и у быков сразу крышу сносит!

И так далее. На косноязыкого Ларафа снизошло его косноязыкое вдохновение. Он нес какую-то чушь про барсуков, про пасти на барсуков, про мулов и про раскисшие зимние дороги. Он выложил все, что мог вспомнить и приплести к случаю.

К его счастью, офицер, не спавший вторую ночь из-за внезапной болезни своего сменщика, не очень-то его слушал. О существовании барсуков в пиннаринских лесах он слышал первый раз, но мало ли, чего только на свете не бывает.

Рыжий мул окончил справлять нужду. Он поднял измазанный грязью зад с земли и сконфуженно фыркнул. Халзанный нетерпеливо ударил копытом, на лошадиный манер. Это тоже удивило офицера.

– Они езженные у тебя или что вообще? – спросил тот.

– Да езженые, только устали, родные!

– Ну-ну, – с сомнением сказал рах-саванн, но все-таки возвратил Ларафу подорожную. Ничего странного ни в парне, ни в его бумагах, ни в полоумных тварях, наконец… – Что за уродины – не пойму?

– Уродины – это вы верно подметили, милостивый гиазир. Зато дюжие!

– А что в повозке?

– Гроб.

– Чей?

– Одного барона фальмского. Санкута. Его родичи попросили меня переправить.

– Разрешение?

Лараф вынул разрешение, припечатанное печатью канцелярии Свода. Это сразу впечатлило офицера и избавило Ларафа от многих лишних вопросов. Мулы следили за происходящим, высоко задрав головы.

– Место назначения?

– Дипломатическая гостиница. Там меня нагонят бароны фальмские, – оттарабанил Лараф все, что велела Зверда.

Барон фальмский Шоша довольно фыркнул.

Офицер вынул Зрак Истины, бросил через него беглый взгляд на гроб и повозку. Чуткие креветки в Зраке не изменили цвета и не всполошились. Это окончательно решило дело.

– Ладно, Шилол с вами, – устало махнул рукой офицер.

– Здоровьечка вам. И всяческих радостей, – пролепетал Лараф, все еще не верящий в успех.

Повозка с гробом Санкута двинулась к Пиннарину.

Теперь оставалась сущая ерунда. Возвратная трансформация и Большая Работа. Очень Большая Работа.

Они шли по Желтому Кольцу Пиннарина – Зверда, Шоша и Лараф. При свете луны всякий мог видеть их усталые, недовольные лица.

Дешевое мужское платье мешком висело на Зверде и трещало на пузе у Шоши.

На Ларафе тоже был кафтан с чужого плеча. Тот, в котором он выехал из Казенного Посада, стал похож на напитанную кровью губку. Пришлось его зарыть вместе с остальным барахлом.

Найти подходящий пустырь для возвратной трансформации оказалось непросто. Пустыри в Пиннарине были гораздо большей редкостью, чем сады или парки. Вслед за тем они довольно долго закапывали, точнее прикапывали и забрасывали всяким мусором гроб с останками Санкута.

К счастью, час был поздний и никому не пришло в голову поинтересоваться, что за трухлявую лодку закидывают землей и прошлогодними листьями трое подозрительных личностей. Пустырь этот имел странное название Пустырь Незабудок.

После того, как самые неотложные дела были сделаны, Зверда и Шоша только и делали, что грызлись.

Зверда ядно распекала Шошу за инцидент на Виноградной Заставе и просто так, для профилактики.

Шоша огрызался и платил Зверде той же монетой. Лараф, который счел за лучшее не встревать, узнал помимо прочего, что из-за того, что Зверда левша, у Шоши не все ладится с ней в постели.

Разговор баронов, равно как и ночной Пиннарин, содержал в себе много интересного. И, если бы у Ларафа оставались какие-то силы на то, чтобы различать интересное и неинтересное, он бы непременно так и сделал.

А так, немилосердно навьюченный поклажей, он тихо тащился в арьергарде у баронов Маш-Магарт и мечтал об одном – о том, чтобы завалиться наконец спать. «Откуда у них столько шмоток? Что в этом тяжеленном бочонке? Гортело? Румяна для Зверды? Что в этом бауле? Кирпичи?» – в отчаянии рассуждал Лараф.