Читаем без скачивания Бич небесный - Брюс Стерлинг

— А на чем едешь ты? — спросил Алекс.

— Я? Я лечу на ультралайте! В эскорте.

— Я тоже, — сказал Рик. — С винтовкой. На этих дорогах иногда встречаются бандиты. Взломщики всякие там, партизаны. Обычно такие караваны, как наш, да еще с ценным оборудованием, очень сильно рискуют. Но только не бригада! У бригады имеется поддержка с воздуха!

— Не с любой воздушной поддержкой можно выследить ублюдков-взломщиков, — сказал Питер.

— Вот именно, — подтвердил Рик. — Ты летишь там, наверху, в полной темноте: никаких огней, в полном молчании, в инфракрасном шлеме, в руке — бесшумная винтовка с лазерным прицелом. И если уж до этого дойдет дело, ты будешь смертью с высоты!

— Один выстрел — один труп, без исключений, — добавил Питер.

— Полнообзорное боевое наблюдение, — сказал Рик.

— Летит как бабочка, жалит как пчела!

— Самолет воздушного подавления — единственный способ путешествовать!

Алекс мигнул.

— Я хочу полететь!

— Еще бы! — сказал Питер.

— Давай меняться на мой корень, Питер. Питер рассмеялся.

— Парень, да ведь такой вещи просто не существует!

— Хочешь, поспорим? Ну давай, поспорь со мной! Питер взглянул в яму.

— На что тут спорить? Здесь же ничего нет, приятель! Ровным счетом ничего, кроме этого здоровенного булыжника.

— Этот булыжник и есть корень, — сказал Алекс. — Это даже не тридцать кило. Подозреваю, что он должен весить по меньшей мере восемьдесят… Этой несчастной лозе, должно быть, лет двести с гаком.

Рик внимательно поглядел в яму, поплевал на руки и взялся за мотыгу.

— Здесь он тебя сделал, Пит! Он выиграл, ты проиграл; он летит в эскорте, а ты песий хвост и едешь на автобусе вместе с Джейни!

Он разразился хриплым хохотом и с хрустом вонзил мотыгу в землю.

Глаза Джейн еще жгло от антисептика, как всегда после мытья. Вначале она отказывалась принимать антисептические ванны — до тех пор, пока случайно не увидела кратероподобные шрамы на плечах Жоан Лессар. Жоан была светлокожей и изящной, и стафилококковые нарывы, прошедшие однажды по бригаде, едва не убили ее. Бомбейский стаф П адски коварен, он только смеется над антибиотиками широкого спектра. Современные штаммы стафилококка замечательно приспособлены к выживанию в самой просторной, самой богатой, самой разнообразной среде на этой планете — на необъятных пространствах живой человеческой кожи.

Глаза у Джейн жгло, промежность чесалась, но по крайней мере у нее были чистые волосы и от нее хорошо пахло. Она даже научилась наслаждаться прикосновением чистой свежей бумаги к влажному нагому телу — ближайший в бригаде вариант к расхаживанию в шлепанцах, махровом халате и с накрученным на волосы полотенцем. Лагерь за стенами командной юрты звенел от диких воплей: очевидно, Эд Даннебекке подлил еще котел обжигающей воды в полотняную походную ванну. Горячая вода — это было так здорово! По крайней мере до тех пор, пока не открывались поры и овечий антисептик Эда не начинал вгрызаться в кожу.

Выключение систем бригады всегда было деликатной работой. Даже в небольших системах, таких как маленькие телефонные коммутаторы, имеется больше миллиона строк древних корпоративных бесплатных программ. Эти программы создавались в двадцатом веке огромными коллективами разработчиков, нанятых трудиться на такие ныне вымершие телефонные империи, как «AT amp;T» и «SPRINT». Это программное обеспечение было бесплатным, поскольку оно давно устарело и потому что те, кто когда-то его разработал, были либо уже мертвы, либо заняты другими вещами. Тогдашние армии телефонистов теперь рассеялись по всему свету, они вымерли, как советская Красная армия.

Эти армии разработчиков понемногу автоматически вытеснялись экспертными системами все более и более высокого уровня, которые производили контроль ошибок, отслеживали неполадки, выполняли перезагрузки, устраняли неисправности. Теперь всей этой технологией мог воспользоваться один-единственный человек — любой человек, у которого в руках окажется штепсель питания и клавиатура. Пот и талант десятков тысяч умных людей уместились в коробочке, которую можно было держать в одной руке и купить на блошином рынке.

Коммутационные станции бригады представляли собой дешевые, малазийского производства маленькие коробочки из рециркулированной пластмассы цвета блевотины. Они стоили примерно столько же, сколько пара хороших ботинок.

Во всем мире не оставалось ни единого человеческого существа, которое бы полностью понимало, что происходит внутри этих маленьких коробочек. Собственно, ни единое человеческое существо в мире никогда и не было в состоянии понять интеллектуальные структуры такой сложности. Любая из этих коробочек, работавших с программой в миллион строк, находилась далеко за пределами непосредственного восприятия даже самого гениального человеческого мозга. Было бы попросту невозможно детально, строка за строкой, проследить, как современные супернавороченные чипы перемалывают эту старую программу — это все равно что пытаться слушать одновременно все разговоры на званом вечере в помещении размером с Манхэттен.

Будучи отдельно взятым человеческим существом, вы могли контактировать только с интерфейсом этой программы, на очень отдаленном и абстрактном уровне. С программой приходилось вести переговоры мягко, политично и терпеливо, точно так же, как если бы это был двадцатый век и вы имели дело с телефонной компанией. Вы, собственно, и являлись владельцем телефонной компании двадцатого века — она вся заключалась внутри коробочки.

Когда вы карабкались все выше и выше по уровням интерфейса, прочь от скользкой материковой породы — «железа», перемалывающего нули и единицы, — это было похоже на ходьбу на ходулях, для которых затем подставлялись свои ходули, а для тех ходулей — еще одни. Вы могли воткнуть в коробочку разъем и лететь как ветер ветров — до тех пор, пока что-нибудь где-нибудь не ломалось настолько, что система системы вашей системы была уже не в состоянии это распознать, просчитать я откорректировать. И тогда вы просто выбрасывали эту коробочку и подключали другую.

Система бригады была капризной — и это еще мягко сказано. Так, например, очень много значил порядок, в котором вы отсоединяли подсистемы. Не существовало легкого или прямого объяснения тому, почему это имело какое-либо значение, однако значение имелось, и немалое.

Джейн вела аккуратное профессиональное наблюдение за всеми несообразностями системы, всем ее богатым набором бессмысленных высокоуровневых примочек, капризов и спазмов. Все существенное она записывала карандашом в отрывном кожаном блокнотике, который сохранила с колледжа. Сисадмин Микки и программщик Рик вначале с недоверием и скукой поглядывали на Джейн, когда она впервые серьезно взялась за систему бригады, но с тех пор она более чем доказала свою состоятельность. Ей удавалось развязывать такие узлы и пробивать такие заторы, над которыми Микки мог только дико чертыхаться, а Рик, по брови увязнув в программе, ходил по лагерю шатаясь, словно был пьян в стельку.