Читаем без скачивания У.е. Откровенный роман... - Эдуард Тополь

Я поморщился:

– Что ты затеваешь?

– Ты можешь себе представить?! – Кимберли по-прежнему не отрывала взгляда от столика на противоположной стороне зала. – Ее кличка Лошадь, она кобел и стукачка! Я сидела с ней в камере в Тамбовской пересылке. Ты не представляешь, что она там делала! Смотри! – И Кимберли оттянула правый рукав своего платья, заголяя плечо с двумя глубокими шрамами. – Видишь? Я не могу носить открытые платья – это она меня грызла, зубами, до кости! Ты не представляешь, какая в ней сила! Я еле отбилась…

Я еще раз посмотрел на тот столик.

Одна из женщин была действительно похожа на лошадь – наши зеки умеют давать точные кликухи. На вид ей было не больше сорока – высокая крашеная блондинка в глухом, закрытом серо-жемчужном платье, с широкими худыми плечами, узким лобиком, крупным носом и тяжелой нижней челюстью. Рядом с ней сидели тоже не ангелы – смуглая и вертлявая, как обезьянка, молодка с большими накладными ресницами и ярко накрашенными губами, и два быка, не то солнцевских, не то люберецких – плечистых, с короткими шеями и короткими стрижками под американских десантников. То есть это были наши типичные братки, приехавшие в Америку не то на гастроли, не то оттянуться после очередной отсидки.

Тут в двери зала появился черный офицер полиции, эдакий сорокалетний увалень весом килограмм под сто сорок, увешанный портупеями с кобурой, радиотелефоном, наручниками и еще какими-то цацками. Оглядев зал, он неспешной походкой прямиком подошел к нашему столику и сказал Кимберли:

– Это вы мне звонили? Вы Кимберли Спаркс?

– Да, лейтенант. Я хочу, чтобы вы проверили документы вон у той компании. Это русские преступники…

– Можно мне посмотреть ваши документы, мэм?

– Я сейчас не на службе, лейтенант. Я не ношу документы в ресторан, – несколько нервно ответила Кимберли. – Но я хочу, чтобы вы проверили…

– Мэм, – усмехнувшись, перебил ее полицейский, – я проверил ваше имя в ЦРУ. Вы уже две недели как уволены.

– Это не имеет значения, лейтенант! – вскипела Кимберли, краснея так, что даже ее шея стала красной от бешенства. – Я говорю вам: проверьте их документы!

– Это мой участок, а не ваш, мэм! – с явной издевкой усмехнулся полицейский. – И у меня нет никаких причин портить людям вечер в ресторане. Гуд бай, мэм! И не вздумай звонить мне еще раз… – Он повернулся и той же неспешной походкой самодовольного павиана двинулся к выходу.

– Минуту, лейтенант! – сказала ему в спину Кимберли и встала.

Он, демонстративно игнорируя этот оклик, шел дальше.

– Лейтенант! – крикнула Кимберли так, что к нам повернулся весь зал.

Повернулся и притих.

Лейтенант принужденно оглянулся.

Я впервые в жизни присутствовал при дуэли белого офицера американских силовых структур с черным, и мне было интересно, чем это кончится.

– Тебе нужна причина, чтобы проверить их документы? – спросила Кимберли у лейтенанта.

Он молчал, насмешливо глядя на нее.

– О'кей! Сейчас ты получишь причину… – И Кимберли через весь зал решительно направилась к столику своей Лошади.

Я понял, что если я не вмешаюсь, то сейчас произойдет нечто ужасное, и бросился за ней:

– Постой!

– Fuck off! – отмахнулась она.

– Но подожди!.. Что ты соби…

– Отъебис! – вдруг громко сказала она по-русски и с нашим, российским остервенением в голосе. А затем по-английски: – Это моя страна!

И, оттолкнув меня, шагнула к столику братков, сказала громко, по-русски:

– Привет, Лошадь!

Лошадь сидела, побледнев и выпрямив спину.

– Ты не узнаешь меня, курва? – усмехнулась Кимберли. – А Тамбов пересылка помнишь? – От внутреннего напряжения она переводила себя с английского дословно, в именительном падеже.

Лошадь искоса глянула на братков, и те стали медленно подниматься – они, я понял, были ее телохранители.

Я ринулся к этому столику.

Но Кимберли опередила и меня, и братков, и вышибал ресторана, которые уже спешили сюда, к месту события. Откинув сначала голову со своей рыжей копной, она затем вся качнулась вперед и смачно плюнула Лошади в лицо.

