Читаем без скачивания Вне корпорации - Дэни Коллин

У Джастина ужасно болела спина после сильного удара о бетонный парапет. Ему даже показалось, что его тоже задело огнем «своих». Последнее, что он запомнил, — сила, с которой он уцепился пальцами за карниз, ослабела, он перешел в свободное падение и ухнул в пустоту. Перед глазами мелькнула дальняя крыша Эмпайр-Стейт-центра. А потом вокруг снова все почернело.

Доктору Таддиусу Джиллету исполнилось сто три года, однако он выглядел на тридцать пять и ни днем старше. В его положении неприлично казаться мальчишкой. Получив статус выдающегося профессора, Таддиус немедленно отправился в ближайший центр модификации тела и дополнительно состарил себя на тринадцать лет. У него были черные курчавые волосы с проблеском седины на висках, глубоко посаженные карие глаза и усталый взгляд человека, который с утра до ночи читает лекции и пишет научные статьи. Сейчас он стоял в центре Нью-Йорка, на триста седьмом этаже небоскреба, перед дверью, ведущей в роскошные апартаменты. За дверью обитал человек, который, если уж на то пошло, имел все основания стать его пациентом. Странный мир, подумал доктор. С помощью цифродруга он получил представление о скандальной пресс-конференции Джастина Корда. Особенно его заинтересовала сцена, когда Джастин на глазах у всего мира набросился на Гектора Самбьянко. Если бы Корда не оттащили, он бы избил Гектора до полусмерти. Таддиус заметил, что с лица Самбьянко во время драки не сходила самодовольная улыбка — даже когда кулаки Джастина замелькали в нескольких сантиметрах от его физиономии. Доктору стали любопытны причины явного равнодушия — а может, даже радости Самбьянко. Естественно, в первую очередь он хотел побеседовать с доктором Харпер и только потом сообщить что-либо директору Маккензи и своим коллегам. Кроме того, Таддиус заметил, что успокоить Джастина удалось именно доктору Харпер. От него не укрылось, как Корд внимательно слушает Нилу, позволят ей достучаться до себя. Правда, запись не давала представления о том, как сама доктор Харпер относится к Джастину Корду. Доктор Джиллет от всей души надеялся, что его подозрения не оправдаются. Таддиуса учили понимать мельчайшие подробности языка тела, но даже он ни в чем не был уверен до конца. И все же ему показалось, что он заметил кое-какие опасные признаки. Хотя такое случалось редко, это не первый случай, когда реаниматолог испытывает нежные чувства к пациенту. В конце концов, стремление защищать пациента вполне естественно. Решительно неестественным был катастрофический результат, к которому всегда приводили подобные истории. Доктор Джиллет напомнил себе обязательно обсудить данный вопрос с доктором Харпер. Подготовившись, он выключил дисплей цифродруга и нажал кнопку звонка. Вход почти сразу растаял, и Таддиус очутился лицом к лицу с напуганной, но испытавшей явное облегчение Нилой Харпер.

— Спасибо, что приехали! — сказала Нила.

— Моя дорогая, молодая и талантливая доктор Харпер, это вам спасибо, что пригласили. Кому же не хочется войти в историю!

Нила вежливо улыбнулась и провела доктора в просторную гостиную, а затем жестом указала на кресло.

— Кстати, — Таддиус огляделся, усаживаясь, — может ли моя выдающаяся, но испытывающая жажду историческая фигура побеспокоить вас? Не принесете ли стакан холодного чая?

— Конечно, доктор, — ответила Нила.

Вернувшись с напитками, она протянула доктору стакан и села на диван напротив Таддиуса. Их разделял невысокий журнальный столик.

Нила сказала:

— Труднее всего было убедить Джастина в том, что мне нужно проконсультироваться с вами.

— Значит, у вас с ним сложились доверительные отношения? — спросил Таддиус.

— Насколько Джастин способен кому-либо доверять — да, между нами установились такие отношения. Хотя, подозреваю, они играют роль скорее защитного покрывала, чем путеводителя. Откровенно говоря, нередко чувствую себя пусть и знаменитым, но цифродругом.

— Доктор Харпер, — ответил Таддиус, расплываясь в улыбке, — более трудного пациента мне еще не доводилось встречать, и вы замечательно над ним потрудились! Никто не мог бы предугадать, с какими трудностями вы столкнетесь, включая откровенную диверсию!

Нила благодарно улыбнулась в ответ, и Джиллет увидел: ей очень нужно выговориться.

— На меня произвел также глубокое впечатление ваш звонок, — добавил он.

— Доктор, — ответила Нила, — я понимаю, что ваша оценка очень высока.

