Читаем без скачивания Звезды над обрывом - Анастасия Вячеславовна Дробина

«Немного же осталось. Уже день прибавился, уже светлей… Скоро – весна, а там уж – всё!»

Держать себя на людях Ибриш всегда умел, парни из бригады ничего не замечали, и единственным, кто, кажется, понимал, что с ним творится, был всё тот же Матвей. Впрочем, вопросов он не задавал и лишь один раз, уже в самом конце зимы, с напускным безразличием поинтересовался:

– Весной-то подорвёшься, горе таборное?

На «горе таборное» Ибриш давно не обижался, но непоколебимая уверенность в Мотькином голосе удивила его.

– С чего? Не собирался…

– Другому кому ври! – хмыкнул Мотька. – Усвистнёшь ведь враз, едва теплом потянет! Думаешь, не знаю, что с вашим братом делается, когда солнышко пригреет? Думаешь, у меня самого не свербит по весне?.. Поначалу знаешь как мучился? В первый год даже не выдержал – ушёл в Крым шманаться… Только осенью сюда вернулся, думал – всё, не возьмут… Спасибо Парменычу: хороший человек, назад принял.

– Так ты цыган всё-таки, Наганов?

– Сколько раз говори-ить! – тихо взвыл Мотька. Но, увидев ухмылку на лице Ибриша, рассмеялся сам. – Та не… Просто характер такой улетучий – невесть в кого. Я тебе это затем говорю, что знаю: в первый год тяжело, а потом – привыкаешь. Может, и ты перетерпишь как-нибудь? А то ведь, знаешь… совестно потом будет назад проситься. С нами тут как с людями, а мы, сволочи… В других-то колониях и близко такого нет, знаю что говорю!

– Я не попрошусь. У меня семья в таборе.

Матвей понимающе усмехнулся – и больше к этому разговору они не возвращались.

Однажды (было уже начало апреля) дежурный командир сказал Ибришу, что его вызывает к себе заведующий колонии. Заканчивалась смена в цеху, парни выключали станки, убирали металлическую стружку, натирали канифолью приводные ремни. Ибриш вытер руки ветошью, сгрёб стружку в ведро, снял спецовку, умылся и отправился по вызову. По пути он на всякий случай перебрал в мыслях все свои последние грехи, ничего существенного не вспомнил и, хоть убей, не мог понять, зачем его вызывают.

– Товарищ заведующий колонией! Воспитанник Беркулов по вашему приказанию…

– Вольно. Садись, Беркулов.

Ибриш присел на скрипучий стул у стола – и только сейчас заметил стоящую у окна, за спиной завкола, Ольгу Витольдовну Кременецкую. Преподавательница математики потушила папиросу в пепельнице, уставилась на слегка опешившего Ибриша ледяными голубыми глазами и спросила:

– Ты разобрался с подобиями треугольников, Беркулов?

– Ещё вчера, Ольга Витольдовна, – осторожно ответил Ибриш. – Вечером посидел с Лаптевым из шестой, он мне растолковал. Четвёртая задача только не пошла, но…

– Ничего удивительного. В четвёртой всё решается через теорему Фалеса, а тебе это пока рановато. – Кременецкая обернулась к заведующему. – Вы видите, Антон Пармёнович? Парень учится здесь одну зиму – и уже разобрался в планиметрии! Мой гимназический учебник за седьмой класс читает как роман! У него абсолютно инженерный мозг и чёткое геометрическое мышление! Как бы мне не пришлось через год объяснять ему дифференциальное исчисление и комплексные числа! Всей группе решает уравнения, причём – разными способами! Да, Беркулов, не делай невинное лицо! Каждую контрольную над группой записки летают эскадрильями, а принимающий аэродром – на твоей парте! Вы собираетесь с этим что-нибудь делать, Антон Парменович?

– С эскадрильями?..

– С Беркуловым! Вы знаете, что вчера он пришёл на занятие совершенно неподготовленным? Спал сидя, зевал, как гиппопотам! Я его, разумеется, вызвала к доске отвечать вчерашнюю тему, которую он не потрудился повторить! Так он заглянул в мой учебник на столе, увидел схему – и через минуту решил задачу! Только единожды посмотрев на рисунок в книге! Не прочитав текста, не ознакомившись с теоремой! На что это, по-вашему, похоже, Антон Парменович?!

– Беркулов, тебе не стыдно? – не поднимая взгляда от бумаг, спросил заведующий.

Ибриш понял, что дела его плохи.

– Простите, Ольга Витольдовна. Ей-богу, не буду больше…

– Ты почему ночью не спал? Чем был так занят?

Ночью Ибриш, разумеется, читал при огарке свечи.

– Спал, ей-богу… Как убитый спал! Вот хоть и ребят спросите!

– Он спал! – саркастически заметила математичка. – Антон Парменович, обратите внимание: у него из сумки торчит толстенный том Жюля Верна! Оля Яковенко говорит, что выдала ему книгу только вчера – а закладка вложена уже в самом конце! Беркулов, где элементарная логика в твоём утверждении о ночном сне?

Ибриш, понимая, что взят с поличным, уставился в пол.

– Вы намерены с этим что-то делать, Антон Парменович? – грозно воззвала Кременецкая. – Я такое вижу впервые за двадцать пять лет работы! Это просто не укладывается ни в какие рамки! И если вы пустите процесс на самотёк, то совершите преступление!

Ибриш окончательно убедился, что его сейчас отправят из колонии в ДОПР, из ДОПРа – в комиссию, там выяснится, что ему уже девятнадцать, суд поднимет дело, ему накрутят на полную катушку и…

– Ольга Витольдовна! Ей-богу, виноват, не буду больше! Вот чтоб мне мать родную не… – Он осёкся, увидев, что Семёнов, отбросив бумагу и сняв очки, хохочет самым откровенным образом. Ибриш испуганно поднял глаза на учительницу – и убедился, что железобетонная Кременецкая улыбается тоже. В живот словно провалился подтаявший кусок льда. Ибриш ничего не понимал.

– Антон Парменович, этому молодому человеку нужно заниматься по-настоящему! – Ольга Витольдовна снова стала серьёзной. – И не выбрасывать время на проиключенческие романы, а тратить его с пользой, да-да! Со своей стороны, я готова пройти с ним за полгода две группы. Поверьте, это возможно! Беркулов уже не ребёнок, ему надо спешить, наступая самому себе на пятки! В следующем году должен быть рабфак, через два года уже ВУЗ! Только так и никак иначе! Беркулов, как у тебя с другими предметами?

Ибриш, понимая, что должен отвечать, не мог выжать из себя ни слова.

– У него плохо с русским языком, Ольга Витольдовна, – ответил вместо Ибриша заведующий. – Пишет ужасно, ошибок – море… несмотря на постоянное чтение.

– Возмутительно! – отрезала Кременецкая. – Нужно исправлять! Это может ему помешать в дальнейшем!

– Но вы же знаете, что у Беркулова не было систематического образования…

– Я знаю, что человек, если пожелает, может добиться абсолютно всего! – Ольга Витольдовна взяла со стола завкола коробку своих папирос и тронулась к двери. – Беркулов, изволь завтра же ответить мне: намерен ты готовиться к поступлению на рабфак следующим летом, или нет! Я жду. И больше никаких Жюль Вернов в ночное время суток, ты слышал? А лучше – вообще никогда!

– Есть никаких Жюль Вернов… – автоматически ответил Ибриш.

Дверь за математичкой захлопнулась. Ибриш обалдело уставился на заведующего.

– Насчёт Жюля Верна товарищ Кременецкая, конечно, погорячилась, –