Дальнейшее трудно излагать последовательно, поскольку все происходило одновременно: братки кинулись на Кимберли – я влетел между ними – Кимберли ногой врезала одному из них в пах так, что он скорчился, – вышибалы навалились на Кимберли – второй браток кастетом угодил мне в бровь – черный полицейский лейтенант шел к нам через зал, на ходу вызывая по «воки-токи» подмогу, – Кимберли, взбрыкнув в руках вышибал, ногами опрокинула на Лошадь стол с бутылками и едой – «мартышка»-лесбиянка визжала – я локтем разбил нос братку с кастетом – пять полицейских ворвались в зал и с ходу завернули руки за спину мне, Кимберли и браткам и защелкнули на них наручники – и только Лошадь, бледная как мел, сидела на стуле, не двигаясь и не сбрасывая с колен и груди ни салат оливье, ни селедку под шубой.

А вокруг шумели эмигранты:

– Это рыжая начала! Американка!..

– Люди спокойно отдыхали, а она!..

– Она этой женщине в лицо плюнула, я свидетель!..

Полицейские повели нас к выходу, а Кимберли на ходу сказала лейтенанту с торжествующей усмешкой:

– Теперь у тебя до хера причин проверить у них документы! Не забудь эту fucking Лошадь, она главная пострадавшая!..

Через час, после серии телефонных звонков в полицейский участок из нью-йоркского ФБР, вашингтонского ЦРУ и адвокатов службы безопасности Всемирного торгового центра, нас с Кимберли выпустили из брайтоновского полицейского участка, и Кимберли, весьма довольная своим подвигом, возбужденно оглядывалась в поисках бара.

– Эта курва прилетела по фальшивой визе!.. Поехали в Манхэттен, хватит с меня вашего Брайтона!.. Но теперь она сядет в нашу тюрьму!.. Я хочу выпить! Такси!.. Надеюсь, они не нашли у тебя справку, которую я тебе дала?

– Нет, конечно.

– А куда ты ее спрятал?

– Я ее съел.

– О, ты профессионал!.. Но не беспокойся, у меня есть копия… Сколько я говорила Кларку: нужно разогнать этот гребаный офис эмиграции и натурализации, это и раньше были авгиевы конюшни, а при Клинтоне там стало просто помойное ведро! Они даже не сами визы дают, а передали это на откуп какой-то адвокатской конторе! Ты представляешь?

Я представлял. Мир действительно стал функционировать по методу единой глобальной канализации, и дерьмо в нем всплывает так быстро, что не поймешь, чье оно – наше у них или американское у нас. Уж если Управление по эмиграции и натурализации при госдепартаменте США создало «дочернюю фирму», которая за бабки выдает визы кому угодно, вплоть до наших братков и уголовников, то что говорить о дочерних фирмочках при наших министерствах, губернаторах, мэриях и прочих органах власти, курирующих все, с чего можно снимать пенку, и другие блага так называемой демократии?..

– О'кей, мистер, – сказала Кимберли таксисту. – Нам нужно в Манхэттен, на угол 88-й стрит и Второй авеню. «Элани-бар»…

– Я не могу в бар, – сказал я. – У меня бровь разбита и весь пиджак в крови.

– Это верно… – вздохнула Кимберли. – Но мне нужно выпить… – И вдруг посмотрела мне в глаза: – О'кей, у тебя дома есть выпивка?

Конечно, после первого дринка мы оказались в постели. Этим должно было кончиться, что тут темнить? И я, и Кимберли с самого начала знали, куда мы идем – еще, между прочим, с Чечни! И Кимберли очень просто и почти обыденно преодолела этот барьер. Стоя возле окна в моей небольшой съемной студии на Бродвее, она даже не допила свой стакан рома с кока-колой, а поставила этот стакан на подоконник и спросила:

– Каким полотенцем мне пользоваться? Я иду в душ.

Я выдал ей чистое полотенце из тех, что неделю назад купил на уличной бродвейской распродаже – аж пять штук за десять долларов…

Но если вы думаете, что сейчас я стану описывать свои подвиги в постели, то вынужден вас разочаровать – точно так, как я разочаровал Кимберли. Да, я дал себе слово не врать в этих заметках и не приукрашивать себя, как это делают авторы всех мемуаров; так что теперь приходится быть честным даже в этом. Четыре года Кимберли зазывала меня в постель – и тогда, в Чечне, заигрывая и флиртуя со мной… и потом, когда снилась мне бог знает в каких позах… и на 107-м этаже ВТЦ в ресторане «Windows of the World»… и во время танцев в «Романове». Но когда – наконец! – я, приняв душ, лег подле нее, укрытой простыней, и сбросил эту простыню, и невольно залюбовался ее красивой головой с пеной рыжих волос на моей подушке, ее тонкими ключицами, округлыми плечами, большой – еще больше, чем мне всегда казалось, – грудью, глубоким прогибом талии и бедрами – теми крутыми, как у виолончели, бедрами, которые манили и дразнили меня всегда, – что-то не вздрогнуло во мне, не напряглось и даже не шевельнулось.