— И вполне заслуженно, — рассмеялся Джиллет. — Я хочу сказать, что многие молодые реаниматологи на вашем месте попытались бы все проделать самостоятельно, чтобы присвоить все заслуги себе. Вы так не поступили и тем самым продемонстрировали здравомыслие и зрелость… Хотя не скрою, вряд ли я бы так же радовался, если бы вы позвонили не мне, а доктору Бронстейну.

— Возможно, я и хороший специалист, доктор Джиллет, но я не такая дура, чтобы думать, будто талант может возместить опыт, у меня его недостаточно, а вам его не занимать. При всем уважении к доктору Бронстейну, к его выдающемуся уму, по-моему, он слишком верит в теории, как правило свои собственные. Судя по тому, что я о вас читала, и судя по вашим статьям, я решила, что вы человек более открытый и гибкий… А на нас со всех сторон оказывают давление.

— Милая девочка, — ответил доктор, — думаю, вы изящнее других выразили мою главную мысль, «вы способны все быстро ухватить». Кстати, прошу, зовите меня Таддиус.

— Отлично, Таддиус, но только если вы будете звать меня Нилой.

— Договорились, — ответил он, дружелюбно улыбаясь. — Позвольте лишь повторить, что я верю: у вас все прекрасно получается. Помните, подобного случая в нашей практике еще не было и вряд ли когда-нибудь будет. Здесь вы такой же специалист, как и я, и даже в чем-то опытнее меня!

Вначале Нила держалась скованно, в присутствии знаменитого профессора она казалась себе ничтожной и неопытной. Слова Джиллета не только успокоили ее, она поняла, что с надеждой ждала приезда Джиллета, надеясь на заслуженную передышку.

Она стала пить мелкими глотками. Несколько секунд тишину нарушало лишь звяканье кубиков льда о стенки стакана.

— Можно задать вам… личный вопрос? — спросил доктор Джиллет.

— Во-первых, доктор Джиллет… то есть Таддиус, вам не нужно спрашивать разрешения… каждый раз. Просто спрашивайте. Во-вторых — да, конечно!

— Постарайтесь не обижаться, — продолжал он, желая постепенно подготовить ее. Впрочем, по ее реакции он понял, что она уже обо всем догадалась. — До какой степени доверяет вам мистер Корд?

Намек был очевиден. Нила постаралась взять себя в руки.

— Пожалуйста, Нила, простите меня, но я кое-что заметил на записи пресс-конференции и немного встревожился. Поправьте меня, если я ошибаюсь… Все дело в том, как вы на него смотрели, говорили с ним, только и всего. Если уж я что-то заподозрил, не исключено, что и другие тоже что-то заметили.

Нила сосчитала до пяти и глубоко вздохнула.

— Отвечаю на ваш вопрос, — с усилием произнесла она. — Таким способом, на какой вы намекаете, я его доверие не завоевывала.

Таддиус наблюдал и слушал, но остался не удовлетворен. Некоторые ранки следовало растравить, другие устранить на месте. Пока он не будет убежден в том, что ошибся, нужно надавить посильнее.

— Нила, мы с вами коллеги, — продолжал он. — То, что вы скажете, останется между нами, как будто это сказал Джастин или любой другой пациент.

Нила задумалась, прежде чем ответить. Даже если молчание выдавало ее, то, что она собиралась облечь в слова, не способен был произнести ни один человек в здравом уме. Она уже представляла, как соседи говорят: «Она была такой славной девочкой… никогда не жалела доброго слова… ни за что бы не поверил…» Вот какие мысли вихрем проносились у нее в голове, пока она решала, делать или нет признание, способное навсегда изменить ее жизнь. Но в конце концов она решила, что должна выговориться, рассказать, что она чувствует. Пусть даже для того, чтобы разобраться в своих чувствах и изгнать их из своей души. Нила устала. Устала чувствовать себя грязной… устала смущаться. Кому же ей признаться, как не выдающемуся специалисту-реаниматологу Таддиусу Джиллету?

— Таким способом я его доверие не завоевывала, — повторила она шепотом, еле слышно. — Но, да простит меня Дамзах… мне очень этого хотелось!

Признавшись, она ссутулилась.

Таддиус ничего не сказал — даже не посочувствовал.

— Сама не верю, что это сказала, — продолжала Нила, плотно сжимая губы, как будто сквозь них сочилась желчь. — Это идет вразрез со всем, чему меня учили, и если бы мне сказали, что я когда-нибудь испытаю подобные чувства к своему пациенту… я бы тут же взорвалась. Узнай я о том, что другой реаниматолог чувствует то, что я чувствую сейчас, я бы не испытывала к нему или к ней ничего, кроме презрения. Но, Таддиус, как я ни стараюсь, я смотрю на него иногда… слушаю его, иногда чувствую его запах… и мои мысли больше не являются мыслями профессионала…