Читаем без скачивания Книга формы и пустоты - Рут Озеки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет. Опять не угадал, – усмехнулась она.
– Извини, – нахмурился Бенни. – Я думал, что ты та девушка, которую я знаю. По больнице.
– Ну, да, это я.
– Так как тебя зовут?
– В зависимости от обстоятельств. Здесь меня называют Алеф.
– Эльф?
– Нет. Алеф. А-Л-Е-Ф. Как первая буква финикийского алфавита. Вот, – Алеф сдвинула хорька в сторону (те остались недовольны), расстегнула молнию на толстовке и сняла рукав, обнажив плечо, на котором была вытатуирована буква «А», лежащая на боку. Горизонтальная перекладина выходила за косые линии, и все это было как бы заключено в круг:
– Это мой художественный псевдоним. Мне дал его Би-мен. Это из Борхеса.
– Круто, – сказал Бенни, теряясь в догадках, кто такой Би-мен и что такое борхес.
Алеф, вытянув шею, критически осмотрела татуировку.
– Ну, не знаю, насколько круто. Предполагалось, что это будет «алеф», который превращается в символ анархии, но, по ходу, он просто упал.
– Очень жаль, – сказал Бенни.
Хорек вздохнули. Алеф пожала плечами.
– Татуировки, – сказала она. – Ты же понимаешь.
Он не понимал, но все равно кивнул.
– На самом деле мне все равно, – сказала она, поправляя толстовку. – Когда дело доходит до букв, у меня начинается что-то вроде дислексии, я их вижу вверх тормашками. Би-мен говорит, это значит, что я хороший художник.
Хорек зевнули, закрыли глаза, прикрыли нос лапой и заснули. Они выглядели очень довольными собой, уютно устроившись между грудей Алеф. Бенни отвел взгляд, понимая, что Алеф рассматривает его.
– Я за тобой наблюдала, – сказала она. – Ты приезжал сюда все лето, а теперь прогуливаешь школу, засыпаешь над книгами, пускаешь слюни и все такое, в общем, я так понимаю, тебя посадили на какие-то сильные лекарства, а твои одноклассники – говнюки, и школа для тебя – не вариант.
Бенни кивнул. Она все так четко изложила, что и добавить было нечего.
– Одного я не пойму: зачем ты прячешься от Би-мена? Он не может подняться на этот этаж из-за своей ноги. И ведь ты, как я понимаю, это знаешь?
– Кто такой Би-мен?
– Тот чувак с бутылками. Его имя Славой, но мы зовем его Бутылочник. Сокращенно Би-мен.
– Бродяга в инвалидном кресле? – спросил он. – Ты его знаешь?
– Конечно, – кивнула Алеф. – Мы ему помогаем, а он учит нас всяким штукам. Вообще-то, он очень известный поэт у себя в Словении. Он здорово помог тебе, когда провел мимо Сциллы и Харибды.
– Мимо кого?
– Мимо охранника и библиотекаря у стола регистрации.
– Их так зовут?
– Нет, дурачок, – рассмеялась она. – Конечно, нет. Это из греческой мифологии. Харибда – это водоворот, а Сцилла – свирепое морское чудовище, которое пожирало людей…
«Тревога! Тревога!»
Бенни глубоко вздохнул.
– Не называй меня так.
– Свирепым морским чудовищем?
– Нет, – сказал он громко, слишком громко для Библиотеки. – Дурачком. Я не дурачок.
Он уже не мог смотреть на Алеф, поэтому смотрел куда-то за ее плечо.
– Верно, – сказала она, кивая. – Извини. Ты прав. Это я зря.
– И я не нуждался в его помощи.
– Как скажешь.
– И вообще, он чокнутый псих.
Алеф покачала головой.
– Нет. Вот тут уже ты ошибаешься. Он не чокнутый. Не больше чем я или ты.
«Тревога! Опасность!» Но нет, в ее словах не было никакой опасности. Они просто повисли в воздухе, а у Бенни внутри медленно росло недоумение. Он почувствовал печальную тяжесть, похожую на холодный мокрый песок на пустынном пляже в середине зимы, и понял, что может позволить песку похоронить себя или может попытаться пройти по нему. Он сделал шаг. Песок под ногами был твердым, и он понял, что сейчас рискнет рассказать ей все.
– Насчет тебя я не знаю, – произнес он. – А я чокнутый.
«Нет!» – крикнул голос внутри, и песок начал подаваться под ногами.
– С чего ты взял? – нахмурилась Алеф.
– Все так говорят, – сказал он, проваливаясь еще глубже.
«Вот видишь! – произнес голос, только теперь это был другой голос, насмешливый и злобный. – Заткнись, тупой ты дурень, просто заткнись, мудила…»
– Люди говорят много всякой фигни. Почему ты им веришь?
– Потому что они правы. Я действительно сумасшедший, – сказал он, и вот уже не было вокруг ни песка, ни земли, ни пляжа, один только этот голос, похожий на пронизывающий ветер, доносился со всех сторон. «Сперва ты раскололся перед врачихой, и она упрятала тебя в психушку. Потом ты рассказал об этом ребятам в школе, и они теперь готовы срать на твою чокнутую башку…»
– Но ты-то почему так решил? – донесся откуда-то издалека голос Алеф.
Бенни не хотел, чтобы и она его возненавидела. Его тело онемело. Он прижал онемевшие руки к онемевшим ушам и начал раскачиваться и напевать, чтобы заглушить этот новый ужасный голос, который повторял «му-дак, му-дак, му-дак» в такт ударам его сердца.
– Потому что я слышу всякую хрень, – сказал он. Он говорил так тихо, что Алеф пришлось наклониться к нему.
– Все слышат всякую хрень, – прошептала она в ответ.
– Нет, – сказал он. – Это другое. Я слышу вещи. Их голоса.
– И что?
Бенни перестал раскачиваться и поднял голову.
– Многие люди слышат голоса, – пожав плечами, сказала Алеф.
– Разве?
Она кивнула и протянула руку. Пальцы ее были испачканы краской, а ногти обгрызены.
– Ты весь дрожишь, – сказала она. – И дыхание учащенное. Можно мне до тебя дотронуться?
Он кивнул, но невольно дернулся, когда она положила руку ему на грудь. Под мягким нажимом ее ладони он чувствовал свое сердце – оно билось, как бьется о стекло попавшая в ловушку птица. Алеф держала так свою ладонь маленьким, теплым грузом, пока бешеный трепет его тела не утих. А когда дрожь прекратилась и Бенни начал нормально дышать, она легонько толкнула его в грудь. Когда Алеф убирала руку, ладонь ее была сложена чашечкой, как будто она держала что-то. Прикрыв это другой ладонью, чтобы оно не улетело, она вытянула руки и, приоткрыв ладони, показала это Бенни. Он услышал звук, мягкий, влажный, пульсирующий в быстром ритме, посмотрел вниз и увидел. В ее перепачканных краской руках колотилось его сердце.
– На, – сказала она, протягивая ему сердце обратно. – А ты мне нравишься, Бенни Оу.
Бенни
На самом деле она не вернула мне сердце; это я так чувствовал, как будто мое сердце вылетело из груди и лежало в ее руках, обнаженное и ободранное, и билось как бешеное, но хоть она и предлагала вернуть его, на самом деле мое сердце не хотело возвращаться. Мое сердце было счастливо в ее ладонях. Оно хотело остаться там навсегда.
В тот момент, когда она протянула руку, чтобы прикоснуться ко мне, я
