Читаем без скачивания Ленин. Вождь мировой революции (сборник) - Герберт Уэллс

Новости из провинции. Могилев объявил себя против большевиков. В Киеве казаки разогнали Советы и арестовали верх мятежных вождей. Совет и тридцатитысячный гарнизон Луги приняли резолюцию о верности Временному правительству, призывая всю Россию присоединиться к ним. Каледин разогнал все Советы и профессиональные союзы Донецкого бассейна: его войска подвигаются на север…

Представитель железнодорожников заявлял: «Вчера мы разослали по всей России телеграмму с требованием немедленного прекращения войны между политическими партиями и создания коалиционного социалистического правительства. В противном случае мы завтра же ночью объявим забастовку… Утром состоится совещание всех фракций для обсуждения этого вопроса. Большевики, по-видимому, ищут соглашения…». «Если только доживут до него!» – усмехнулся крепкий, краснощекий городской инженер…

Явившись в Смольный, мы застали, его не только не покинутым, но и еще более оживленным и деловитым, чем когда бы то ни было. Толпы рабочих и солдат входили и выходили, повсюду стояла двойная стража. Здесь мы встретили репортеров буржуазных и «умеренно»-социалистических газет.

«Нас выгнали! – кричал репортер «Воли Народа». – Бонч-Бруевич явился в пресс-бюро и велел нам уходить! Он сказал, что мы шпионы!» Тут все закричали в один голос: «Оскорбление! Насилие! Свобода печати!»

В вестибюле стояли длинные столы, загроможденные связками призывов, воззваний и приказов Военно-революционного комитета. Солдаты и рабочие таскали эти связки и укладывали на ожидающие автомобили. Вот как начиналось одно из воззваний:

«К позорному столбу!

В трагический момент, переживаемый русским трудовым народом, меньшевики-соглашатели и правые эсеры изменили рабочему классу. Они оказались на стороне корниловцев, Керенского и Савинкова…

Они печатают приказы изменника Керенского и сеют панику в городе, распространяя самые вздорные слухи о мнимых победах этого ренегата…

Граждане! Не верьте этим нелепым слухам! Нет той силы, которая способна победить восставший народ. Керенского и его соратников ждет скорое и заслуженное ими наказание…

Мы пригвождаем их к позорному столбу. Мы предаем их презрению всех рабочих, солдат, матросов и крестьян, на которых они собираются надеть старые цепи. И никогда не смыть им со своего чела клейма народного презрения и негодования…

Стыд и позор предателям народа!»

…Казаки Керенского были уже близко; у них была артиллерия. Секретарь фабрично-заводских комитетов Скрыпник уверял меня, что с Керенским идет целый корпус, и тут же решительно добавлял: «Живыми они нас не возьмут!..» Лицо его пожелтело и вытянулось от бессонных ночей. Петровский устало усмехнулся: «Может быть, завтра мы уснем… и уснем надолго…».

Худой рыжебородый Лозовский сказал: «Какие у нас шансы?.. Мы одиноки… Толпа – против обученных солдат!»

К югу и юго-западу от Петрограда Советы бежали от Керенского, а гатчинский, павловский и царскосельский гарнизоны раскололись: половина хотела оставаться нейтральной, а остальные без офицеров в хаотическом беспорядке отходили к столице.

В залах был развешен следующий бюллетень:

«Из Красного Села. 28 октября, в 6 час. утра.

Передать всем адресам Наштаверх, Главкосев, Начвосев, всюду и всем, всем, всем.

Бывшим министром Керенским по адресу всюду и всем дана заведомо ложная телеграмма о том, что войска революционного Петрограда добровольно сдали оружие и присоединились к войскам бывшего правительства, правительства измены, и что солдаты получили приказание от Военно-революционного комитета отступать. Не отступают и не сдаются войска свободного народа. Из Гатчины наши войска вышли ради избежания кровопролития между собою и своими заблуждающимися братьями казаками и для того, чтобы занять вне города более удобное положение, которое теперь настолько прочно, что если бы Керенский и его ближайшие соратники удесятерили свои силы, то все равно тревожиться не приходится. В наших войсках настроение прекрасное. В Петрограде все спокойно.

Начальник обороны города Петрограда и Петроградского района подполковник Муравьев».

Когда мы выходили из Военно-революционного комитета, в комнату вошел мертвенно бледный Антонов. В руках его была какая-то бумага.

«Разошлите это!» – сказал он.

«Всем районным Советам рабочих депутатов и фабрично-заводским комитетам.

Приказ

Корниловские банды Керенского угрожают подступам к столице. Отданы все необходимые распоряжения для того, чтобы беспощадно раздавить контрреволюционное покушение против народа и его завоеваний.

Армия и Красная гвардия революции нуждаются в немедленной поддержке рабочих.

Приказываем районным Советам и фабрично-заводским комитетам:

1) Выдвинуть наибольшее количество рабочих для рытья окопов, воздвигания баррикад и укрепления проволочных заграждений.

2) Где для этого потребуется прекращение работ на фабриках и заводах, немедленно исполнить.

3) Собрать всю имеющуюся в запасе колючую и простую проволоку, а равно все орудия, необходимые для рытья окопов и возведения баррикад.

4) Все имеющееся оружие иметь при себе.

5) Соблюдать строжайшую дисциплину и быть готовыми поддержать армию революции всеми средствами.

Председатель Петроградского Совета раб. и солд. депутатов народный комиссар Лев Троцкий.

Председатель Военно-революционного комитета главнокомандующий округом Николай Подвойский»

Когда мы вышли из Смольного и очутились на темной и мрачной улице, со всех сторон неслись фабричные гудки, резкие, нервные, полные тревоги. Рабочий народ – мужчины и женщины – выходил на улицу десятками тысяч. Гудящие предместья выбрасывали наружу свои обтрепанные толпы. Красный Петроград в опасности! Казаки!.. Мужчины, женщины и подростки с ружьями, ломами, заступами, мотками проволоки, патронташами поверх своей рабочей одежды тянулись по грязным улицам к югу и юго-западу, к Московской заставе… Город никогда не видал такого огромного и стихийного людского потока. Люди катились, как река, вперемежку с солдатскими ротами, пушками, грузовиками, повозками. Революционный пролетариат шел грудью на защиту столицы рабочей и крестьянской республики!

Перед дверью Смольного стоял автомобиль. К его крылу прислонился худой человек в толстых очках, под которыми его покрасневшие глаза казались еще больше. Засунув руки в карманы потертого пальто, он через силу произносил какие-то слова. Тут же беспокойно похаживал взад и вперед рослый бородатый матрос с ясными молодыми глазами. На ходу он рассеянно поигрывал неразлучным огромным револьвером синей стали. Это были Антонов и Дыбенко.