Читаем без скачивания Жестокие игры - Мэгги Стивотер

Я спрашиваю:

— В чем это я прав?

— Я действительно ощущаю здесь бога.

Я вытираю ладони о штаны.

— Повторите это через две недели, — говорю я, — когда увидите мертвые тела на песчаном берегу.

Холли не открывает глаз.

— Никто не посмеет утверждать, что Шон Кендрик не оптимист. — И после небольшой паузы он добавляет: — Я чувствую, как ты улыбаешься, и не вздумай отрицать.

Он прав, и я не отрицаю.

— Ты собираешься все-таки поговорить с Бенджамином Малверном насчет той лошади или как? — спрашивает Холли.

Я думаю о Кэт Конноли, стоящей перед Итоном, о бесстрашии, написанном на ее лице, о том, что она как будто приносила себя в жертву на том старом камне для убийства. Я чувствую, как гнедая кобыла дышит мне в лицо, и в ее дыхании — запах грозы.

— Да, — отвечаю я.

Глава тридцать четвертая

Пак

Я не собираюсь тащить Дав на пляж в воскресенье после службы в церкви. Все и каждый после мессы отправятся туда со своими кабилл-ушти, и я надеюсь, что как раз в это время у меня будет неплохая возможность разузнать кое-какие подробности о самих соревнованиях и о моих соперниках. А Дав я приведу на пляж вечером, наверное, после того, как она целый день будет жевать дорогое сено и привыкнет к мысли о том, что может бежать быстро.

Я оставляю Финна и Гэйба дома одних. Гэйб пришел вместе с нами на службу в церкви, хотя постоянно посматривал на часы и сбежал посередине мессы, что заставило отца Мунихэма посмотреть сначала на него, а потом на нас с Финном. Проповеди отца Мунихэма не слишком мучительны, однако все равно предполагается, что в течение них ты должен страдать. Если у тебя затекли ноги, ты по-прежнему сидишь неподвижно. Если выпитый перед мессой чай заставляет тебя мечтать о туалете вместо богоявления, ты поневоле дергаешься и жмешься, но терпишь. Если ты — Брайан Кэррол и тебе пришлось всю ночь рыбачить, ты вынужден запрокидывать голову, чтобы не так уж невозможно было держать глаза открытыми.

В любом случае ты не должен вставать и уходить. А Гэйб встал и ушел. А чуть погодя и Бич Грэттон сделал то же самое. И если бы Томми Фальк вообще потрудился явиться в церковь, он наверняка тоже сбежал бы, я уверена.

Я думаю о том, что мне просто необходимо пойти на исповедь, и не только из-за одолевающих меня даже во время мессы нехороших мыслях о брате. Мне немножко не по себе от того, что если я погибну в ближайшие несколько часов, то могу отправиться прямиком в ад, — но, увы, я должна заняться делом до того, как начнется прилив и все наездники исчезнут с пляжа.

Ну, как бы там ни было, когда я смотрю на них с утеса над песчаной полосой берега, кажется, что все они далеко-далеко от меня. И хотя мне не захотелось бы скакать по этим каменистым, продуваемым ветром вершинам, я ничего не имею против того, чтобы здесь посидеть. Я сбрасываю со спины мешок с затолканным туда шерстяным одеялом и устраиваюсь на надежной площадке рядом с краем обрыва, откуда отлично видно проходящую внизу тренировку. Плотно закутываюсь в одеяло, делаю глоток чая из термоса и принимаюсь за одно из ноябрьских пирожных. Я утром разогрела целых три штуки в духовке, вместе с несколькими камнями, и теперь камни, удерживая тепло, обеспечивают пирожным и вкус, и температуру. И я чувствую себя вполне добродетельной и сообразительной, когда достаю тетрадку, карандаш и секундомер, который раздобыл для меня Финн. Если я просижу здесь достаточно долго, лошади наверняка раскроют передо мной свои тайны. Я хочу знать, с какой скоростью они проходят дистанцию, а потом намерена добиться от Дав такого же времени. Если я буду знать, в чем состоят трудности бегов, возможно, сумею лучше подготовиться к ним.

Я сижу на площадке уже около десяти минут, когда краем глаза замечаю какое-то движение. Кто-то усаживается в нескольких шагах от меня, подогнув одну ногу и опершись о нее рукой.

— Значит, ты решила разгадать тайну победы, да, Кэт Конноли?

Я узнаю этот голос, даже не повернув головы, и мое сердце тут же громко бухает… и вроде бы собирается проделать это еще раз, но как-то странно замирает.

— Я же говорила — зови меня Пак.

Шон Кендрик больше ничего не говорит, но и не поднимается с места. Я пытаюсь угадать, о чем он думает, пока мы сидим здесь, наблюдая за лошадьми далеко внизу. Сверху все выглядит совсем по-другому: как будто тренировка идет упорядоченно, тихо, целенаправленно, это совсем не похоже на тот хаос, который я видела, находясь вблизи. Даже когда две лошади поднимаются на дыбы, чтобы сцепиться друг с другом, а их наездники стараются растащить своих скакунов, звуки приглушены расстоянием и ветром и все выглядит вполне безобидно. Игрушечные солдатики.

Я наблюдаю за Яном Прайвитом и его серой Пендой, они мчатся галопом вдоль воды. Я включаю секундомер и делаю заметку на листке.

— Он будет скакать гораздо быстрее, — сообщает Шон Кендрик. — Потом. Он сейчас не хочет слишком давить на коня.

Я не знаю, то ли он считает меня настолько глупой, что мне может прийти в голову записывать бессмысленное время, то ли сообщает мне то, что я не могу узнать другим способом. Поэтому просто молча продолжаю водить карандашом по бумаге, записывая цифры. Мне хочется узнать у Кендрика, почему он вступился за меня прошлой ночью, но мама всегда твердила мне, что слишком невежливо напрашиваться на комплименты, а такой вопрос как раз это бы и подразумевал. Потому я и не спрашиваю, хотя любопытство гложет меня.

Мы еще некоторое время сидим молча, и штормовой ветер забирается под мое одеяло и в шапку и ворошит листы тетради. Я сую руку в свой мешок, достаю одно из драгоценных ноябрьских пирожных — еще теплое — и предлагаю его Шону.

Он берет пирожное и далее не благодарит. Но благодарность каким-то непонятным образом подразумевается и ощущается. Я не понимаю, как это удается Шону, потому что я не смотрю на него и не вижу его лица, когда он берет угощение.

Взглянув на берег, он говорит:

— Видишь вон ту черную кобылу? Та, на которой Фальк. Она очень возбуждена, ей хочется за кем-нибудь гнаться. На месте Фалька я бы вел ее сразу за лидером, чтобы у нее был мотив. Учти это потом.

Я хмурюсь, всматриваясь в пляж, пытаясь увидеть то же, что и Шон Кендрик. На песке — мешанина, имитирующая бега, лошади несутся укороченным галопом. Я нахожу взглядом Томми и его черную кобылу и некоторое время наблюдаю за ними. Кобыла довольно тонконога для кабилл-ушти, и при этом ее голова слегка покачивается, когда левое заднее копыто касается земли.

— И еще, — говорю я, поскольку должна же и я что-то сказать, — она немного прихрамывает на левую заднюю.